Пушкин — это главный, и самый опасный, русский миф. Если ты прочел его, все вокруг для тебя бренно — и права, и жизнь человека. А там, где нет Пушкина — нет величия: ущербные людишки прав себе требуют, дороги ровные строят. Когда обсуждаются беды России, всегда найдется собеседник, который вскочит и скажет: "Ну, и что?! У нас же великая литература! И Пушкин, и Толстой, и Лермонтов!"
Лучше вырастить урожай редиски и продать его на рынке, обеспечив себе средства к существованию, чем зачитывать до дыр томик Пушкина. Сколько "Моцарта и Сальери" ни читай, все равно, если тебе нечего есть, ты от зависти не избавишься. Если движущей силой твоей жизни является зависть, ты обязательно совершишь преступление. И если ты начитан, твое преступление будет теоретически обосновано, а значит, еще более опасно. Профессионально состоявшемуся человеку Пушкин поможет наслаждаться красотой и найти более высокий смысл жизни, но он не может заменить собой профессиональную и моральную ориентацию. А моральная ориентация невозможна без частной собственности и прав. Вот и получается, что сначала свой огород, а потом Пушкин. Пушкин — это поэт свободных людей, а не опиум для бесправных рабов.
Российское общество не выйдет из кризиса до тех пор, пока самой главной похвалой будет слово "интеллигент". Оценивать людей надо не по мнению или знанию, а по действию. Если чтение книг позволяет выращивать добротную редиску или если человек, вырастив редиску, проводит свободное время за книгами — честь ему и хвала. Нас устраивает все, кроме ситуации, когда редиска-то, конечно, у меня плохая, зато, смотрите, как я хорошо знаю Пушкина. Нам не надо быть «самой читающей страной»: нам надо, чтобы дети перестали голодать.
Мы говорили, что доброта возникает, когда человек честно трудится и своим трудом удовлетворяет нужды людей. При идеально функционирующем рынке чем добрее человек, тем больше должна быть его зарплата. Реально так происходит не всегда.
На Западе каждый выражает свою любовь к людям через качество своего продукта: сделанной колбасы или написанной статьи. Вне работы тоже можно выражать свою любовь: любить свою семью, служить в добровольной пожарной бригаде, сажать сирень.
В России долгое время было невозможно самовыражаться через работу. Появилась новая категория людей, не важно кем и как работавших, но что-то прочитавших и после третьей рюмки шепотом критикующих режим. Эти люди стали называться интеллигентами.
Стать интеллигентом было просто: в 70-е годы достаточно было один раз посетить спектакль Театра на Таганке. Я тоже был интеллигентом, работая сразу на трех шикарных «интеллигентских» работах: лаборантом санитарно-эпидемиологической станции, ночным сторожем и дворником. Интеллигентом меня делало знакомство с трудами Солженицына, чтение журнала «Иностранная литература», очки и «тройка» по труду.
Ужасно, что интеллигентом был тот, кто думал, но совсем не обязательно тот, кто мог (или хотел) что-либо делать. Все сидели на кухне, обсуждая «разумное, доброе, вечное». Но если мужчины обсуждают на кухне Пушкина, а жены подают им домашние пельмени, непонятно, кто ближе в этом случае к разумному, доброму, вечному: мужчины или женщины. По крайней мере, любовь, выраженная в продукте труда, физически присутствует на столе.
Сегодня никто уже не мешает человеку быть философом, культурологом, экономистом. Поэтому следует перестать быть трепачом, профаном, инакомыслящим — интеллигентом. Когда в России невозможно было самореализоваться, было простительно быть человеком с нереализованным потенциалом. Но сегодня человек должен оцениваться по профессиональному труду и активной гражданской позиции, и интеллигент — это не профессия и не гражданская позиция. Сегодня «интеллигентность» — это знак самообмана и трусости: пора предъявлять результаты реальной работы. За десять лет свободы слова многие россияне научились быть странными: некоторым и в Париже вслед оборачиваются. А вот готовых протестовать против хамства власти набираются единицы. Тот, кто профессионально несостоятелен, всегда может приносить картошку соседям-пенсионерам. Тот, кто профессионально состоялся, обязан выделить время для участия в строительстве гражданского общества: не делать этого — либо гордыня, либо опасная близорукость.
В России деловые отношения никогда не работали по схеме «тебе лучше и мне лучше». Поэтому бизнес у нас противопоставляется духовности. Считается, что бизнес всегда есть обман, а не созидание. Нам следует определить бизнес как кооперацию людей с целью созидания, духовный и творческий процесс.
Давайте определим искусство как любое независимое действие человека, отвечающее на вопрос "Кто я такой?". А духовность определим как способность отдельного человека осмысленно совершать эти действия, осознавая их как независимые.
Удовлетворив материальные потребности, человек осознает, что они могут быть лишь базисом для более важной задачи — духовного роста. Духовный рост невозможен без материального благосостояния.
В России предпочитают подход, который я назвал бы радикально-примитивным. Есть греховные мысли — значит, надо оскопиться. Думаю о высоком — значит, моя рука не коснется денег.
Я думаю, что одно из важнейших произведений Пушкина, которое необходимо изучать в школе, это какое-нибудь из его писем к издателю, где он, в элегантной форме, но твердо, обсуждает свой гонорар. В России сегодня очень важно знать, что эти божественные стихи писались, кроме всего прочего, и для получения денег.
Многие думают: «Ну, ладно, законов у нас нет. Зато при Сталине был порядок». Неверно. В приказном и централизованном порядке можно (и то неэффективно) управлять примитивной индустриальной экономикой. На заре информационного века с его сложнейшей децентрализованной экономикой ностальгия по сталинскому «порядку» просто смешна.
Во время сталинского «порядка» за внешней стороной — марширующими колоннами и лесом единогласно голосующих рук — таился беспорядок и исключительная неэффективность. Множество людей были арестованы и казнены ошибочно. Чистка среди офицеров 37—38 годов привела к громадным потерям в начале войны. В войну у нас был один, «самый верховный» главнокомандующий, а Жуков боялся и рот раскрыть.
Если есть беззаконие, обязательно будет и диктатура. С помощью сталинских методов, ценой страха и крови, действительно можно достичь внешнего, показного порядка, но он никогда не будет настоящим. Настоящий порядок может прийти только изнутри, базироваться на свободных желаниях людей.
Закон в России — это нечто внешнее, палка, которой тебя погоняют. Поэтому не может быть порядка. На Западе закон — помощник и защитник свободных граждан, и потому исполнение законов и порядок осознаются гражданином как необходимые ему самому и устанавливаются автоматически.
Главная проблема российской государственности состоит в том, что она смотрит на человека как на набор требований. Государство дает человеку приказы, и в этом он зависит от государства, а человеку разрешается умолять государство о пощаде, то есть предъявлять требования к нему. И то и другое одинаково плохо. На человека следует смотреть как на набор реализованных и реализующихся возможностей, позволяющих человеку самому выстроить и поддерживать себя. А раз так, то государство не имеет никакого прямого отношения к человеку: оно действует лишь как разметка дороги, проводя сплошные и прерывистые линии, ставя бензоколонки, вешая указатели, очень редко устанавливая «кирпичи».
Что же надо сделать, чтобы порядок наконец появился? Заняться обустройством своей собственной жизни, а вместе с тем — и жизни своей родины. Настоящий порядок может прийти только изнутри, когда люди крепко стоят на собственной земле, когда в стране появятся законы, которым они хотят следовать и которые признают, как личную ценность. В Голландии и Швейцарии никаких расстрелов или концентрационных лагерей не было и нет, однако порядка более чем достаточно.
Порядок — это свободное стремление людей рационально организовать жизнь, а не внешняя форма существования, и только законы, написанные народом, направленные на службу народу, соблюдаемые, поддерживаемые народом, могут создать внутреннюю гармонию, выражением которой будет и общественный порядок. Такими законами не могут быть ни тоталитарные, ни авторитарные законы, а лишь те, при которых персональная ответственность базируется на свободе и зависит от сознательного выбора.
О каком порядке может идти речь если большинство россиян живут не в России, а там где их не может достать государство? Лес кишит партизанами, а мы пытаемся запретить разведение костров и пикник на природе.
Итак, люди должны избрать своих представителей в органы власти, проконтролировать процесс написания законов, адекватно отражающих реальную ситуацию и воспринять эти законы как драгоценную фамильную собственность. Когда люди с чувством достоинства будут жить по законам, и в стране будет порядок.
Закон — это правило, исходя из которого одни строго определенные понятия входят в контакт с другими. Закон формулируется тогда, когда контакт между этими понятиями всегда происходит одинаково. А это значит, что закон — это то, в чем нет и не может быть исключений. Например, если закон запрещает мусорить, то он относится даже к тем, кто знает министра внутренних дел. И даже… И даже… к самому министру он тоже относится! А это значит, что законов в России нет. Что ж, продолжим наше обсуждение теоретически.
Каким же будет закон, регулирующий поведение людей в обществе? В идеале, как и в физическом законе, люди должны вести себя в определенной ситуации каждый раз одинаково. Социальные законы абстрагируются от факта, что речь идет о людях с разными биографиями, судьбами, не принимают во внимание случайности. Согласно закону, перед ним предстают абстрактные юридические лица. Однако живые люди могут попадать в совершенно различные ситуации. Поэтому закон и позволяет судье выбрать наказание, принимая во внимание смягчающие обстоятельства.
Закон, таким образом, является чисто технической процедурой, сформулированной либо позитивно («платите налоги»), либо негативно («не сорите на улицах»), которой должны подчиняться все.
Закон, принятый в обществе — это команда, но не всякая команда может быть законом. Закон — это команда или постановление, которое является выполнимым и добровольно выполняемым, то есть полезным, справедливым и честным, с точки зрения тех, к кому он относится. То, что гестапо вывешивало на дверях комендатуры, это не закон, а приказ. Обидно, когда сборник приказов называют сводом законов, обзывая тем самым всех нас мазохистами.
Закон может казаться справедливым и нужным, но все равно ограничивает возможность действий человека. Главной гарантией справедливости и необходимости закона является то, что он писан для всех. Несправедливый закон народ поддерживать не будет, воспринимая его как карательный. Такой закон нам не нужен. Вывод: либо закон для всех один, либо вообще его не надо.
Вот вор украл часы, гордится ими и готов их защищать: ведь, слава Богу, есть закон о защите частной собственности. Хитро, не правда ли? Когда вор крал часы, он нарушил закон о защите частной собственности и права реального владельца этих часов, которые защищаются этим законом, а теперь, украв часы, он готов их защищать, заявляя, что по этому же закону часы принадлежат ему. Таким образом, мы видим, что закон полностью вырождается и превращается в абсурд, если он не покрывает собой всех, как настоящего владельца часов, так и всех остальных, включая вора.
Еще один важнейший аспект. Сначала вор украл часы, а теперь он ими вроде как владеет. Так не должно быть, а значит у закона должна быть и другая важнейшая определяющая — время. Ведь вор не может говорить, что закон об охране собственности просто не действовал в течение тех пятнадцати секунд, за которые он украл часы у их владельца. Это означает, что закон должен существовать во все времена, и тогда, когда часы принадлежали их настоящему владельцу, и теперь.
Главным свойством закона является то, что он распространяется на всех членов общества и во все время. С момента принятия закона закон должен действовать постоянно и универсально, до тех пор пока общество не заменило его другим.
Казалось бы, это элементарно и самоочевидно, однако эти фундаментальные характеристики закона в России отсутствуют.
Люди ждут от закона предсказуемости и защиты их прав и соглашаются ему подчиниться в обмен на эти гарантии, и при условии, что он будет распространяться на всех граждан страны. Если человек живет по закону, он желает, чтобы так поступали и все окружающие, и тем делает больше, чем просто подчиняется закону: он активно создает атмосферу законности.
Российские законы в целом таковы, что они ориентируют общество на неподчинение, даже когда поступить по закону и выгоднее и проще. Российские законы запретительные, и поэтому в России нельзя ничего там, куда милиционер смотрит, и можно все за его спиной. Западные законы в целом таковы, что даже и те из них, которые гражданин выполнять совсем не хочет, он выполняет, так как знает, что система законов в целом стоит на защите его интересов. Западные законы разрешительные, и поэтому граждане соглашаются добровольно подчиняться налагаемым законами значительным ограничениям.
На Западе, любое нарушение закона воспринимается всеми как нарушение их прав, то есть закон воспринимается каждым гражданином как гарант его свободы и безопасности. Вот почему граждане позволяют закону управлять их поведением, и закону удается делать это эффективно и бесконфликтно. В России многие нарушители закона воспринимаются народом как борцы за свободу и герои. Не случайно такую роль в стране играют криминальные «авторитеты»: как будто вышли они не из тюрьмы, а из Академии Свободы.
Согласились бы вы вставать дважды за ночь, каждую ночь, чтобы убирать какашки? Отлично удалось мне сформулировать вопрос. Но мать грудного ребенка это делает. Когда закон как твой ребенок, ты готов подчиниться ему даже тогда, когда в данном конкретном случае тебе это неприятно или невыгодно.
Конечно, такая ситуация ничего общего не имеет с ситуацией в России. В России законом называется совокупность постановлений, принятых для тех, кто не может избежать их исполнения. Закон-капкан не просто может быть противоречивым, деструктивным и глупым: ему лучше именно таким и быть. Кроме того, законом является и всякое пожелание власти и ее представителей.
Вместо того чтобы защищать всех, закон становится орудием власти. Он, как латынь в медицине, используется для того, чтобы врачи понимали друг друга, а больные не понимали врачей. Такой закон ведет не просто к эксплуатации и обнищанию народа: он ведет к выключению народа из гражданской жизни общества. Мы только недавно были свидетелями создания очередной «партии власти» за пятнадцать минут.
А как вам нравится выражение «партия власти»? Раньше у нас была народная демократия, а теперь «силен и выражаю только свои интересы». Это ведь даже лучше, чем Партия Закабаления Народа: тут о народе вообще речи нет. Еще раз. По Конституции, власть в России принадлежит народу. Поэтому партия власти — это то, что может создать только народ, но не Кремль.
В России депутаты имеют иммунитет. Если бы они его не имели, первое, чем бы они занялись, — это созданием юридической системы. Теперь же, пока у всей законодательной и исполнительной власти есть иммунитет, нет и шансов получить юридическую систему, защищающую права обвиняемого. Снова законы пишутся теми, кого они никогда не коснутся.
Наш народ никогда не контролировал государство, и главная проблема состоит в том, что эта возможность просто не приходит никому в голову. Поэтому надо сделать все возможное, чтобы показать народу, как законы, принимаемые государством (например, налоги на предпринимательскую деятельность), бьют по карману. Только самые недальновидные чиновники не видят, что государство высосало из страны все соки, скоро нечего будет украсть и ничего не будет создаваться.
Больно смотреть, как бесправный народ собирается у административных зданий, умоляя накормить его. Совсем другое дело, когда народ осознает, как сделать государство уважаемым, но все-таки младшим партнером.
Государственная служба должна быть престижна и высокооплачиваема: она важна для народа, для его благосостояния, для поддержания порядка, для выработки экономической стратегии и т. д. Но, с другой стороны, административное управление — тяжелый, ответственный, профессиональный труд на благо народа и под его неусыпным и придирчивым контролем.
Итак, рабочие должны быть активными участниками не только производственного, но и политического процесса: стать активными защитниками интересов своего предприятия в кабинетах правительственных чиновников. Граждане России должны наконец сделать то, что им ни разу за всю историю еще не удавалось, а именно — захватить власть, стать, наконец, демократической страной.
Если будет создан эффективный народный контроль, государственные чиновники больше не смогут использовать свое место для личного обогащения, увеличения своей власти и внедрения новых методов контроля над деятельностью других. Наоборот, выборные лица станут реальными защитниками и выразителями прав жителей избравшего их региона, и прежде всего — местных производителей.
Для того, чтобы создать в России законы западного типа, каждый должен пожертвовать надеждой на то, что его «рука» — звонок дяди Васи, слезы сироты, конвертик, женские чары — сработает. У нас люди думают, что идея введения обязательного для всех закона — мечта неудачника, который не может сделать так, чтобы обойтись без закона.
Закон в той форме, в которой он написан, не используется. Он выступает либо как «объяснение для дураков», в комическом виде, и в этом случае говорить о том, что обвинение базируется на законе, просто смешно; либо в форме закрытой инструкции, прилагаемой к закону, которая тоже изменяет его суть. Написанный закон является всего лишь прикрытием для безграничной и бесконтрольной власти. Это всего лишь грань, отделяющая тех, кто знает инструкции, от тех, кто получает «объяснение для дураков».
Вот почему живущий по написанному закону очень быстро замечает, что он настолько противоречив и жесток, что не дает возможности достичь каких-либо продуктивных целей.
Закон размыт до неузнаваемости: с одной стороны — инструкция, с другой — дурилка. С этой точки зрения, закон представляется мягким, изменяющимся. Но когда человека штрафуют или сажают, закон становится очень жестким. Одно дело — сесть за решетку в результате судебного разбирательства, где тщательно были разобраны улики и аргументы сторон и «математически» доказана вина обвиняемого, а другое — сесть по звонку какого-то Геннадия Петровича и «отмотать» незаслуженный срок.