Предположим, какой-то миллионер решил раздать всем гостям, пришедшим на его день рождения, 100 тысяч долларов. В 9 часов вечера он откупорил шампанское, посчитал своих друзей (их оказалось шестеро) и распределил между ними поровну 100 тысяч долларов. Но в 9 часов 13 минут прибыло еще 4 друга, и так как у миллионера денег больше не было, ему пришлось поровну распределить между ними пирог с капустой. А когда еще один друг вышел из туалета, то вообще ничего не получил. Это и есть реальная картина равного распределения. Конечно, скажут: на этом этапе нужно пересчитать друзей снова, теперь их 11 человек, и разделить между ними 100 тысяч долларов заново. Но что будет, если появится еще один друг? Снова собирать деньги и их перераспределять. Иными словами, равное распределение означает, что либо деньги не перераспределяются никогда, и все принадлежит государству (а в нашем случае миллионеру), либо, если равное распределение все-таки осуществляется, оно создает жесткую иерархию между теми, кто получил одну шестую от 100 тысяч, теми, кто получил по четверти капустного пирога, и тем, кто не получил ничего. А раз так, то все, что перераспределяется, распределитель держит у себя. Держит, но не использует. Действительно, 100 тысяч долларов, которые миллионер обещал распределить между друзьями, он использовать уже не может. Люди, которые получили свою часть от 100 тысяч долларов, не могут их использовать, потому что знают, что если придет еще несколько гостей, миллионер соберет только что розданные деньги обратно. Иными словами, как только миллионер пообещал разделить 100 тысяч долларов поровну - они "подвисли" и уже никому не принадлежат. Если раньше они были либо инвестиционным капиталом либо их можно было истратить на покупки, то теперь непонятно, существуют они или нет.
Этот пример имеет самое прямое отношение к экономике Советского Союза. Каким-то мистическим образом то, что, казалось, принадлежащим государству, на самом деле не принадлежало никому. Как можно иначе объяснить что в колхозе урожайность с гектара была в двадцать раз (!) ниже урожайности приусадебных участков.
Вы когда-нибудь были в частном крестьянском доме, в котором над входом черным фломастером написано известное слово из трех букв? Нет. Это совершенно невозможно себе представить. Теперь второй вопрос. А вы когда-нибудь были в муниципальном многоквартирном доме, где в лифте не написано это слово из трех букв? Такого тоже не бывает. Почему это так? Потому что наши квартиры принадлежат нам понарошку. И являются вот именно такими «подвисшими» деньгами, которые вроде бы распределены нам, но на самом деле нам не принадлежат. И мы, имея их, не можем почувствовать себя их собственниками.
Итак, только полная остановка времени, закрытие дверей дома миллионера на засов делает задачу равного распределения 100 тысяч долларов реальной. Остановка времени необходима для равного распределения, но в реальной жизни остановить время невозможно.
А как разделить капустный пирог, если количество гостей неизвестно, но равенство является абсолютно незыблемым требованием? Есть два метода: либо позволить капустному пирогу испортиться и выкинуть его, тогда все гости, сколько бы их ни было, получат равное количество пирога; либо сам хозяин вечеринки должен съесть весь пирог до последней крошки, но теперь уже не в качестве хозяина, а в качестве представителя народа — тех, между кем этот пирог должен был быть поделен.
Если количество людей неизвестно и на абсолютно равные части разделить наш капустный пирог нельзя, можно ли разделить его хотя бы на примерно равные части? Тут мы сталкиваемся с великим принципом равного распределения: "меньше народу - больше кислороду". Представьте себе, как собравшиеся стоят у стола, желая приступить к делению пирога, и с какой ненавистью они смотрят на входную дверь, в которой может появиться еще один претендент. Итак, капустный пирог разделил все общество на две части: "мы" и "они". Сразу возникают теории, определяющие признаки, по которым человек не может участвовать в разделе пирога и претендовать на свою долю. Это начало всяческих национальных, расовых и других предрассудков, основанных на ненависти и отторжении.
Существуют два подхода. Первый предусматривает, что ты имеешь право на то, что создал. Этот подход не предполагает ненависти между людьми, но не предполагает и равенства, за исключением, как мы уже отмечали, равенства прав.
С другой стороны, мы имеем идею равного распределения, которая автоматически приводит к разделению человечества на претендентов и недостойных, исходя из совершенно искусственно созданных принципов.
Вернемся к людям, ожидающим распределения 100 тысяч долларов. Пока они ожидают его, они не могут сами производить доллары. Ведь если они в это время что-то заработали, непонятно, следует ли вычитать эту сумму из того, что они получат, или же давать им одинаковую с другими часть, даже если в результате у них окажется неравное количество денег. Предположим, что миллионер должен одному из гостей 8 долларов. Следует ли его кредитору обращаться к нему с просьбой о выплате долга, если он ожидает своей доли от 100 тысяч долларов? С одной стороны, это, конечно, нетактично, но с другой — миллионер, несмотря на то, что он готов распределить между людьми громадную сумму, должен предварительно отдать и 8 долларов, которые он задолжал.
Даже простая подготовка к равному распределению материальных благ меняет характер их производства: ведь продолжающееся производство делает равное распределение невозможным. Своим обещанием распределить 100 тысяч долларов миллионер совершенно остановил производственную деятельность всех претендентов. И если они зарабатывают достаточно много, может оказаться, что подарок обернется для них убытком, даже если допустить, что распределение когда-нибудь действительно произойдет, а не явится циничным обманом типа лозунга «Земля — крестьянам!»
Если наша цель в том, чтобы разделить капустный пирог поровну, встает следующий вопрос: пирог разделили, а есть-то его можно? Ведь если кто-то из участников съест выданный ему кусок пирога, он этим восстановит неравенство. Снова неравенство! Опять надо собирать куски пирога и снова делить их поровну? Однако тому, кто съел свой кусок, надо оторвать голову. Ведь кусок-то был «его» только понарошку, и съедать его было нельзя.
Получается, что разделенное поровну использовать невозможно: собственность «подвисает» и становится уже не благом, а проклятием ее виртуального «владельца».
Желая разделить пирог поровну, мы превратили вкусный пирог в картинку, на которую можно только любоваться издали. Но и на этом идея перераспределения не исчерпывается. Ведь люди на самом деле хотят не пирога, а успеха, удовольствия, счастья и так далее. Для того, чтобы идея равного распределения имела смысл, нужно еще перераспределить талант, знания, красоту, доброту и счастье, удачу. Получается, что единственный способ привести эти категории к общему знаменателю — уничтожить всех участников распределения.
Если создание общества, базирующегося на равенстве, оказывается такой сложной задачей, почему эта идея так привлекает людей? Ситуация, когда материальные ресурсы распределены поровну, привлекательна тем, что не нужно уже быть хорошим или плохим. Персональный выбор больше не имеет значения, а значит, не может быть и случайностей. Как ни удивительно, это подается в качестве положительного идеала, хотя мы понимаем, что на самом деле здесь описано уничтожение морали и персонального роста, всеобщая смерть, уничтожение человеческой расы.
Религия говорит, что наступит день, когда души умерших воскреснут, и он будет днем триумфа духовного начала человека. В горизонтальном октанте «эквивалентом» этой идеи стала теория о том, что если собрать все материальное и распределить поровну — это и позволит построить идеальное общество, но не в небесах, а на земле, причем души людей умрут еще при жизни.
Итак, идеи равенства рассматриваются как требование перераспределения материальных благ. Мы видим, что такое понимание равенства неправильно. Тем не менее равенство является одной из ключевых идей цивилизации. В чем же здесь дело? Дело в том, что равенство понималось как возможность каждого человека достичь успеха и совершенства. Из этого следовало, что каждому человеку нужно дать равные права с тем, чтобы обеспечить и защитить внутреннее развитие, которое будет составлять суть его жизни. Таким образом, идея равенства есть идея защиты прав каждого человека, и посему противоположна идее о том, что материальные ресурсы должны быть отданы в руки перераспределителей с целью создания материального равенства. Одно и то же слово, в данном случае «равенство», может быть понято диаметрально противоположным образом, в зависимости от того, принадлежит оно горизонтальному или вертикальному октанту.
Когда человек что-то создает, он создает неравенство. У него появляется что-то, чего у других нет, и в этот момент неравенство увеличивается. Если человек имел возможность произвести нечто, значит, у него были права, защищающие его собственность, иначе он боялся бы создать что-то для себя. Процесс созидания сделал его независимым от других, и он неизбежно пришел к идее, что ему выгодно, чтобы права и возможности созидать были также и у других. Созидатель понимает, как много он отдает, и хочет, чтобы другие также создавали и отдавали что-либо ему, взаимно увеличивая благосостояние и возможности друг друга: творцы поддерживают друг друга обмениваясь красотой.
Итак, каждый творческий акт создает также импульс к наделению всех граждан правом на творчество. Это не приводит к материальному равенству, но принимает человека в сонм творцов равных перед лицом вечности. Создатели красивых зданий, замечательных стихов, спасительных лекарств находятся сегодня с нами, где бы и в какой стране они ни жили, а вот разрушители и убийцы не находятся с нами, даже если их трупы и забальзамированы. Имя поэта обычно помнится дольше, чем имена тех, кто его расстрелял.
В горизонтально ориентированном обществе процесс вызывает не жизнь, а смерть. Предположим, человек что-то нашел (создать было бы слишком опасно). Возникает неравенство. Однако общество базируется на равенстве, а значит, найденное нужно разделить. Результатом стремления к равенству является неизбежно возникающая жесткая иерархия в обществе, основанная на близости его граждан к месту раздела материальных благ и людям, осуществляющим его. Равенство в этой системе может действительно быть достигнуто лишь в том, что разделяемый товар оказывается уничтоженным и не принадлежит в равной степени никому. Часто товар уничтожается вместе с нашедшим, и тем более вместе с создавшим, его.
Итак, в вертикальном октанте из неравенства возможностей вытекает равенство прав, в то время как в горизонтальном октанте из попытки установить равенство владений и возможностей вытекает жесткое неравенство прав.
Французская революция выдвинула лозунг: "Свобода, Равенство, Братство". Этот лозунг может быть интерпретирован двумя абсолютно противоположными способами.
С точки зрения коллектива, свобода понимается как осознание каждым человеком необходимости подчинения коллективу, как в знаменитом выражении, "Свобода - это осознанная необходимость". Равенство понимается как идеологический конформизм и равное распределение. Здесь равное распределение означает переход в другое измерение и духовную смерть людей, а также возникновение общества, базирующегося на очень жесткой иерархии. Братство же понимается как полная свобода вмешиваться в дела каждого человека, отсутствие личных прав, необходимое для установления равенства. В этом случае коллектив является единственной инстанцией, формулирующей желания каждого члена коллектива и удовлетворяющей их.
С вертикальной точки зрения, свобода понимается как ответственность за собственное поведение, а также неотъемлемое право на саморазвитие. Это право обязательно должны базироваться на частной собственности, которая и является фундаментом экономического и духовного развития. Равенство понимается как равенство перед законом и обязанность государства охранять независимость человека. Братство трактуется как уникальность каждого, но также и единение человеческих душ в Боге. Хотя духовные устремления отдельной личности и направлены вверх, на рост и развитие, там, наверху, все души сливаются воедино. Осознание духовного единства всех людей — это и есть вертикально понятое братство.
Что такое перераспределение собственности? Это означает следующее:
• Все участники перераспределения не имеют прав на свою собственность и должны ее предоставить в распоряжение распределяющего.
• Нужно знать, какой собственностью владеет каждый. Это означает, что ни у кого не должно быть возможности ее скрыть, то есть должно быть отменено право на частную жизнь и секреты, которые это право охраняют.
• Необходимо произвести инвентаризацию всей собственности. Но, так как собственность имеет свойство возрастать, нужно остановить производство и другие методы ее увеличения, иначе вся работа по честному распределению существующей собственности пойдет насмарку. Собственность можно и уменьшить, а значит, нужно установить и контроль за расходами.
Перед нами встает первая проблема: либо надо остановить время, либо заставить всех подложить руки под задницу, пока мы инвентаризацию проведем. Хорошо сидим.
Ну ладно, собственность мы зафиксировали, собрали и подготовили. Вот она вся перед нами. Вынимаем калькулятор: теперь собственность надо разделить поровну. Но кто же будет распределять собственность? Надо создать инициативную группу распределителей, которые и будут осуществлять и контролировать процесс.
Стали распределители работать: собирают, считают, делят на куски, разносят, раздают. Тяжелая работа. Перед нами встает вторая проблема: мы ведь за труд-то платим. Одни сидят подложив руки под задницу, чтобы количество разделяемой собственности, не дай бог, не поменялось, а другие бегают взад-вперед. Тем, кто работает над разделением, надо приплатить за труд. Вынимаем снова калькулятор: всем одинаково, а тем, кто распределял, больше.
Однако людей много: нужен опытный организатор, начальник распределителей. Перед нами встает третья проблема: мы за ум, за организаторское мышление тоже должны платить. Вынимаем калькулятор в третий раз: всем одинаково, тем, кто распределял, больше, а начальникам — еще больше, в зависимости от их ранга и опыта.
Так и разделили все поровну: одним едва на хлеб хватает, у младших распределителей дела обстоят получше, а начальники «едят на золоте».
Начав с протеста против неравенства, мы получили общество, где неравенства не меньше, чем раньше. Правда, теперь структура общества совершенно другая. Если прежде материальных благ было больше у того, кто имел на них какое-то право (происходил из выдающегося рода, тяжело и эффективно работал, достиг профессиональных вершин), теперь они сконцентрировались у тех, кто их забирал, контролировал и перераспределял, но сам не производил.
Раньше люди были независимы, пользовались правами и могли увеличить трудом размер своей собственности. Никому не было дела, сколько ты произвел, и тяжелым трудом можно было выбиться в люди. Теперь же то, что ты производил, не было твоим, а должно было быть сдано на перераспределение. Производить без разрешения было нельзя, чтобы не создавать дополнительной работы распределителям (чтобы, как они говорят, «не создавать неравенства»), и поэтому выбиться в люди производительным трудом стало невозможно.
И потом, кто выбрал «час Икс»? Почему революция против неравенства, существовавшего при царе и дворянах, была справедлива, а против неравенства, существующего при генсеке и его номенклатуре — нет? У крестьянина корову отобрать было можно, а у Брежнева дворец — нельзя?
На все эти вопросы у перераспределителей ответов нет. Единственное, что они пытаются сделать — это привить тем, кто при «равном» распределении был жестоко обделен, нелюбовь к деньгам и страх перед успехом, научить их «не высовываться». Кроме этого, у них в арсенале есть только насилие, применяемое в надежде, что одни голодающие согласятся избивать других за дополнительную корку хлеба. Вот вам и высокие идеалы равенства!
Нам теперь очевидно, что социализм был обществом непримиримых противоречий между общественным и личным. Мы начали с идеи равенства и справедливости, а пришли к неравенству и жесткой иерархии, которые были абсолютно несправедливы. Мы жили в обществе, стремившемся производить все больше и больше для себя, но одновременно считавшем преступниками тех, кто имел точно такие же личные цели. Получалось, что обладать собственностью могло только государство, а люди должны все государству передавать, а потом получать напрокат.
Значит, мы неправильно решили три проблемы: надо было остановить время, а за труд и ум не то что не платить, а вообще запретить их, чтобы не сбивали со счета. А это уже описание смерти. Итак, проблема решается только так, как ее решал Пол Пот: всех в расход — вот вам и равенство.
И это логично. Ведь тот, кто придумал идею материального равенства, все равно не рассуждал о живых людях. Все знают, что блага, которые человек мечтает иметь в личной собственности, совершенно разноплановые и отнюдь не ограничиваются собственностью материальной. Например, человек желает обладать не только (и не сколько!) деньгами, сколько молодостью, здоровьем, талантом, красивой женой, здоровыми детьми, уважением соседей, счастьем, новыми «Жигулями». Конечно, за деньги можно постараться купить здоровье. Но если один человек болен, а другой здоров, получается, что распределение денег между ними не создаст равенства, и задача уравнивания становится практически неразрешимой.
А вот и еще одно противоречие. Вроде бы общество, основанное на материальном равенстве, должно быть материалистическим, и оно себя так и называет. Но так ли это? Казалось бы, кулак — это просто тот, у кого целых две коровы. Но нет: кулак — это мироед, некрасивый, с толстой сварливой женой, а в конце фильма к тому же и мертвый (убитый справедливой пулей бедняка). Вот что две коровы с человеком делают! Другое дело — бедняк Ванятка. И красив он, и справедлив, а красавица Матрена глаз с него не сводит. Как хорошо все-таки, что работящий и всеми любимый отец Ванятки, придя пару лет назад со свадьбы дочери, упал, да и спалил свой дом. Не был бы Ванятка Бедняком — не был бы он и таким Красивым да Добрым. Теперь нам становится очевидно, что перераспределение ничего общего с материализмом не имеет. Вот она, новая религия: сдай коров в колхоз — враз похорошеешь, а здоровья уж точно прибавится, ведь «пуля шутить не любит».
Путаница между материальным и нематериальным еще раз показывает, что такое общество нежизнеспособно. В здоровом обществе эта проблема решается очень просто. Государство должно быть материалистично. Общество обязано лишь обеспечивать гражданам полную свободу действий и пресекать вмешательство в жизнь других. Граждане же, не имея возможности воровать, будут трудиться, развиваться, станут созидателями и творцами и неизбежно придут к пониманию того, что нематериальные ценности важнее материальных, то есть станут исповедовать подлинно идеалистический взгляд на мир.
Остановка времени, которая неизбежно происходит в результате горизонтального взгляда на мир тех, кто считает ответом на все вопросы перераспределение материальных ценностей, привела распределителей к еще одной неизбежной ошибке: они не замечают прогресса, у них начисто отсутствует перспектива. Например, считается, что если сегодня забрать у предпринимателя 90 % дохода, он и на следующий год произведет столько же продукции. Но на следующий год он уже будет выступать в качестве владельца кипрской компании: ведь там налоги 5 %. Точно так же считается, что богатые просто уничтожают ресурсы общества, живя в расточительной роскоши. Повсеместно распространен миф, что у «новых русских» золотые «Мерседесы». В России — может быть, так как здесь налоговый климат делает производство невозможным, но не на Кипре: там у «новых русских» не «Мерседесы», а фабрики. Что касается роскоши, то в разные моменты истории человечества к «ненужным» предметам роскоши относили одежду и обувь, собственную кровать, живопись и театр, перец и сахар, обед из трех блюд, автомобили, телефон, компьютеры, пассажирские авиарейсы. Все, что есть у нас сегодня, существует благодаря тому, что это захотел, заказал или спонсировал какой-то богатый чудак, оказавшийся провидцем и первопроходцем. Он смог это сделать потому, что у него были свободные деньги, которые государство или соседи не смогли отнять. Никакой государственный комитет не заказал бы этих «сумасшедших» новшеств, и они никогда не стали бы достоянием народа. Нам нужны богатые люди потому, что без их сегодняшних «излишеств» завтра не сможем представить себе жизни мы.
И сегодня еще одежда и обувь, собственная кровать, живопись и театр, перец и сахар, обед из трех блюд, автомобили, телефон, компьютеры, пассажирские авиарейсы отнюдь не являются доступными многим жителям России. Как страшно отомстили нам за содеянное те, против кого была поднята революция 17 года! Они как будто забрали у нас то, что состоятельные люди когда-то внедрили в общество. Точно так же пополняется сегодня уничтоженное революцией российское крестьянство — за счет кандидатов наук. Нам нужно как можно больше богатых людей: только так станут состоятельными все остальные и только тогда будет у нас государство, которое перестанет, как Золотая Орда, грабить бесправный народ.
Попытаемся решить одну простую арифметическую задачу. У Вити есть два оловянных солдатика, а у Саши их четыре. Как сделать так, чтобы у ребят оловянных солдатиков было поровну? Ответ: «отобрать одного солдатика у Саши и передать его Вите, чтобы у них было по три солдатика» — неправильный. Потому что у Саши есть форма, с помощью которой он отольет новых оловянных солдатиков, и очень скоро их может быть не три, а тридцать три. Не зря у него и вначале было больше: это потому, что он их себе изготовлял. Для того чтобы у ребят было равное количество оловянных солдатиков, надо первым делом убедиться, что никто не может делать новых солдатиков и не имеет ресурсов для их приобретения. Глупо считать и делить поровну, если один мальчик может сделать или выменять себе новых солдатиков на коллекцию марок, три рубля или перочинный нож, восстановив этим неравенство.
Как же сделать так, чтобы у ребят оловянных солдатиков было поровну? Сначала надо уничтожить всю их другую собственность (марки, деньги, ножик). Потом надо уничтожить весь их производительный потенциал — и форму для литья разрушить, и запретить ребятам зарабатывать деньги. А уж после этого надо взять два оловянных солдатика у Вити и четыре у Саши и… Что же сделать с солдатиками? Что с солдатиками-то будем делать? Это я выдерживаю паузу, жду, когда кто-то скажет: «И раздадим мальчикам по три солдатика». Весело смеемся, и даем правильный ответ:
Как называется то, что может обеспечить Вите или Саше солдатиков? Это их будущее. Одновременно с попыткой перераспределения существующих в данный момент у Вити и Саши шести солдатиков надо «остановить им время», то есть обеспечить контроль над их будущим, чтобы они не смогли разрушить установленный паритет производством новых солдатиков. Например, надо запретить им работать: ведь на заработанные деньги можно будет купить солдатиков.
Итак, любая попытка установить равенство неизбежно приводит к тому, что все ресурсы уничтожают или получают те, кто занимается их перераспределением. Попытка установить равенство не ограничивается разрушением внешнего мира, она разрушает и внутренний мир ребят: лишает их возможности научиться либо гармонично существовать с имеющимся количеством солдатиков, либо благодаря собственным усилиям довести количество солдатиков до желаемого.
Попытка достичь материального равенства — это не просто уничтожение ресурсов или связывание рук, это уничтожение как внешнего, так и внутреннего мира человека.
Посмотрим, чьим идеалом является равенство. Равенство не может иметь смысла, если не уравнять также и потенциал всех людей, ведь однажды созданное материальное равенство можно легко нарушить работой. Становится очевидно, что идея равного распределения уничтожается человеческой активностью да и просто изменением взгляда на мир. Ну хорошо, форма для литья солдатиков уничтожена, коллекция марок сожжена, и у Вити с Сашей есть по два солдатика. А что, если теперь Саша решит, что солдатики ему не нужны, и выкинет их или подарит Вите? Опять неравенство: Саша шагает налегке, а Витя тащит оловянные фигурки как тягловая лошадь.