Самое таинственное во всей истории с этими занятиями было то, что мы с приятелем не знали, где работают девушки, которые занимались в одной с нами группе. Почему-то разговор об этом всякий раз, едва начавшись, сразу прекращался. И только на прощальном банкете накануне отъезда Хелен домой в Англию, когда мы собрались у нее в квартире на Фонарном переулке и выпили по две с небольшим бутылки шампанского на человека, я узнал, что все девушки работали в ОВИРе. Это Отдел виз и регистраций, через который должен был пройти каждый, отъезжающий за границу. Это сейчас проблема получить въездную визу, а тогда была проблема получить визу в ы е з д н у ю.
* * *
И все-таки гонорар за перевод романа мне выплатили полностью. И тут же заказали новый — “The Dark”. Сроки опять были жесткими. Но тут у меня начались неприятности на работе. Завкафедрой, прознав, что я фактически нанял других преподавателей для чтения своих лекций, пригрозил увольнением. Хотя доцентская зарплата в “лихие девяностые” (да и в наше время тоже) являлась просто насмешкой, но как-то не хотелось терять статуса. И тогда я придумал следующее: найти себе реальных помощников. Но как это сделать?
В пору активных поездок в колхозы я познакомился с одним молодым преподавателем с кафедры английского языка. Парень был из профессорской семьи, стажировался в Англии, но был абсолютно не приспособлен к жизни в сельской местности. Не умел растопить печку, наколоть дров, не знал, как нужно разговаривать с трактористами, бригадирами. А уж когда он видел, как я запрягал в телегу лошадь, он просто стоял, разинув рот. Над ним все подсмеивались — и преподаватели, и студенты. И вот я над ним взял шефство. Отбривал наиболее ретивых, когда они уж очень над ним издевались, помогал ему, кое-чему научил. И он ко мне проникся доверием. Постепенно отношение и других к нему переломилось. И вот именно к нему я и обратился за помощью, нет ли у него знакомых профессиональных литературных переводчиков.
И попал в точку! Парень писал диссертацию, а руководителем у него был заведующий кафедрой теории перевода крупного ленинградского вуза — приятель его отца. Вот по его рекомендации я к нему и обратился. Вадим Павлович оказался очень приятным в общении человеком. Плюс к тому же свободно владел пятью языками, в том числе английским, французским и испанским. Он переводил Лопе де Вега, Фолкнера, Чейза. Он предложил следующий вариант: я делаю копии глав книги, а он раздает их своим “бабушкам-пенсионеркам”, как он их назвал. Это бывшие преподаватели их кафедры, вышедшие на заслуженный отдых. Плюс к тому мы с ним сами тоже берем по большому разделу. Полистав книгу, он сказал:
— Да, тут есть сцены оргий. Лучше моим старушкам их не давать. А то еще окочурятся. Ну, да я сам потом прогляжу и выберу, что кому поручить. В то время вся интеллигенция сидела на мели и с радостью хваталась почти за любую работу. Потом мы собирались с ним вместе, брали выполненные разрозненные части и, читая вслух по очереди, “причесывали” их. Это и было литературное редактирование.
* * *
После перевода двух романов я уже достаточно осмелел и занялся поисками новых английских и американских детективов по магазинам старой книги. Набирал их целую кучу, потом дома разбирался, что стоящее, что нет, и делал выборочный перевод наиболее ударных фрагментов, по 20–30 страниц. Затем отыскивал издательства, выпускающие переводную литературу, и предлагал им фрагменты своих переводов. В ряде случаев со мной заключали договоры, и я сразу принимался за работу.
Теперь мне удалось купить более приличный компьютер, принтер, а вскоре дома появился и Интернет. Дела шли на лад, мешала только работа. И вдруг возник неожиданый поворот читательского интереса. В одном из издательств мне показали рукопись, именно рукопись, написанную шариковой ручкой. Это была первая книга Андрея Кивинова “Кошмар на улице Стачек” — добротный сплав хорошего знания уголовной хроники, милицейских будней и юмора. Кстати, потом по сценарию Кивинова был поставлен сериал “Улица разбитых фонарей”. И тут я понял, что нашему читателю уже становятся малоинтересны приключения джонов и мэри на 32-й улице, их гораздо больше трогают свои братки.
Тут-то мне и пришла идея перенесения в литературе реалий западной жизни на родную почву. Сколотить крепкий сюжет романа, придумать композицию, структуру мне было не по зубам, а “вышивать” по готовой канве нашими нитками я попытался попробовать. Начал переделывать один из переведенных мною романов ужасов в российский детектив. Все “стриты” у меня обрели конкретные питерские названия: Садовая, Моховая, Кирочная. Гудзон превратился в Невскую губу. Вместо биллов и джеков стреляли толяны и димычи. А вот долларовые миллионные наследства так и остались основными пружинами романа. Проститутки и сутенеры, наркоторговцы и киллеры плавно безо всяких изменений перепорхнули в “русифицированную” версию. Добавил туда еще местного жаргона, официантских и ментовских физиономий, и получился настоящий отечественный роман. Оставалось только получить разрешение у издательства, выпустившего оригинал.
* * *
После того, как Хелен уехала домой в Англию, сразу образовался некий вакуум. Но просуществовал он недолго. Следующим преподавателем, который вел занятия по английскому, был Тимоти Хассал. Это был человек с очень интересной биографией. Родился в Англии, около пятнадцати лет работал в Америке, а к концу жизни переехал в Новую Зеландию. Он привез с собой кучу видеокассет с новостными англоязычными программами, конкурсами, играми типа нашего “Поля чудес” и “О, счастливчик!”. Мы смотрели передачи, пытались вместе со зрителями, сидящими в зале, угадать нужное слово, спорили. Кроме этого, он нам читал лекции о различии британского и американского вариантов английского. Мы даже играли в такие игры: вы находитесь в Америке, как спросить то-то и то-то, как ответить и т. д. Если в Англии, к примеру, спрашивают: “Have you got?”, то в Америке: “Do you have?” “Certainly”, — говорят в Англии, “Sure”, — говорят в Америке и т. д.
Но самое ценное, что он привез с собой, — это наброски книги “English for Academic Visitors”. Он дал мне ее прочесть и высказать свое мнение. Речь в книге шла о том, с чем необычным, с точки зрения иностранца, сталкиваются студенты, аспиранты, преподаватели, приехавшие в Англию. Я назадавал ему кучу вопросов, предложил включить после каждого раздела контрольные вопросы для проверки усвоения, сделать также перевод диалогов на русский, а в конце книги привести краткие словарики по тематике книги — англо-русский и русско-английский. Он почти со всем согласился. Работа закипела! На меня были возложены функции по переводу на русский диалогов и по составлению словариков.
Через пару месяцев я нашел издательство, которое заинтересовалось этой рукописью. Но мне хотелось большего — записи на кассеты диалогов из книги с помощью носителей языка. Причем записью в профессиональной студии. С помощью знакомых Хелен, с которыми мы не раз встречались на ее занятиях, я обеспечил добровольных дикторов. Правда, мы с ними договорились об оплате в два приема: сразу после записи и после выхода тиража. Отыскали в университете двух американцев — парня и девушку. Осталось найти студию для записи.
Обзвонив несколько десятков приятелей, я вышел на Радиокомитет на улице Ракова. Условия там были фантастические! Обитые войлоком стены без окон, огромные студийные магнитофоны. Кроме того, там была огромная коллекция щумов: шум улицы, шум супермаркета, шум дождя, шум офиса. И много еще других звуковых эффектов для радиоспектаклей.
Звукооператор сразу заметил, что одна из наших англичанок слегка заикается, зато вторая...
Он посмотрел, как выглядит спектр ее голоса на аппаратуре, и сказал:
— Это либо актриса, либо певица!
— Почему вы так решили? — удивился я.
— Именно такие голоса, проникающие вплоть до... — сказал звукооператор, — ищут те, кто организует службы секса по телефону. У меня аж все вибрирует от ее голоса. Эх, жалко, что она по-русски ни бельмеса.
В дальнейшем проблем с записью и тиражированием кассет не возникло. Возникли они совсем в другом месте. Издательство, с которым мы заключили договор и выплатили аванс, скрывало от нас типографию, где будет печататься тираж. Мне с трудом удалось выяснить ее адрес. Это было в Парголове. Так вот я приехал туда и узнал, что они никакого заказа от нашего издательства не получали, хотя те клялись за месяц выпустить весь тираж. Я был просто взбешен. Поехал в издательство. А там пир стоял горой. Гремела музыка, девицы с размазанной косметикой висли в танце на парнях. Меня сразу стали тащить за стол. Пили они, похоже, уже неделю и, без сомнения, на наши денежки.
Мы срочно перенесли все материалы в другое издательство, которое нам за две недели выполнило полностью заказ, а с первым издательством разобралась их служба безопасности.
Так я и перешел от теории к практике.
* * *
За то время, что я перевел десяток романов, посещал курсы, читал англоязычную прессу, я постоянно по-студенчески делал записи новых слов и выражений, идиом, пословиц. Очень часто бывало так, что нужного слова не удавалось найти даже в больших словарях. Потом я понял, почему так происходило. Во-первых, из-за лени составителей словарей. Им лень было менять структуру словаря при переиздании, потому и писали: “Издание 23-е стереотипное”. Это значило, что ассоциативный ряд слов-переводов при почти всех словарных статьях не изменялся десятки лет, а язык за это время претерпевал существенные изменения. Особенно это касалось разговорных слов и выражений.
А вторая причина состояла в том, что составители словарей, в то время десятилетиями не выезжавшие в страну, язык которой они пытались изложить в своих изданиях (если они вообще хоть раз там бывали), не могли отразить текущие языковые реалии. Представьте себе, как трудно было бы составить словарь русского языка иностранцу-слависту, посетившему нашу страну последний раз во времена Московской Олимпиады 1980 года и пропустившего всю новую терминологию эпохи перестройки и постперестройки!
Так вот записи эти у меня копились и ждали своего часа. Тем временем нам пришла идея нестандартного углубления изучения английского языка. Я подъехал в редакцию газеты “Ленинградский университет” и попросил поместить в ней такое объявление: “Семья примет на две-четыре недели студентку или аспирантку из Великобритании или США на бесплатной основе. Bed&Breakfast. Free of charge!”. Дал номер домашнего телефона.
На том, что принимать мы будем девочек, а не мальчиков, настояла жена. “На парней, — сказала она, — не наготовишься, а девчонки едят как птички” (это она судила по нашей дочке). Дочке было в те годы четырнадцать лет, а сыну шесть. Уже через пару дней начались звонки. На встречи выезжала жена, проводила тщательный осмотр. Ей было главное, чтобы у девушки была аккуратная одежда, не было перебора с косметикой и чтобы не курила.
За два года у нас останавливалось на период от двух недель до двух месяцев четырнадцать человек. Некоторые даже по несколько раз. Это не считая тех, кто заходил к нам в гости из приятелей или приятельниц наших постоялиц. Зато английским языком мы были наполнены с самого утра и до позднего вечера. Как правило, у нас жили студентки-славистки. Мы им помогали выполнять задания по русскому языку, объясняя, например, что означает:
Ты волна моя, волна,
Ты гуллива и вольна...
Этот период пришелся на 91–93 годы. Думаю, что не надо пересказывать, какие события происходили у нас в стране в то время. Нашим студенткам постоянно звонили родители, беспокоясь за ситуацию и волнуясь за своих детей. Если они их не заставали дома, то разговор по телефону шел с нами. Так что каждый день у нас была постоянная языковая практика.
В это же время к нам в университет приехал американский профессор Майкл Стенли. Он читал полугодовой курс лекций и проводил практические занятия по теме “Business Communication”.
Кроме дальнейшего углубления в изучение английского языка, мы узнавали много интересного о психологии делового общения, о технике ведения переговоров. В те годы у нас почти еще никто не использовал термин “Public Relations”, тем более понятие “пиар”. Кстати, и сейчас далеко не все знают, что это просто английские названия двух букв латинского алфавита, а уверены, что это какое-то французское слово, наподобие “бонсуар”, “оревуар” и т. п.
* * *
Как-то, играя с детьми, я задумался, как пробудить их интерес к изучению английского языка. Ответ пришел неожиданно. Дети постоянно покупали жевачку, в пачке которой был “сюрпризик” — очень яркая картинка с надписью “Love is...”, и дальше шла картинка, иллюстрирующая, что такое любовь. Картинки были совершено невинные: любовь — это... подарить девочке мороженое, отогнать злую собаку, заступиться за нее на улице и т. д.
Дети собирали эти картинки, а я разнообразил варианты ответов с комментариями на английском. А потом мне пришла мысль: “А почему бы не иллюстрировать анекдоты на английском?” Идея старая как мир — сделать комиксы, но сделать их тематическими, совместив с разговорниками. То есть на одной стороне разговорничек по теме, скажем, ресторана, а на другой — комикс по ресторанной тематике. Причем сделать это в форме книжных закладок!
Я сделал три таких пробных образца и поехал по типографиям. Нужна была очень плотная бумага, типа той, из которой делают игральные карты. Объехал десяток подобных организаций, и вдруг — удача!
На комбинате цветной печати изготовляли крупноформатные репродукции с видами Петергофа. И у них оставались по бокам листов длинные узкие припуски. Их потом обрезали и сжигали. Так вот появилась идея печатать наши книжные закладки за один проход с основной работой типографии, а потом срезать их — и закладки готовы! Для этого требовалось лишь немного дополнительной краски, а бумага практически доставалсь даром!
Напечатали нам для начала 300 тысяч таких комплектов. Мы поставили цену: 90 копеек. Моментально все было распродано. Тогда сделали еще допечатку — снова 300 тысяч, но уже решили продавать их по рублю пятьдесят. И тут, как обычно, жадность фраера сгубила! Кончилась допечатка видов Петергофа, значит, кончились и наши закладки.
Самое забавное — это то, что у нас дома этих комплектов лежало штук сто для подарков. Тем не менее ничего не подозревавшие одноклассники дарили дочке чуть не каждый день по такому же набору, которые они покупали в киосках Союзпечати, в книжных магазинах. Они же понятия не имели о том, что ее папа как раз их и разработал.
Шел 1991 год.
* * *