К. Типпельскирх указывал также на тот факт, что в годы Первой мировой войны русская армия в боях с германской армией не продемонстрировала особых боевых качеств. В 1917 г. против 110 австро-германских дивизий безуспешно действовало свыше 200 русских дивизий. Одна из причин этого - организационные неурядицы (снабжение, разведка, планирование, связь, управление), тогда как победа над армией Самсонова в 1914 г. была бы невозможна без четкой работы германских железных дорог. Казалось бы, немецкий военный атташе, наблюдая на военных парадах грозно двигающиеся по Красной площади танки и орудия, должен забить тревогу. Однако в германском Генштабе были уверены, что после гибели кадров, связанных с именами Тухачевского и Уборевича, новое командование распорядиться с толком этой силой не сумеет. И разве они оказались не правы?
Красная Армия столкнулась с противником, известным своей организованностью. Скрупулезность в подготовке рядового и офицерского состава вермахт взял из кайзеровской армии. Военную доктрину сокрушающего нацеленного удара Мольтке - Шлифена модернизировали стратегией блицкрига, главным оперативным компонентом которой являлось массированное применение танков при авиационной поддержке наземных войск. "В целом сухопутные войска настолько отвечали задачам, поставленным войной, что даже для них самих это оказалось неожиданным", - отмечал К. Типпельскирх (с.11){17}. И такой вывод вполне оправдан, учитывая, что вермахт как массовая армия стал формироваться лишь с 1936 г. По времени подготовки и количеству обученных резервистов Германия намного уступала своим вероятным противникам. То, что вермахту удалось ликвидировать разрыв в боевой выучке личного состава за такой короткий срок, достойно внимания и анализа как пример эффективности организационных мероприятий.
Фактор времени является одним из важнейших в политике, экономике, науке, военном деле. И здесь фашистская Германия его даром не теряла. В августе 1936 г. Гитлер в секретном меморандуме сформулировал цели, которых намеревался достичь. Он писал: "Я ставлю следующие задачи: 1) Через 4 года мы должны иметь боеспособную армию. 2) Через 4 года экономика Германии должна быть готова к войне".
Все было выполнено точно в срок. Появление вермахта можно отнести к организационному чуду. Создать в такие сжатые сроки многомиллионную армию, обеспечить ее материально-техническую часть, проведя огромные по объему конструкторские работы в условиях дефицита многих видов сырья и материалов, бесспорное достижение государственного управления Германии. Но главное - не объемные показатели, а достигнутый уровень боеспособности молодых вооруженных сил. Хотя и ранее германскому руководству удавалось сделать схожий военный рывок - в XIX в. Тогда прусская армия, возглавляемая Мольтке, бледно показав себя в войне с Данией в 1864 г., уже в 1866 г, на удивление всей Европе, молниеносно громит австрийскую, а в 1870-м и французскую армию, считавшуюся луч щей в мире. И дело заключалось не в многочисленности прусских вооруженных сил или наличии некоего супероружия. Прусскому командованию удалось быстро развить потенциально сильные и блокировать слабые стороны своей армии и в сочетании с лучшей разведкой, передовой стратегией и хорошей дисциплиной добиться необходимого перевеса. Это те организационные качества, от недостатка которых страдали русские вооруженные силы в войне 1877- 1878 гг. и которых просто катастрофически не хватало в 1904-1905 гг. и в Первую мировую... Увы, и японцы, и германцы били русскую армию не числом, а умением. Поэтому вредным и недальновидным было бы причину всего происшедшего в 1941 г. видеть в пресловутом мифическом "превосходстве". В деле овладения искусством организации и управления у России столь много пробелов, что учиться преодолевать их нужно, опираясь в том числе и на исторический опыт. А о том, как мы можем наладить дело организации, на какую высоту ее поднять в сравнении с противником, свидетельствует тот же опыт Великой Отечественной войны. Но в 1941 г. до этого было еще далеко.
Моральный фактор
Итак, "верхи" летом 1941 г. достойно воевать еще не умели, а "низы"?
В первом издании мемуаров К.К. Рокоссовского цензура выбросила слова, восстановленные лишь в издании 1997 г.: "Они (войска. - Б.Ш.) подверглись шоку. Чтобы вывести их из этого состояния, потребовалось длительное время". И это была правда. Но была и другая...
Если советские историки сокрушались, что войска Красной Армии не были своевременно подтянуты к границе из глубины страны, то Г.К. Жуков в мемуарах возразил им, но тоже "по-советски", т.е. с долей фальсификации: "Вполне возможно, что наши войска, будучи недостаточно обеспеченными противотанковыми и противовоздушными средствами обороны, не выдержали бы рассекающих мощных ударов бронетанковых сил врага и могли оказаться в таком же тяжелом положении, в каком оказались армии приграничных округов" (с. 260){6}. Куда более откровенно и верно эта мысль была выражена в не опубликованном при жизни Жукова отклике на статью маршала А.М. Василевского. Жуков по-военному четко заявил: "Думаю, что Советский Союз был бы разбит, если бы мы все свои силы развернули на границе... Хорошо, что этого не случилось, а если бы главные наши силы были бы разбиты в районе государственной границы, тогда бы гитлеровские войска получили возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 году. Г. Жуков. 6.XII.65 г." (с. 67){18}. Вот так! Не больше и не меньше. То же самое Жуков говорил ранее историку В.А. Анфилову, когда они обсуждали судьбу проекта директивы от 15 мая 1941 г. с предложением превентивного удара. Как известно, Сталин ее отклонил. Маршал заметил: "Сейчас же я считаю: хорошо, что он не согласился тогда с нами. Иначе, при том состоянии наших войск, могла бы произойти катастрофа гораздо более крупная, чем та, которая постигла наши войска в мае 1942 года под Харьковом" (1995, No 3, с. 40-41){19}. Вот и ответ тем, кто ныне считает, что напади Красная Армия первой в 1941 г., то она бы показала рейху "кузькину мать".
Чем же войска на границе отличались от тех же войск в глубине Советского Союза? Принципиально ничем. Но если у границы немецкие войска были сконцентрированы, то по мере продвижения в глубь страны они растекались, подобно армии Наполеона, по ее бескрайним просторам и постепенно теряли свою ударную мощь. Тем самым у противостоящей стороны появлялись шансы улизнуть от поражения.
В чем состояла глубинная слабость Красной Армии? Помимо уже отмеченных чисто военных изъянов, Красная Армия в 1941 г. имела еще один порок, который тщательно маскировался советской пропагандой, - это нежелание огромного числа солдат воевать. Г.К. Жуков говорил К. Симонову: "У нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в начальный период войны. А войска... не только отступали, но и бежали, и впадали в панику". И вывод: "В начале войны мы плохо воевали не только наверху, но и внизу" (с. 335){20}.
Этой темы в советское время с учетом цензуры чуть более внятно удалось коснуться лишь генералу А.В. Горбатову. В своих мемуарах он неоднократно и достаточно подробно писал о низком боевом духе солдат и офицеров. Вот он рассказывает, что солдаты 501-го стрелкового полка 25-го стрелкового корпуса в июле 1941 г. под Витебском при первом же артналете спешили отойти в тыл. Паника необстрелянных бойцов? "Не пройдя и трехсот шагов, мы увидели с десяток солдат, сушивших у костра портянки. У четверых не было оружия" (с. 217){21}. А вот еще деталь: "Мы стали догонять разрозненные группы, идущие на восток... Останавливая их, я стыдил, ругал, приказывал вернуться, смотрел, как они нехотя возвращаются" (с. 217){21}. Нехотя возвращались в строй солдаты и позже. Уже вспоминая события октября - ноября 1941 г., А.В. Горбатов писал: "Мы производили анализ потерь за время отступления.
Большая часть падала на пропавших без вести, меньшая часть - на раненых и убитых (главным образом командиров, коммунистов и комсомольцев). Исходя из анализа потерь, мы строили партийно-политическую работу, чтобы повысить устойчивость дивизии в обороне. Если в дни первой недели мы выделяли 6 часов на работы по обороне и 2 часа на учебу, то в последующие недели соотношение было обратное" (с. 230){21}. Признание показательнейшее: обучение солдат военному делу было в тот момент менее значимым, чем пропагандистская обработка сознания красноармейцев. Ведь что толку обучать солдата, если тот норовит при первой же возможности "пропасть без вести"? Поведал Горбатов и о том, как боролись в рамках выделенных 6 часов с настроем красноармейцев сдаваться в плен. Комиссар Горбенко "довел до сведения солдат рассказ убежавшего из плена красноармейца Фролова о зверском обращении немцев с нашими пленными, об изнурительных работах и голодном пайке. В числе пленных Фролов видел и тех, кто сдался добровольно, и к ним отношение было таким же зверским. И они сильно ругали себя за то, что, поверив пропаганде противника, сдались в плен" (с. 232-233){21}.
Воспоминания, подобные этим, единичны, потому что цензура была на страже тезиса "морально-политического единства партии и народа". Например, она вымарала подобные факты из мемуаров Рокоссовского и вряд ли только у него одного. И теперь непросто собрать свидетельства обратного счета, которые либо не сохранились, либо погребены в архивах. Кое-что начинает извлекаться на свет Божий. Например, опубликовано донесение заместителя Кирпоноса генерала Ф.С. Иванова о своей инспекционной поездке в войска, где он честно писал: "Моральное состояние пехоты 27-го и 36-го стрелковых корпусов очень низкое... Много случаев оставления артиллерии и боевых машин на дорогах и на поле боя. Мною созданы заградительные отряды, но их стремятся обойти полями. Проверяя организованную мною из задержанных разрозненных частей оборону в Ровно, последнюю не обнаружил. Разошлась..." (с. 160){3}.
Показателен, например, такой штрих. В ходе следствия по делу бывшего командующего 12-й армией П.Г. Понеделина, расстрелянного в 1950 г., один из пунктов обвинения состоял в том, что в плену он вел дневник, где "подвергал антисоветской критике политику советской власти в отношении коллективизации сельского хозяйства, восхвалял врагов народа и клеветал на боеспособность советских войск" (с. 152){22}. Его товарищ по плену и коллега по службе, бывший командарм 6-й армии И.Н. Музыченко показал, что "он лично видел дневник, в котором Понеделин, излагая причины неудач Советской Армии в 1941 г., клеветнически отзывался о колхозниках" (с. 154){22}. За этими эвфемизмами совпартовского новояза скрывается следующее.
П.Г. Понеделин одну из основных причин неустойчивости войск Красной Армии видел в нежелании крестьян воевать за колхозно-крепостнический строй. Сам Н.С. Хрущев признавал, что "среди военных были "нехорошие настроения". Отступаем, потому что солдат не чувствует, за что он должен воевать, за что он должен умирать... сейчас все общее, все колхозное. Поэтому, мол, нет стимула" (с. 87){23}.
Теперь, когда приоткрылись архивы, появляется все больше свидетельств отсутствия поголовного "морально-политического единства партии и народа". Позволю привести еще одно такое показание очевидца. Писатель Н. Богданов послал письмо на имя Сталина, в котором сообщал: "Я был на передовой позиции с августа 1941 г. не просто как военнослужащий, но как писатель, как психолог, как научный работник, изучающий происходящее. Я видел массу примеров героизма, но я видел и то, как целыми взводами, ротами переходили на сторону немцев, сдавались в плен с вооружением без всяких "внешних" на это причин. Раз не было внешних, значит, были внутренние" (с. 534){24}.
Нежелание воевать за сталинское государство порой было столь велико, что и тяжесть плена не возжигала любовь к социалистическому отечеству. Э. Манштейн привел в воспоминаниях поразивший его следующий эпизод. У Феодосии находился лагерь с 8 тыс. пленных. После высадки советского десанта в январе 1942 г. охрана сбежала. "Однако эти 8000 человек отнюдь не бросились в объятия своим "освободителям", а, наоборот, отправились маршем без охраны в направлении на Симферополь, то есть к нам" (с. 223){10}.
Верхи должны были на все это безобразие как-то реагировать. И они реагировали. 12 сентября за подписями И.В. Сталина и Б.М. Шапошникова вышел приказ о создании заградительных отрядов. В директиве констатировалось: "Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать: "Нас окружили" - и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий этих элементов дивизия обращается в бегство... Подобные явления имеют место на всех фронтах" (с. 180){13}. Предписывалось в каждой стрелковой дивизии создать заградотряд численностью до батальона, с приданием ему грузовиков, танков и бронемашин и "не останавливаться перед применением оружия"!
Много написано в советской литературе о борьбе партизан в тылу врага. Но очень мало, по вполне понятным причинам, о сотрудничестве населения с новой властью. Именно крестьяне выдали немцам Зою Космодемьянскую, задачей которой была организация поджогов хозяйственных построек в соответствии с изданным 17 ноября 1941 г. приказом Сталина о проведении тактики выжженной земли в прифронтовой полосе. И не немцы первыми пленили генерала Власова. Вот показания шеф-повара штаба 2-й ударной армии М. И. Вороновой, данные ею в 1945 г.: "Когда мы зашли в деревню, названия ее не знаю, зашли мы в один дом, где нас приняли за партизан, местная "самооборона" дом окружила, и нас арестовали. Нас посадили в колхозный амбар, а на другой день приехали немцы" (1993, No 5, с. 36){19}. Судя по опубликованным данным, подобные случаи носили массовый характер. В воспоминаниях бывших пленных зачастую так описывался момент пленения: "Мы заночевали в стогу, а когда проснулись, перед нами стояли немцы", или "Мы зашли в деревню, а при выходе из нее напоролись на немцев". Кто оповещал немцев о появлении "чужих"? Кроме крестьян, больше некому. Замордованное "передовым" со времён египетских фараонов строем сельское население СССР в своей массе выразило политическое недоверие сталинской диктатуре. А за что им было тогда воевать? За подневольный труд в колхозах? За нищенскую зарплату на заводах? У сотен тысяч из них были репрессированы кто-то из родственников или друзей. Люди могли выразить свой протест против варварских условий жизни в сталинском СССР, разве что подняв руки - не на фальшивых выборах и собраниях, а в бою.
Сталин это понял очень быстро. Когда он узнал, что взят Минск, то впал в глубокую депрессию. Он уединился на даче в Кунцево, где, не отвечая ни на чьи звонки, провел 29 и 30 июня. Перед этим он заявил членам Политбюро: "Мы просрали дело Ленина". Он понимал, что немецкие моторизованные колонны могли с такой легкостью пройти сквозь заслоны из тысяч танков и орудий только в том случае, если солдаты не хотели всерьез воевать. И Сталин сделал правильный вывод: единственный шанс спасти свою власть - это задействовать моральный фактор. Царизм это сделать не сумел и, хотя солдат хватало, проиграл две свои последние войны (с Японией и Германией), а с ними свое многовековое господство. Неоценимую помощь Сталину в этом жизненно важном вопросе оказал Гитлер. Своими репрессиями, в том числе и уничтожением в 1941 г. сотен тысяч военнопленных, он лишил красноармейцев выбора. А сохранением колхозов на оккупированных территориях рассеял иллюзии крестьян в отношении освобождения от социалистического крепостничества. Интересно, что Сталин это прекрасно понимал. В его докладе по случаю годовщины Октября есть слова: "...глупая политика Гитлера, превратившая народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии".
В ноябре 1943 г. в одном из подразделений абвера была составлена аналитическая записка, озаглавленная вполне по-ленински: "О необходимости превращения восточного похода в гражданскую войну". Приведем из нее несколько характерных выдержек:
"Внутриполитическое положение (СССР) было настолько тяжелым, что оно могло быть выдержано лишь с помощью утонченного использования системы шпионажа и постоянного усиления НКВД... Поэтому в конце 1941 года повсюду царила сильная внутренняя неуверенность, которая лишь потому не привела к внутренней катастрофе, что отсутствовали точки кристаллизации движения сопротивления. Большая часть окруженных в 1941 году красноармейцев вскоре добровольно вышла из лесов и сдалась" (1994, No 9, с. 3){19}.
"Бесчисленные пленные и перебежчики сообщали о больших трудностях в глубоком тылу, о нежелании и равнодушии масс. Они не знали, за что воюют" (там же, с. 2). "Этим внутренним кризисом Советского Союза и объясняется радостное ожидание, с которым большая часть населения встречала наступавшие немецкие войска. Люди верили, что колхозы будут распущены" (там же, с. 3){19}.
"Сейчас не один Сталин с маленькой кликой борется за осуществление бывшей всегда чуждой народу идеи мировой революции. Сейчас весь русский народ борется за сохранение своего свободного Отечества" (там же, с. 5){19}.
Но даже в 1943 г., когда успех германского оружия явно шел к закату, записка была встречена в штыки. Фашизм не мог даже сымитировать роль освободителя, что сделал Сталин, когда Советская Армия пришла в Европу, причем исключение не было сделано даже для Германии! Сталин учел негативный опыт Гитлера и позитивный германского руководства в 1917 г. Тогда оно решилось опереться на внутреннюю силу, способную реализовать лозунг "поражения своего правительства", и получило великолепный Брестский мир. В 1941 г. возможности для такого политического маневра были, пожалуй, объективно сильнее, чем в 1917 г. Но в 1917 г. была целеустремленная оппозиция и слабовольное руководство. В 1941 г. все поменялось местами. Жестокому, волевому руководству СССР не противостояла почти никакая организованная оппозиция. Фашизм - увы, к счастью (такова "диалектика" в этом вопросе, ибо фашизм нес только новое порабощение народам СССР), - не учел опыта прошлого в силу своей идеологии. Навязав народам СССР истребительную войну, Гитлер пал жертвой своей политики.
Глава 3.Смертельные бои 41-го
Северо-Западный фронт (19 июля - сентябрь)
Для наступления в Эстонии и на Ленинград фон Лееб располагал всего 23 дивизиями. Противостоящие 8-я, 11-я и 27-я советские армии имели 33 дивизии, хотя, по мнению советских исторических изданий, чрезмерно ослабленных (т. 4, с. 65){1}. Почему не ослабли дивизии вермахта, прошедшие с боями более 500 км, в тех работах не выяснялось. И все равно силы у группы армий "Север" были невелики, чтобы вести успешное наступление на фронте в 450 км, простиравшемся от Пярну до озера Ильмень. Ведь в среднем на каждую немецкую дивизию приходилась полоса в 20 км. Для обороны - это фактически максимум, а стояла задача наступать со стратегическими целями! Но немецкое командование с нею справилось. Отказавшись от создания сплошного фронта, оно сначала 22 июля организовало наступление в Эстонии, где 7 августа германские войска вышли к Финскому заливу, расчленив 8-ю армию на две части. Хотя бои за Таллин затянулись до 29 августа, они не стали помехой. Уже 8 августа ударная группа перешла в наступление с плацдармов на реке Луга у Кингисеппа, а 10 августа другая - на Новгородском направлении. Дела у кингисеппской группы пошли достаточно гладко, хотя накал боев был очень силен. 21 августа она прорвалась к Гатчине, оказавшись примерно в 50 км от Ленинграда. Зато у озера Ильмень случился очередной кризис, вызванный новым контрударом советских войск.
В начале августа из резерва Ставки на Северо-Западный фронт прибыла свежая 34-я армия под командованием генерал-майора К.М. Качанова. Перед ней ставилась задача нанести контрудар южнее озера Ильмень в тыл немецкой группировки, наступавшей на Новгород и Ленинград. То есть было решено повторить июльский успех под Сольцами, но только большими силами.
12 августа армия перешла в наступление. Прорвав слабые пехотные заслоны немцев, она за два дня продвинулась на 60 км. Германское командование спешно повернуло туда две моторизованные дивизии из-под Новгорода (который, даже несмотря на ослабление наступающих, был взят 15 августа) и 39-й моторизованный корпус из района Смоленска. Ответный удар был сокрушающим. Целые соединения 34-й армии ударились в бега. Штаб армии потерял управление. Из Москвы срочно прибыла грозная комиссия во главе с Л.З. Мехлисом, который быстро нашел виновных. Наведение порядка в рядах 34-й армии Л.З. Мехлис начал с расстрела ее командующего Качанова и начальника штаба армии.
Но все же контрудар 34-й армии задержал Новгородскую группировку как минимум на неделю. Возможно, это спасло Ленинград, ведь от Новгорода до него оставалось 150км.
Возобновив наступление в двадцатых числах августа, противник 8 сентября овладел Шлиссельбургом. Ленинград оказался в окружении, враг стоял в считанных километрах от его окраин. Казалось, город вскоре падет. Минировались флот и заводы. Но 11 сентября туда прибыл очередной командующий фронтом (переименован с 23 августа в Ленинградский) - Г. К. Жуков. Он сумел вдохнуть в оборону новые - моральные силы. Бои продолжались до конца сентября, но войска устояли.
Как и при обороне Таллина, так и в начавшейся тогда же обороне Одессы и Киева советские войска в позиционной борьбе - борьбе линейной по своей сущности - оказались очень устойчивы. Последующие примеры обороны Севастополя и Сталинграда подтвердили эту особенность Красной Армии. Например, в войну 1904-1905 гг. русские войска блистательно оборонялись в Порт-Артуре, но проигрывали все сражения, носившие маневренный характер.
И еще одна деталь связана с событиями сентября 1941 г. вокруг Ленинграда стремительно восходит звезда Г. К. Жукова как крупнейшего в Красной Армии военачальника.
25 сентября, в связи с передачей в распоряжение группы армий "Центр" шести дивизий 4-й танковой группы, фон Лееб доложил в Берлин, что не может более наступать на Ленинград. С первоначальных 230 км фронт группы армий "Север" расширился до 500 км в сентябре. В конце сентября 4-я танковая группа была переброшена в полосу группы армий "Центр" для участия в наступлении на Москву. Остается только удивляться тому, как после ее убытия 20 дивизий не только удерживали линию обороны, отражая многочисленные удары советских войск, но и осуществили операцию по захвату Тихвина в ноябре 1941 г.
Несмотря на затухание боев вокруг города, Сталин долго не верил в свершившееся чудо. 23 октября 1941 г. он указывал командующему Ленинградским фронтом И.И. Федюнинскому: "Если вы в течение нескольких ближайших дней не прорвете фронта и не восстановите прочной связи с 54-й армией, которая вас связывает с тылом страны, все ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо... для того, чтобы дать выход войскам Ленфронта для отхода на восток - для избежания плена в случае, если необходимость заставит сдать Ленинград" (с. 259){2}.
Операции группы армий "Север" в 1941 г. явились примером того, как небольшими силами можно достигать впечатляющих результатов, если только эти силы хорошо обучены, организованны и обладают высоким моральным настроем.
Западный фронт (июль - ноябрь)
В середине июля на Западном фронте вновь сложилась катастрофическая обстановка. Разорванный, полуокруженный, в значительной мере потерявший управление новосозданный фронт, казалось бы, должен скоро разделить судьбу своего предшественника в Белоруссии. Но этого не произошло. Силы немцев были не беспредельны. В критический момент стали вырисовываться фигуры двух генералов, чьи организаторские способности, хладнокровие сыграли немалую роль в стабилизации обстановки у Смоленска, - К.К. Рокоссовского и М.Ф. Лукина. Но это чуть позже, а пока противник продолжал ломать оборонительные порядки советских войск.
19 июля 10-я немецкая танковая дивизия заняла Ельню. Чтобы предотвратить угрозу прорыва к Москве, Ставка 20 июля приняла решение передать в подчинение Западному фронту четыре (24-ю, 28-ю, 29-ю, 30-ю) формируемые армии Резервного фронта. Однако плохо обученные войска из новобранцев не могли переломить ситуацию. 26-27 июля силами 7-й танковой (группа Гота) и 20-й моторизованной (группа Гудериана) дивизий противник перерезал последние коммуникации советских войск восточнее Смоленска. Двенадцати дивизиям 20-й и 16-й армий ПА Курочкина и М.Ф. Лукина пришлось сражаться в окружении. К концу июля в дивизиях оставалось по 1-2 тыс. человек. Дальнейшая оборона Смоленска стала невозможной. Выход из окружения начался в ночь на 4 августа. Отход происходил под непрерывным огнем противника, и части понесли тяжелые потери. Но свое дело они сделали. Впервые на центральном участке советско-германского фронта немцы "простояли" на месте в течение двух недель. Но даже после захвата Смоленска германские войска вынуждены были приостановить наступление на Московском направлении, чтобы подтянуть тылы и обеспечить фланги. И как оказалось, надолго - до осени.
На северном и южном участках Западного фронта боевые действия советских войск протекали во второй половине июля более благоприятно. Противник из-за недостатка сил не смог воспользоваться тяжелым положением глубоко охваченных с флангов 22-й и 13-й армий.
22-я армия сумела выскользнуть из наметившегося "котла" и отойти к Великим Лукам. Резервные 29-я и 30-я армии заполнили бреши в обороне. Несколько немецких дивизий, растянутых по широкому фронту, были уже не в состоянии продолжать наступление. Более того, части 19-й танковой дивизии, захватившие с ходу Великие Луки 17 июля, были оттуда выбиты подошедшими из тыла советскими частями 21 июля.
Не удалось противнику расправиться и с 13-й армией. Целый ряд дивизий 132-я, 137-я, 143-я, 160-я - сумел выйти из окружения. Правда, заключительные бои при переправе через реку Сож, за которой создавалась новая линия обороны 13-й и соседней 4-й армий, привели к тяжелым потерям среди отступающих групп. Погибли командир 20-го стрелкового корпуса генерал С.И. Еремин, командир 13-го мехкорпуса генерал М.П. Ахмостин, чей сводный отряд прорывался от самой границы, командир 143-й дивизии генерал Д.П. Сафонов. А уж сколько погибло красноармейцев, никто не считал. Но в конце концов соединения 13-й и 4-й армий, обрастая отходящими и резервными частями, сумели временно стабилизировать фронт по линии Днепр - Кричев - Рославль.
На восточном берегу Днепра вступила в действие неумолимая логика войны. Дело решают резервы. Как раз у группы армий "Центр" их уже не оставалось. Фронт группы "Центр" с первоначальных 400 км к середине июля выгнулся дугой в 500 с лишним километров. Пехота отстала. Вся тяжесть наступления пришлась на пятнадцать танковых и моторизованных дивизий, многие из которых потеряли до 40-45% своих машин. Рывок в 600-700 км обострил проблему снабжения. Войска Гота и Гудериана стали "пробуксовывать". В этот момент совершенно верный контрманевр был предпринят в полосе 21-й армии. По приказу Ставки специально созданной кавалерийской группе предписывалось провести рейд по тылам группы армий "Центр". "В связи с быстрым продвижением у противника, несомненно, создалось напряженное положение с тылом, - говорилось в приказе. - В этой обстановке всякие действия по тылу и коммуникациям противника могут оказать решающее влияние на успех операций" (с. 475){3}.
22 июля три кавалерийские дивизии под командованием генерал-полковника О.И. Городовикова ушли в рейд из Резчицы (район Гомеля) в общем направлении на Бобруйск.
Непосредственной целью была железнодорожная станция Осиповичи, где скрещивались три железнодорожные ветки - на Минск, Могилев и Луцк. Кавгруппа должна была громить тылы, уничтожая штабы, мосты, линии связи, организовывать партизанские отряды. В определенной степени это было попыткой воссоздать опыт войны 1812 г.
Неожиданный налет вызвал серьезную озабоченность у командования группы армий "Центр". Уже 24 июля кавалеристы вышли в район Бобруйска и перерезали коммуникации танковой группы Гудериана и 2-й армии. Так как резервов у Бока не было, то пришлось просить три дивизии из резерва главного командования. Но этими успехами, к сожалению, рейд Городовикова и ограничился. Дивизии действовали одной скученной группой. Она легко засекалась и контролировалась немецкой авиацией, поэтому все штабы и тылы из полосы действий этой группы заблаговременно выводились. С подходом свежих пехотных немецких дивизий соединение Городовикова втянулось во фронтальный бой, что ему было совершенно противопоказано, и, потерпев поражение, уже к 1 августа отошло на исходные позиции.
Неудачей закончилась аналогичная попытка кавалерийского рейда по тылам 3-й танковой группы. Но и без этих рейдов открытые фланги, недостаточно обеспеченные коммуникации, слабые резервы вынуждали германское командование приостановить наступление на Московском направлении. Тем более что на Украине группе армий "Юг" явно не хватало сил одновременно вести борьбу за Киев и двигаться к Черному морю. В результате родилась директива No 33 от 19 июля 1941 г., в которой фельдмаршалу Боку приказывалось начать подготовку наступления на юг, на соединение со своим правым соседом. С конца июля дивизии группы Гудериана стали постепенно, по мере подхода пехоты, выводиться со Смоленского участка и сосредоточиваться на Рославльском направлении. Перегруппировка проходила в условиях начавшегося контрнаступления советских резервных армий.
Задачи перед ними ставились самые решительные - разгромить 2-ю и 3-ю танковые группы, для чего создавалось пять оперативных объединений из сил 21-й, 24-й, 29-й и 30-й армий по три дивизии в каждом под командованием генерал-лейтенантов С.А. Калинина, В.Я. Качалова, И. И. Масленникова и генерал-майоров К. К. Рокоссовского и В.А. Хоменко. По уже сложившейся традиции перейти в наступление было приказано в малореальные сроки - с утра 23 июля, т.е. на всю подготовку отводились считанные дни. Поэтому в назначенное время всем ударным группам перейти в наступление не удалось, и этот процесс по объективным причинам растянулся на неделю. Первыми 23 июля из района Рославля перешли в наступление дивизии генерала Качалова, 24 июня - группа генерала Хоменко, 28-го - генерала Рокоссовского, последними - части генерала Масленникова.