56768.fb2
Бывшему комбату Георгию Александровичу Халтурину посвящается
Выражаю благодарность бывшим воинам бригады, приславшим материалы, на основе которых была написана эта книга
12 мая 1942 года на станции Алтынай, что находится в ста пятидесяти километрах восточнее Свердловска, появились человек пятьдесят мужчин с вещевыми мешками за плечами. Они прошли мимо бородатого деда, степенно поздоровавшегося с ними, и направились к административному зданию.
— Вишь, у нас тут войска собираются, — сказал дед подбежавшему внуку. — Вчерась пришли, нонче и, по всему видать, ишо подойдут!
— А из чего они стрелять будут? — спросил веснушчатый мальчуган, целясь из палки, как из винтовки.
— Кто же их знает? Может, с пушек, а может, с аэропланов… — начал дед, но внук сорвался с места и догнал призывников.
— Дяденьки, а вы из чего по немцам стрелять будете? Мужчины заулыбались:
— Из рогаток!
— А ты часом не шпион?
Бывший учитель Фазлутдинов погладил мальчугана по голове.
— Много будешь знать — быстро состаришься.
— Военная тайна?! — понимающе сморщился пацан и помчался к деду.
Не знал он, что тайной это было и для самих призывников. Лишь через несколько дней они узнали, что часть именуется 8-й истребительной бригадой. А уж о специфике этого рода войск не знали даже бойцы, побывавшие в боях.
На другой день после прибытия Фазлутдинова вызвали в штаб:
— Нужна бумага. Вы учитель. Не поможете достать хотя бы школьных тетрадей?
Лутфей Сафиевич ответил утвердительно, радуясь в душе, что сможет помочь формирующейся части.
В родное Сухоложское районо поехали вместе с комиссаром артиллерийского полка Полтавцевым. Возвращались с пачками тетрадей и классных журналов. Комиссар был доволен. А Фазлутдинов сидел, задумавшись. Мог ли он, учитель, предположить, что в школьные тетради вместо задач и упражнений будут записываться скупые слова и цифры, отражающие жизнь военной части, а в журналах, где ставились школьные отметки, штабные писари тусклым языком напишут о ярчайших событиях — победах и поражениях, о героизме и утратах…
Он думал об этом и потом, когда укладывался спать в алтынайской казарме, где клопы и блохи не давали покоя. Их били, насмешливо называя фашистами. А настоящие фашисты, оставляя кровавый след и пожарища, продвигались все дальше и дальше в глубь советской земли.
Формировавшаяся часть росла на глазах. Будущие бойцы, прибывшие группами по тридцать — пятьдесят человек, быстро перенаселили небольшую станцию и близлежащую деревню Ирбитские Вершины. В начале июня для дальнейшего формирования бригада была передислоцирована в город Тюмень и расположилась неподалеку от вокзала, на стадионе.
Стадион, который еще недавно гудел от азарта болельщиков, словно провод высокого напряжения, сейчас был усеян людьми в гимнастерках. Трава футбольного поля, привыкшая к быстрым бутсам, познала неторопливую тяжесть солдатских сапог.
Праздничный накал спортивного поединка, удары по мячу, которые заставляли его вычерчивать над полем параболы, судейские свистки и вторящие им крики с трибун, — все это стремительно отодвинулось в прошлое, в ту жизнь, которая называлась мирной. И хоть было в ней порой нелегко, но те огорчения, горести, беды казались ничтожными по сравнению с этой всеобщей бедой под названием «война».
Примерно так думал Георгий Халтурин, дымя папиросой во время короткого перекура между строевыми занятиями. Он махнул рукой, стряхивая пепел, и по спине пробежал огонек боли — память об осколке. Георгий невольно сморщился, вспомнив вой немецкого снаряда. Доли секунды не хватило ему, чтоб лечь. Успел только пригнуться и упал уже без сознания.
А было так. Приехал за пополнением в штаб полка, который начали обстреливать: фашистам удалось запеленговать полковую радиостанцию. Пока выводили в укрытие оторопевших, растерявшихся — впервые попали под обстрел — молодых солдат, противник успел пристреляться. Хорошо хоть сумел вывести «молодняк». Уходил последним. Тут и завыло над самой головой… Надо было падать плашмя. Опоздал. И спину разворотило осколком. Задело и голову.
Когда на короткое время пришел в себя, появилось такое ощущение, что оторвало ноги. Потянулся за пистолетом, который вместе с планшеткой валялся неподалеку. И застрелился бы — не обвисни рука от боли, как плеть.
В госпиталь попал в тяжелейшем состоянии. Осмотрев Георгия, усталый хирург потер рукой глаза, воспаленные от постоянного недосыпания, и тихо сказал: «Думаю, что его песня спета». Халтурин был без сознания и не мог этого слышать. Зато услышал фельдшер, доставивший его в госпиталь. Он передал оброненные хирургом слова командованию штаба, которое представило Георгия Халтурина к ордену Красной Звезды посмертно.
Товарищи по оружию уже говорили о Георгии в прошедшем времени, а он в первую минуту, как пришел в сознание, ощутил нереальность происходящего: Христос, обвисший на кресте, торжественные лики святых, ангелы в белоснежных ризах. Он лежал в эвакопункте, размещенном в Купянской церкви. Попытался встать, и жуткая боль в спине возвратила память…
Получив первую медицинскую помощь, Халтурин был вывезен вместе с другими ранеными в Челябинск. Здесь, в госпитале, медики каждый раз ругались, обрабатывая его рану, которая в длину была тридцать два, а в ширину восемь сантиметров: «Весь запас стрептоцида — на одного человека!» Но в душе радовались, видя, как молодой лейтенант возвращается к жизни. Он лежал на животе, руками мог шевелить лишь в локтях, однако как только дело пошло на поправку, начал делать зарядку. И через пять месяцев сумел не только подняться, но и вернуться в строй…
Халтурин докурил сигарету, глянул на часы и зычно крикнул: «Пятая батарея, становись!» Новобранцы сразу пришли в движение, но строились неловко: суетились, толкались. Наконец замерли, образовав неровную линию. Георгий осмотрел свою батарею командирским взглядом, и лицо его выразило досаду. Кое-кто выставил вперед не грудь, а живот, у других ремни съехали, гимнастерки расстегнуты. Оно и понятно. Обстрелянных бойцов да работников милиции, прошедших выучку, не так уж много. В основном — интеллигенты (учителя, инженерно-технические работники), большинство из которых и в армии-то не служили. В других частях тоже не лучше. Зато каждый второй в бригаде — коммунист или комсомолец.
До самого вечера на стадионе не смолкают отрывистые команды. Наконец звучат последние: «Вольно! Разойдись!» Бойцы переводят дух, кучками идут к большому деревянному дому, где раньше был клуб. Устраиваются на ночлег, расстелив шинели на досках.
Скоро на фронт. Первый бой для кого-то будет последним. Кто-то не поднимется с земли, когда смолкнет стрельба. И потому чуть не каждый фронтовой день будет делить солдат на живых и мертвых. Но на лицах нет ни страха, ни уныния. Молодость берет свое: слышатся шутки, подначивания.
— А здесь, братцы, похоже, нет клопов, — говорит кто-то в темноте.
— Это же культурное учреждение, — объясняет другой голос.
— Думаешь, клопы со скуки сдохли? Раздается дружный смех.
Июньская ночь густа, как чайная заварка. Давно угомонились, храпят бойцы. А Георгий Халтурин все ворочается, стараясь устроиться так, чтоб не ныла затянувшаяся рана. Но на досках, покрытых шинелью, сделать это мудрено. Лейтенант думает о своем отце, страстном любителе радиотехники: как-то он там один? Думает о дяде Константине Григорьевиче, который охранял в Свердловске дом Ипатьевых в то время, когда там находилась под стражей царская семья. Позднее дядя служил в органах ЧК. «Мы с тобой, племяш, ровесники, — говорит он. — Ты с девятнадцатого, а я в этом году родился как коммунист…»
Только когда ночь начала сереть, забылся Георгий Халтурин недолгим сном.
По тюменским деревянным мостовым тяжело катятся пушки. Машин нет, поэтому каждую везут семь бойцов — боевой расчет — да еще тащат шанцевый инструмент: кайлы, лопаты, ломы.
Путь неближний. Условный полигон находится за городом, в лесу, на небольшой высоте. Когда добираются до места, гимнастерки — хоть выжимай. Но перевести дух некогда. Звучит команда: «Занять круговую оборону!»
Бойцы спешат. За короткое время надо оборудовать основные и запасные позиции, вырыть окопы, наметить ориентиры, определить расстояние до них и произвести условную пристрелку. Условную, потому что снарядов нет, как и патронов для карабинов. Но никто не сетует, не возмущается. Понимают, что боезапасы — на вес золота. Каждый снаряд, каждая пуля, которые производятся на наших заводах, должны найти цель — поразить врага.
Команды следуют одна за другой: «Танки противника с тыла!», «Занять оборону правее!». И когда у бойцов, кажется, уже не осталось сил, слышится: «Сопровождать пехоту огнем и колесами!»
Снова люди впрягаются в пушки. Тащат их на одной силе воли около километра, быстро разворачиваются и занимают позицию.
Но вот и перекур. К Фазлутдинову, который сидит на земле, привалившись спиной к дереву, подошел командир батареи старший лейтенант В. Д. Фоменко. Глядя на бойца, вытирающего лицо пилоткой, сказал: «Тяжело в ученье — легко в бою. Чем больше прольется пота, тем меньше — крови».
Фазлутдинов согласно кивает головой. В своей второй батарее он агитатор. Часто беседует с товарищами, но бойцы и без того рвутся в бой. Вот только танков не видели в глаза. Какие они? Слухи ходят, что остановить танки трудно, почти невозможно. Броню не берет ни пуля, ни снаряд. Идет огромная стальная машина, изрыгая огонь, и нигде от нее не скрыться: пройдет сквозь дом, дерево повалит, окоп разутюжит.
Будущие истребители танков пока видят их лишь на рисунках. Изучили вес, вооружение, скорость, типы танков, их уязвимые места. Но теория есть теория. Как-то будет на практике?
На последнем занятии командир огневого взвода лейтенант Дедов сказал: «Если точно стрелять, то одним снарядом можно подбить танк, а одной бутылкой с зажигательной смесью — поджечь». После этих слов бойцы переглянулись, зная, что сам молодой лейтенант, закончив среднюю школу, прошел краткосрочный курс командиров и тоже не видел немецких танков. Но большинство офицеров попало в бригаду из госпиталей. Они видели танки воочию и хоть натерпелись от них немало — уверены, что, имея соответствующее оружие, с вражескими бронетанковыми войсками воевать можно.
Об этом долго говорили в перерыве между занятиями. Пришли к общему мнению, что могучую машину, созданную из лучших сортов стали, одолеешь с одного залпа лишь при очень точном прицеле. Укладывает же опытный охотник с одного меткого выстрела крупного зверя.
Не отставали в учении от артиллеристов и бойцы других подразделений бригады. В ее состав кроме артполка входили два отдельных истребительных противотанковых батальона, отдельный инженерно-минный батальон, отдельный минометный дивизион, рота автоматчиков.
Занятия заполняли дни до предела. Бойцы изучали противотанковые ружья и ампулометы. Пока теоретически. Ампулы и ампулометы вместе с новыми противотанковыми ружьями системы Симонова получили лишь по дороге на фронт. В Тюмени все, в том числе и ампулометчики, ходили на тактические занятия с противотанковыми ружьями системы Дегтярева.
Оружие минометчиков, минеров, автоматчиков полегче, чем у артиллеристов, но бойцам этих военных специальностей тоже приходилось попотеть на занятиях по боевой подготовке: командиры добивались быстрого и четкого исполнения команд.
В артполках было объявлено соревнование за лучший расчет и батарею. Десятки раз в день звучит команда: «К бою!» И каждый раз проводится хронометраж действий. Все быстрей и быстрей выполняются команды.