Глянул он на меня и, увидев перед собой всего-навсего старшего сержанта да еще изрядно потрепанного, презрительно поджал губы и произнес с издевкой:
— Ничего, пойдет. На безрыбье и рак рыба!
После этих слов воцарилась тишина. Товарищи после скажут мне: «Мы ждали от тебя сдачи. Думали: влепишь ты этому кукольному вояке так, что он сам раком попятится!»
А я промолчал, проглотил незаслуженную обиду, потому что знал: сержант находится при исполнении обязанностей и неровня нам, бесхозным бойцам.
— Назначаю тебя, старший сержант, командиром стрелкового взвода, — командует этот франт. — Сейчас к тебе приведут еще бойцов, с ними вместе пойдете на передовую — занимать оборону.
— Прежде чем сажать в окопы, ты нас покорми, дай отдохнуть, а то сил нет карабин держать, — крикнул кто-то из наших.
— Прекратить разговоры в строю!
По всему видно: этот сержантик из футляра наделен большими правами. Спорить с ним бесполезно. Взвесив последствия, я заявил:
— Не могу принять взвод. Веди меня к своему командиру.
Рядом стоящий старшина сказал угрожающе:
— Сержант, веди их к лейтенанту. Он им пропишет приказ номер двести двадцать семь — за самовольное оставление боевых порядков. — И добавил: — Знаете, что бывает за невыполнение приказов заградотряда особого отдела?
Вот оказывается куда мы попали!
— Ну как, приступаем к исполнению обязанностей командира взвода или вместе пойдем к нашему лейтенанту? — обращается ко мне сержант.
— Веди меня одного. Ребята здесь ни при чем, — сказал я. Товарищи мои зашумели:
— Пойдем все вместе!
Когда подходили к штабу, оттуда вышел майор и торопливо направился к машине. Увидев нас, остановился:
— В чем дело? Кто вы такие?
— Артиллеристы восьмой истребительной противотанковой бригады и танкисты третьей армии. Вышли из окружения, следуем в Белгород, где находятся наши тылы… Нас задержали ваши бойцы, — доложил я.
На мгновение стало тихо. Мы замерли, ожидая решения своей судьбы. Опасаясь, что майор решит не в нашу пользу, я добавил:
— При формировании нашей бригады командиры нам говорили: после госпиталей, выхода из окружения вы, как специалисты, имеете право проситься в свою часть…
Майор сказал:
— Хорошо, что вы патриоты своей бригады! Честь и хвала вам! Да и мы имеем указание: не задерживать летчиков, танкистов, артиллеристов. Так что следуйте к своим. Только не в Белгород! Там уже немцы. Берите правее — на Новый Оскол.
Майор торопился. Он сел в машину и уехал. Обескураженный сержант молча стоял на месте. А мы, довольные исходом, прошли дальше — на другой конец деревни и расположились на ночлег в одной из хат. Несколько ребят отправились добывать продукты, остальные легли спать.
Через некоторое время наших парней привели особисты. Всех нас они пригласили в свой участок, который оказался неподалеку. Там нас встретили более вежливо, но суть дела та же: посылают в окопы.
Я пробовал сослаться на майора — не знают такого. У них командир — лейтенант, и он требует задерживать всех.
О лейтенанте мы уже слышали: лучше с ним не встречаться… Что же делать? Пока я лихорадочно думал, как выбраться из этого заколдованного круга, старшина приказал мне собрать все красноармейские книжки и сдать.
Подхожу я к бойцу, беру книжку и тихо говорю: думай! И так всем: думай, думай, думай! Сам тоже думаю, но ничего придумать не могу. А старшина торопит.
Двух книжек не хватило. «Товарищи куда-то вышли, — говорю старшине, — вот вернутся, и сдам книжки все вместе».
В этот момент дверь открывается и вваливается еще одна группа бойцов, вышедших из окружения. Эти стали возражать против окопов в голос. Доказывали, что измотаны, голодные. Действительно, вид у них был не лучше нашего.
После долгих споров старшина повел несогласных бойцов к лейтенанту. Только они вышли, как появились двое недостающих наших. Ничего не объясняя, они повели нас на улицу. Там сказали мне:
— Старший сержант, веди нас на запад, в окопы. Туда всех пропускают без проверки. Выход есть — объясним по пути.
Двинулись по соседней улице — чтоб не встретиться со старшиной. Село прошли беспрепятственно. Когда деревня скрылась за бугром, остановились обсудить ситуацию.
Двое наших, пока отсутствовали, разведали проход и готовы провести нас. Но торопиться не следовало. Надо все хорошенько обмозговать: не совершаем ли мы противозаконный поступок?
Отошли от дороги в сторону, расселись у стога соломы. Один из ребят говорит:
— Что тут рассуждать? Все ясно. Майор разрешил нам идти? Разрешил! Значит, закон такой есть. Только он, видно, не доведен до низов.
Все шумно поддержали. «Ладно, — говорю я, — если дело дойдет до суда, ссылайтесь на майора. Вот только фамилию мы его не знаем…»
Как бы то ни было — решение принято. Ребята до задержания успели достать у сердобольных бабушек сало и хлеб. Подкрепились. Договорились слегка отдохнуть и идти до тех пор, пока сил хватит, чтоб уйти подальше от злополучной деревни.
Так и сделали. Следующую деревню на всякий случай обошли. Но силы таяли с каждым метром: усталость, недоедание, нервное напряжение. Да и шли по глубокому снегу.
Наконец добрались до железной дороги. Двинули вдоль нее и на маленькой станции наткнулись на товарняк, который, как сказали нам, пойдет на восток, в тыл.
И вот мы уже, как растрепанные воробьи в клетке, качаемся в пустом вагоне. Холодно — аж зубы лязгают. Но эта беда — не беда против того, что пережили. На станции затащили в вагон лист железа, пустые ящики, доски. Зажгли костер.
Сперва сидели вокруг огня, разговаривали. А когда разморило, улеглись ногами в сторону огня. Уснули крепким сном.
Проснулись ранним утром. Выглянули — стоим на большой станции Белый Колодезь. Оказалось, что дальше товарняк не пойдет.
Выпрыгнули из вагона на мерзлую землю. Сделали несколько шагов — у троих ребят развалились ботинки. И у меня сапоги каши просят. Вот это погрелись у костра! Мало было печали — еще нажили.
На станции оказалось много воинских частей. Решили попробовать достать обувку. Одни ребята пошли искать нам обувь, другие — за пропитанием.
Вернулись наши интенданты с ведром патоки: раздобыли на сахарном заводе. Можно ее есть или нет — не знаем. Но голод не тетка. И натрескались мы этой патоки, сладкой и черной, как деготь, до отвалу.
Ждем «обувщиков». Вот и они идут, только без обуви. Оказывается, бойцы тыловой охраны, увидев у наших карабины, предложили поменять их на винтовки. В придачу обещали сапоги. Решай, говорят мне ребята.
Нет, говорю, этого делать не будем. Карабин — личное оружие, занесенное в красноармейскую книжку под номером. Вы за него в ответе, так что берегите до конца.
Что ж, говорят, босиком по снегу идти? А может, лета будем ждать в этой дыре, пока немцев не разобьют? Тут мы и явимся, готовые к мирной жизни.
Тоже верно. Замолчали, задумались… Кто-то вспомнил, что у нас есть трофейные пистолеты. Не согласятся ли охранники на такой обмен?