Что же такое Социальная машина и как она построена? Мы знаем, что она состоит из людей, но обладает и характеристиками неживого существа. Как же это возможно? Принятие горизонтального метода начинается тогда, когда человек перестает быть собой и создает внутри себя нечто, что останавливает течение времени и не связано с его собственной личностью.
Теперь рассмотрим, как создается Социальная машина. Существует человек. У него есть определенный характер, который располагается в Индивидуальном октанте, называемом ЖИЗНЬ. Но вот в его стране пришли к власти большевики, и ему приходится стать частью идеологического коллектива. Он понимает, что если не будет подчиняться коллективу, ему несдобровать. Теперь его характер разделяется надвое: Индивидуальное Я, находящееся в октанте ЖИЗНЬ, и Социальное Я, находящееся в октанте КОЛЛЕКТИВ.
Рассмотрим следующий пример. Человеку хочется спать до восьми, но расписание на фабрике такое, что ему нужно вставать в семь. И вот он каждый день встает по будильнику в семь и идет на работу. Здесь желание поспать до восьми есть желание Индивидуального Я, в то время как то, что человек каждый день встает в семь, — факт Социального Я.
А есть ли разделение между Индивидуальным Я и Социальным Я, если существует человек, который любит вставать в семь? Все равно такое разделение есть. Отличительной характеристикой Индивидуального Я является то, что оно может меняться с течением времени. Индивидуальное Я обладает способностью к развитию и изменению, и это делает его непредсказуемым, а каждого человека — уникальным, ведь Индивидуальным Я обладают все люди. Человек сегодня может хотеть встать в семь часов, а завтра — в восемь. Фабрика требует, чтобы он вставал в семь всегда, потому что каждый день в восемь включаются Станки.
Почему нас всегда заставляли голосовать единогласно, почему партия не могла позволить, чтобы хотя бы один человек высказался против? Ну казалось бы, с одной стороны 250 миллионов, а с другой один Сахаров. Зачем же писать истерические статьи в газетах? Объяснение одно: крючок, найденный в ящике с миллионом идентичных гвоздей, означает катастрофическую поломку гвоздильного станка. Вот почему диссидент приобретал такие мистические размеры.
Социальная машина состоит из Социальных Я и диктует каждому члену, как себя вести. Если это Социальная машина, созданная на фабрике, она может ограничиться тем, что укажет каждому работнику, какие движения ему делать. Но вместо неживых станков Социальная машина может иметь и другую объединительную субстанцию — идеологию, и тогда она будет командовать уже не физическими движениями людей, а их мыслями. Действительно, человеку можно так же сказать «Голосуй «ЗА»!» или говори: «Дело Ленина живет и побеждает!», как и приказать ему взять деталь из левого ящика, засунуть под пресс и положить в правый ящик.
Итак, характер каждого члена коллектива разделяется на Индивидуальное Я и Социальное Я. Социальное Я управляет поведением члена коллектива в социально значимых ситуациях.
Мы видим, что несмотря на то, что Социальное Я — часть внутреннего мира человека, оно ему не принадлежит и является частью некоего коллективного Я, Социальной машины. Социальное Я, хоть и находится внутри человека, от него не зависит. Сменит фабрика начало работы на шесть утра, будет человек и к шести приходить — от него здесь ничего не зависит.
Между Социальным и Индивидуальным Я происходит борьба, причем в тоталитарном государстве внешние проявления Индивидуального Я могут караться смертью. Действительно, неужели на партсобрании кто-то даст понять, что у него есть память, или станет задавать какой-нибудь вопрос? При просмотре фильма «Кубанские казаки», наверное, никто не вставал и не говорил, что как раз в то время, когда, по фильму, нивы ломились от зерна, был на селе великий голод.
Мы можем представить себе тоталитарное государство как груду яиц, склеенных вместе. Все яичные скорлупки будут представлять собой организационно-идеологическую структуру данного коллектива. Белок в каждом яйце — Социальное Я каждого человека, а все белки — Социальное Я данного коллектива. Структура коллектива создана идеологией совместно с индустриальной технологией. Социальное Я создано членом коллектива для того, чтобы выполнять требования идеологии этого коллектива. Все яичные скорлупки, склеенные между собой, и все яичные белки вместе составляют Социальную машину. Яичные желтки будут символизировать Индивидуальное Я каждого человека. Если в настоящем яйце белок и желток не борются за место, занимаемое ими в скорлупе, а мирно сосуществуют, то внутри каждого члена коллектива идет настоящая борьба между Индивидуальным и Социальным Я, причем это борьба на уничтожение. В условиях же тоталитарного государства это борьба Индивидуального Я за выживание. В идеологическом коллективе иметь Индивидуальное Я опасно для жизни. При этом каждый понимает, что если он полностью утратит свое Индивидуальное Я, его существование станет бессмысленным: он станет живым трупом.
Тоталитарное государство выбрало своей религией идеологию Станка. Станок неодушевлен, и неодушевленными являются его создания. Станок в своих «Адама и Еву» жизнь не вдыхал. Но люди-то все-таки живы, если конечно не обратить их в истинную веру сделанной на Станке пулей. В качестве компромисса, тоталитарное государство предписывает всем гражданам подавлять в себе все аспекты Индивидуальности и заменять их Социальными эквивалентами.
В Китае во время «культурной революции» не употребляли слово «расстрелять»: для этого существовало выражение «подвергнуть суровому контролю». Что и говорить, после расстрела Социальная машина действительно начинала контролировать все без исключения аспекты Индивидуального Я расстрелянного члена коллектива.
В романе Джорджа Оруэлла «1984 год» создание Социальной машины описано неверно: как нечто, что заставляет человека вести себя социально правильным образом. Это большая ошибка. Человека не нужно заставлять читать учебник истории партии. Следует просто расстрелять у него на глазах парочку людей, не прочитавших этот учебник, и он не только выучит весь учебник наизусть, но и убедит себя поверить каждому написанному там слову. «Человек — существо обучаемое, обладающее хорошей памятью и умеющее сделать правильный вывод из наглядной агитации», как мог бы сказать Пол Пот, оставив нескольких кампучийцев живыми.
Оруэлл все-таки был англичанином и надеялся, что люди, как актеры, лишь надевают тоталитарную маску, мечтая при первом удобном случае ее сорвать. На самом деле происходит глубокое внутреннее перерождение, и люди способны десятилетиями нести тоталитаризм в себе.
Оруэлл правильно отметил, что каждый, имеющий Индивидуальное Я, полностью отделен от других людей и воспринимает себя последним человеком, имеющим память и возможность логически мыслить. Предположим, встречаются после партсобрания два человека с диссидентскими взглядами. Если один из них осмелится что-то сказать другому, другой, опасаясь провокации, сразу же выскажет официальную точку зрения, а потом будет проводить бессонные ночи, размышляя, следует ли ему донести или нет.
Вот почему самые безотказные расстрельные команды состоят из тех, кто вчера еще был противником расстрелов, или тайно остается противником расстрелов и сейчас. А вот сторонник Социальной машины со стажем может позволить себе работать с ленцой: его душа чиста и ему нечего бояться. Поэтому отличные расстрельные команды можно создавать из лучших друзей расстреливаемого: главное, чтобы последствия неповиновения были ясны всем.
Индивидуальные Я совершенно разобщены и в условиях коллектива не могут войти в контакт друг с другом. В любом тоталитарном обществе, если мы смотрим с горизонтальной точки зрения, все согласны, все аплодируют и голосуют «за». Но если бы мы могли взглянуть на этот же митинг с вертикальной точки зрения, мы увидели бы много одиноких Индивидуальных Я, борющихся за свое существование и думающих в ужасе: «Неужели я остался один?».
Индивидуальные Я не могут быть связаны друг с другом, но если они забудут о предосторожности и войдут в контакт между собой, нет никакой гарантии, что они поддержат друг друга: ведь в отличие от Социальных Я, все Индивидуальные Я разные.
Таким образом, в условиях коллектива совершенно неважно, что именно каждый из его членов думает. Важно лишь чтобы Социальная машина контролировала его поступки и имела возможность жестоко покарать его за неправильный поступок, то есть за поступок, совершенный под влиянием его Индивидуального Я.
Социальная машина уводит людей в свой октант, КОЛЛЕКТИВ, и октант ЖИЗНЬ становится просто не виден, так как эти октанты диаметрально противоположны друг другу.
Заметим, что Индивидуальное Я создается каждым человеком персонально, то есть это черты его характера, мысли, жизненный опыт, в то время как Социальное Я, несмотря на то что оно присутствует внутри каждого человека и определяет его поступки, создано за пределами человека, который имеет очень небольшую свободу выбора относительно своего Социального Я. Однако в условиях идеологического государства именно его Социальное Я определяет жизнь человека.
Индивидуальное Я — как форма ног человека, а Социальное Я — это фасон его брюк. Совершенно невозможно понять, почему человек должен носить именно эти брюки, хотя ответ есть: «Потому что так диктует мода».
Все это означает, что Социальная машина могла бы существовать вечно, если бы возможно было отменить прогресс (вот откуда непрекращающаяся борьба с враждебным окружением).
Отметим, что лучшее определение тоталитарного государства было дано Лениным, который сказал: «Коммунизм — это Советская власть плюс электрификация всей страны». Тоталитарное государство — это просто идеология, пришедшая на помощь индустриальной технологии. Поэтому ленинское определение и правильное, и полное.
Заметим, что искусство 30-х годов отразило переход человека в неживое состояние. На картинах Фернана Леже человек изображен с помощью квадратов и треугольников. Но в природе нет прямых линий, а значит такой «человек» мог быть создан только Станком. Вместо портретов конкретных людей пришли портреты-символы, например «Рабочий и колхозница».
Индустриальный Век уже завершился, и коммунистам просто не к чему нас возвращать. Коммунистические ораторы призывают народ к топору, и это очень точный и правильный призыв, потому что топором никто уже не пользуется. Призывать народ нужно не к топору, а к компьютеру, коммунисты же призвать людей к компьютеру не могут, потому что они — сторонники единогласия, а не индивидуальной творческой мысли.
Как только стало ясно, что завод индустриального века устарел, Социальная машина стала испытывать огромные трудности, и эти трудности — объективные, неизбежно ведущие Социальную машину к развалу.
Социальная машина распадается по двум причинам:
1. Человеку необходимо открывать правду самому себе, жить вертикально и общаться с другими людьми через Бога, посредством общечеловеческой морали.
2. Социальная машина основана на том, что люди получают идентичную информацию через один-единственный канал, вместо того, чтобы получать информацию из многочисленных источников и в самых разнообразных формах. Поэтому Социальная машина находится в неразрешимом конфликте с реальностями информационного века и сегодня является безнадежно устаревшим социальным устройством.
Людям, которые готовы составить из себя Социальную машину, следует понять: Социальная машина будет полностью контролировать все аспекты их жизни. Более того, она станет единственным действующим социальным организмом, и ее цели — мистического служения неживому — будут радикально отличаться от целей составляющих ее живых людей.
Социальная машина заставит людей создать десятки, а то и тысячи танков, которые никогда не будут использованы. Она активно изменит живую природу, поворачивая вспять реки, строя гигантские, никому не нужные железные дороги, а то и уничтожая целые народы. Но активнее всего она будет бороться с теми людьми, из которых она состоит. Как бы эти люди ни притворялись, как бы ровно они ни маршировали, как бы безропотно ни выполняли любой приказ, все-таки эти люди — живые. Социальная машина не может существовать иначе как на принципе постоянного уничтожения подконтрольных ей людей, устраняя их либо физически, либо морально-психологически. Она атакует мораль, чувство собственного достоинства, понимание красоты, язык, историю, память, семью. Взамен всего этого Машина внедряет неживые эквиваленты морали, истории, нравственности, заставляет человека использовать созданный ею мертвый язык.
Мы описали очень странное явление — «Социальная машина». Ее не видно, но она есть, и цели у нее мертвые. Главный исторический урок XX века — возможность перехода в другое измерение и формирование (с помощью союза горизонтальной идеологии и индустриальной технологии) Социальной машины индустриального типа — не должен быть забыт, потому что информационный век также предлагает множество методов полного отказа от себя с необратимыми трагическими последствиями. Это и болезненное пристрастие к развлечениям, и сотни программ телевидения, и Интернет, и наркотики. Но человек должен жить, видеть, мыслить, а не реагировать на внешние стимулы абстрагировавшись от своего собственного Я.
Создание Социальной машины информационного века очень хорошо описано Виктором Пелевиным (Generation «П», М.: Вагриус, 1999. С. 104-105). Человек смотрит телевизор, и телевизор заставляет его переключать свое внимание с одного объекта на другой. Человек лежит на диване, но и живет внутри экрана. Его нет, он неподвижен, но изображение на экране полностью владеет им, управляя его эмоциями, давая ему знания, заменяя ему жизнь. Одновременно телевизор смотрят миллионы. Итак, в одном измерении — миллионы уставившихся на экран неподвижных людей. В другом — режиссер, оператор, который управляет их мыслями и вполне способен управлять и их действиями.
Вот хороший пример. В Латинской Америке проводился очередной футбольный матч. Футбол — это виртуальное действо, в конечном счете бессмысленный бег по полю за мячом. Матч транслировался по телевидению, то есть люди наблюдали это событие не сами, а с помощью оператора. Это уже виртуальная реальность в квадрате. Матч так снимали, что гол показался несправедливо засчитанным. Это уже виртуальная реальность в кубе. Результат — реальная война, реальные трупы людей. Иными словами, телевизионный режиссер и есть новая горизонтальная идеология, а новый парад и демонстрация трудящихся — застывшие позы перед объединяющим всех мерцающим экраном.
Проследим еще раз за развитием Социальной машины. Социальная машина позволяет своим членам адаптироваться к сложностям Индустриального века, поэтому вначале она кажется привлекательной. Социальной машины фактически не существует, однако когда человек начинает зависеть от нее, позволяет себе принять идеи, которые Социальная машина пропагандирует, он видит, что Социальная машина начинает постепенно уничтожать его собственную душу. Причиной этого конфликта является то, что Социальная машина действует как неживой объект и поэтому вступает в бескомпромиссный конфликт со всем живым. Человек начинает бояться, что когда-нибудь Машина распознает его в качестве живого — и мгновенно уничтожит. Может быть, уничтожит морально, а может — и физически. Неодушевленная виртуальная Социальная машина становится полным хозяином тех людей, которые ее создали и теперь являются ее частью. Они уже не могут существовать вне Социальной машины.
Саддам Хусейн спрашивает у граждан Ирака: «Любите ли вы меня?» «Любим!» Делает он им еще хуже. «Любите ли вы меня?» «Очень любим! Очень!» Делает он им еще вдвое хуже. «Любите ли вы меня?» «Обожаем!» Делает он им и еще хуже. «Любите ли вы меня?» Молчат, все умерли. Спрашивает Клинтон у американцев: «Любите ли вы меня, ну хоть немножко?» «Да нет нам дела до тебя, а служить будешь плохо — прогоним». Делает он им еще лучше. «Любите ли вы меня, ну хоть немножко?» «Да нет нам дела до тебя, а служить будешь плохо — прогоним». Делает он им еще вдвое лучше. «Любите ли вы меня, ну хоть немножко?» «Да нет нам дела до тебя, а служить будешь плохо — прогоним».
Для человека естественной является вертикальная ориентация, ситуация, при которой он развивается, но иногда возможностей для его развития нет: например, когда он закабален или у него нет работы и средств к существованию. Единственная возможность преодолеть объективную невозможность развиваться — прибегнуть к магии, то есть перейти в другое измерение. Этого можно достичь, поменяв вертикальную ориентацию на горизонтальную. Магия позволяет создать псевдорелигию, где добро заменяется на общее добро, а Бог — на коллектив. Тогда развиваться и отвечать за себя уже не нужно — цель достигнута. Горизонтальная ориентация освобождает энергию зависти, которая разрушительна с точки зрения индивидуума, но созидательна с точки зрения коллектива. Горизонтальная ориентация, зависть, псевдорелигия объединяются для того, чтобы создать идеологию. Одно из свойств идеологии заключается в том, что она выражает интересы неживого объекта. Это следствие горизонтального самоотрицания. Другое свойство идеологии — она построена на магии, которая является ответом на объективную или субъективную невозможность вертикального развития. Отрицание себя и невозможность вертикального развития — две стороны одной медали, и эти свойства идеологии отлично дополняют друг друга.
Разница между идеологией и завистью состоит в том, что идеология — это зависть, которая исходит не от отдельного человека, а практикуется организовано. Это зависть не межличностная, не направленная конкретно от одного человека на другого, а возведенная в ранг мировоззрения и освященная организованной на ее фундаменте группой людей, которая в этом случае создала предпосылки для своего превращения в коллектив. То есть это зависть с более высоким магическим предназначением, что позволяет идеологии, базирующейся на зависти, удовлетворить все требования, которые общество предъявляет религии. Таким образом, идеология заменяет религию и становится единственным организатором общества.
Отметим, что переход общества с религиозной на идеологическую ориентацию произошел во всем индустриальном мире. Люди стараются достичь спасения (в религиозном смысле этого слова) не с помощью добрых поступков, а через владение вещами, сделанными Станком. Магия вещизма: состоит в том, что если у меня есть джинсы «Wrangler», я могу быть другом, членом кампании, а если у меня нет этих джинсов, значит, я чужак и дурак. Теперь мне нет смысла становиться интересным собеседником или хорошим человеком: вопрос стоит ребром, есть джинсы или их нет.
Тоталитарный режим — это не мистификация индустриальной Машины: это мистификация зависти. Поэтому тоталитарный режим может быть и крестьянский (как в Китае, Албании, Кампучии), и неиндустриальный (как на Кубе), и индустриальный (как в фашистской Германии). Может тоталитарный режим существовать и в информационном веке.
Введем такое понятие, как "близкожитие", то есть отсутствие необходимой стены прав вокруг индивидуума. Близкожитие делает зависть и нездоровую зависимость центральными факторами социальной жизни. Коммунистическое общество начинается с близкожития. Близкожитие ведет к зависти. Зависть — к разрухе. От разрухи мы переходим к Социальной машине. Социальная машина уничтожает тех, кто не является ее членами, а те, кто являются — перерождаются в нелюдей. Машина развивается. Личность, являющаяся частью Машины, уничтожается. Главная цель Машины — борьба с завистью — теряет смысл. Общественная система рушится. Существуют различные сценарии гибели или перерождения Социальной машины: либо гибель всех членов общества, как практически произошло в Кампучии и как происходит с некоторыми сектами, либо простое перерождение Машины, ее адаптация к изменившейся реальности.
| СОЦИАЛЬНАЯ МАШИНА | ЧЕЛОВЕК | ВИРТУАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК |
| Индивидуума нет: все решения принимаются коллегиально и анонимно. У человека нет голоса: все северокорейцы молчат или плачут от ; счастья, а ведь если дать им голос их жуткий вопль достиг бы слуха внеземных цивилизаций | У человека есть физическое тело, определенное место пребывания, голос, который в данный момент слышат его собеседники | Картинка человека тиражируется по всей планете, его слова передаются так и в такой форме, что он об этом и не подозревает. В век интернета и телефона ; географическое местонахождение ; не важно |
| Картинка: человек в танке | Картинка: человек на природе или в общении с другими людьми | Картинка: человек на экране телевизора или интернетовская кличка |
| Человек " нигде | Человек " здесь | Человек " везде, но не здесь |
| Человек живет, но кажется мертвым | Человек живет, потом умирает | Человек может давно быть мертвым, но живая картинка представляет его живым |
Интересно заметить, что в нашей книге мы встречаемся с четырьмя скоростями времени.
Обсуждая советскую историю, мы говорим о 73-х годах советского режима. В этом случае время движется с обычной скоростью. Когда мы обсуждаем русский характер и российское традиционное отношение к законам, нам кажется, что время движется очень медленно. Говоря о состоянии российского общества сегодня и пятьсот, а то и тысячу лет назад, мы можем не менять лексику — она одинаково приложима ко всем периодам. Например, замечание, что "веселие на Руси есть пити" верно сегодня так же, как оно было верно тысячу лет назад, а у подозреваемых в преступлении по сравнению с той давней порой прав тоже не прибавилось.
Если говорить о последнем десятилетии, кажется, что время движется очень быстро, как вперед, так и назад. В городах в рекордно короткие сроки установились капиталистические отношения, базирующиеся на инфраструктуре информационного века. Но если мы вступили в это десятилетие как сильная индустриальная держава, то теперь, при полном развале экономики, большая половина страны вернулась обратно в преиндустриальный век — век феодалов, а также безлошадных крестьян, работающих на маленьких участках земли, чтобы заработать себе на пропитание. Вероятно, Россия — единственная в мире страна, где один и тот же человек, работая в будни на мощном компьютере, в выходной день едет в деревню, где, пользуясь орудиями, известными уже тысячи лет, обрабатывает свой огород, и не ради развлечения, а чтобы прокормить семью.
Нам стоило решить проблему 2000 года, переведя часы компьютера на тысячный год. Как раз приняли бы крещение в Днепре, построили бы свою жизнь на десяти заповедях («не убий», «не укради»), собрали бы славянские народы под единым руководством, побили бы кавказских разбойников, угоняющих в рабство наших людей… Недавно посмотрел я фильм «Конан». Доспехи у Конана ничего, но на еще действующих металлургических заводах и мы можем сделать не хуже. Так что в 1000 году нам сегодня было бы оказаться в самый раз, а вот к 2000-му мы совсем не подготовлены.
Однако, что бы ни говорили, настоящее лучше, чем прошлое, когда коммунисты убивали время, фальсифицируя историю, подменяя культуру, уничтожая лучших людей.
Помните лозунг «Время, вперед!» Сегодня любой физик-атомщик, вручную сажающий картошку на участке, скажет, что время пошло назад. В сознании многих время остановилось. Зависть (или победа над завистью) делает так, что экономика резко переводит стрелки часов, либо назад, либо вперед.
Социальное Я имеет общую цель, например коммунизм, и оно хочет построить коммунизм навечно. Но создают эту вечность социальные Я, которые основаны на мгновенном повиновении. С одной стороны - вечность, с другой - мгновение. С развалом коммунизма вечность у социальных Я забрали, но осталось умение адаптироваться к изменяющейся ситуации.