Еще одна характеристика бога — это то, что бог живет вечно. Он не умирает, у него всегда есть завтра. И этот аспект тоже отражен в российской жизни. Мы уже говорили, что в России поле может обрабатываться тысячу лет, и все равно там будет торчать булыжник. Немцу, живущему одну человеческую жизнь, стыдно не убрать булыжник в течение своей жизни и передать сыну поле с булыжником. Русский может отложить уборку камня лет на двести, как будто его жизнь вечна. Сменились десятки поколений, а булыжник и ныне там.
Немец, у которого есть поле, считает себя крестьянином, и поле — его визитная карточка. Русский же, даже если у него есть поле, никогда крестьянином себя не считает: он кто угодно — поэт, мыслитель, танцор, пьяница, бабник, но только не крестьянин. Русский человек считает себя многосторонней натурой, и посему судить его нужно по тому, что являлось главным делом его жизни.
Это очень важная мысль и ее стоит развить. Василий Розанов однажды сказал: «Хороши делают чемоданы англичане, а у русских хороши народные пословицы». Действительно, почему англичане делают такие хорошие чемоданы? Потому что англичанин, делающий чемодан, по отлично сделанному чемодану предлагает другим судить о себе. Он гордится высоким званием мастера-ремесленника, хранит и ценит секреты мастерства, бережет свою торговую марку. Русский, делающий чемодан, отнюдь не считает себя чемоданщиком. Наоборот, он говорит: «Посмотрите, как поэта заставили сидеть согнувшись в три погибели и делать чемодан! Вот я сейчас вам покажу, как из меня чемоданщика делать. Сделаю я вам сейчас чемодан, который полностью отразит ту боль, которую я испытал, оказавшись, против воли своей, в чемоданном производстве, и тот позор, который должно испытать общество, заставившее меня чемоданами заниматься. Я поэт, претят мне эти чемоданы: я только о поэзии и думаю, и хоть стихи я не пишу, писал бы, если б только меня чемоданы делать не заставили. Ну ладно, я на самом деле даже грамоту не знаю, но по крайней мере мои чемоданы плохи и меня не назовешь презренным чемоданщиком. Вот если бы сделать чемодан, в который можно весь Кремль упаковать, тогда, пожалуй, и я бы такой распрекрасный чемодан вам сделал, а чемодан, в который баба будет одежду складывать, — это уж увольте!»
С практической точки зрения, это означает, что в России работа должна быть менее структурированной, более творческой, чтобы в процессе работы люди могли каким-то образом выразить свою индивидуальность.
Следующее свойство бога — способность создать за шесть дней весь мир, а потом на день седьмой отдохнуть себе спокойно. Возьмем западного человека. Он распахал участок, посадил яблоневое дерево, окучил землю, ухаживает за деревом, поливает его. Полгода ожидает урожай, потом его собирает. Такое поведение отражает конкретный подход к проблеме отсутствия яблок. России такой подход чужд. Русские предпочитают проводить время на лежанке, мечтая о том, как возник бы на этом месте целый сад и как можно было бы собрать очень много яблок да всех ими накормить.
Мысль о том, чтобы встать с лежанки ради одного дерева и производить в течение продолжительного времени последовательные действия по его выращиванию, кажется русскому совершенно дикой. Для тысячи деревьев одновременно он бы встал, но так как посадить и окучить их будет трудно, нужно поднабраться силенок, отдыхая на лежанке. Как ни вспомнить русскую сказку про чудо-богатыря, который 33 года на печи лежал, а дракон пришел — он как взял дубину, убил дракона и героем стал. Мы видим эту сказку, свершающуюся вокруг нас каждый день, и интерпретировать ее очень просто: на лежанке 33 года богатырь действительно лежал, а потом так напился, что и дракона увидел и почудилось ему, что он дубину взял.
А немец дракона убивать не хочет. Он на лежанке не лежал: он уже и яблоньку посадил, и палочку себе вытесал, и может теперь этой палочкой от яблоньки козу отогнать. А русский 33 года лежит: готовится взять дубину стопудовую. Так как яблоньки у него нет — не посадил, то козу ему отгонять не надо. А была бы тысяча деревьев, был бы и дракон, нужна была бы и дубина стопудовая. Но тысячи деревьев пока нет, вот и дракона нет, не нужна и дубина — лежи себе на лежанке: хорошо!
В России то, что реально происходит, совершенно не принимается во внимание, важна лишь цель. Решили, например, построить общество, основанное на братстве. В процессе строительства убили половину своих братьев и сестер. Но это ничего, ведь строили-то общество, основанное на братстве, значит все было правильно. А то, что не построилось оно, так у России всегда проблемы с исполнением: это только с мечтой нет проблем. Опять как у бога: вон что он понастроил, а задумал-то ведь, наверное, хорошо. Ну, а раз идея хорошая была, почему бы не дать коммунистам еще один шанс: ведь половина братьев и сестер до сих пор неубитая ходит, пусть во второй раз и строят общество, основанное на братстве.
Те же, кто фокусируют внимание на самом процессе, пытаясь обсуждать, почему все-таки половина населения оказалась уничтоженной, чужды русскому человеку. Его интересует, почему идеал не воплотился, почему братство не создалось. Видно, надо было еще полежать на лежанке и подумать. Сам же процесс строительства и его эксцессы интересны лишь немецкому историку. Русскому, как Родион Раскольников доказал, главное теорию проверить.
Во время выборов 1996 года Зюганов набрал практически половину голосов избирателей. Безусловно, это не было бы возможным ни в какой другой стране, учитывая, что история коммунистической партии широко обсуждалась и стала известна абсолютно всем. Но партии Зюганова не надо извиняться за десятки миллионов трупов: это же просто издержки процесса. Надо просто сказать: «Эх, такой идеал пропадает грандиозный! В первый раз, как у нас водится, немножко неправильно строили, давайте попробуем во второй». И половина населения принимает этот аргумент именно потому, что привыкла яблони сажать, лежа на лежанке.
Это отношение к реальности позволяет увидеть еще одну особенность нашей цивилизации: русские могут спокойно жить в совершенно беспорядочном материальном окружении. Вот, например, одна женщина объясняет, как добраться до ее квартиры: «Когда войдешь в лифт, нажми на кнопку, на которой написано 18». Сколько, вы думаете, этажей в ее доме? Как минимум, восемнадцать? Неправильный ответ. Она живет на пятом этаже 9-этажного дома: просто в ЖЭКе не нашлось кнопки с этим номером. Стоит ли говорить, что это единственная страна в мире, в которой пятый этаж указывается кнопкой «18»? Это происходит потому, что в России процесс не имеет значения, важна только цель: «Добрался же?» — говорит эта женщина, открывая входную дверь. А почему добрался? Потому что есть у русского человека то божественное знание, которое помогает ему объективную реальность (в данном случае номер 18) просто игнорировать. В других странах отношение к окружающей реальности более серьезное, и жители восприняли бы эту кнопку как издевательство. Почему? Потому что они считают себя людьми без божественного знания, и номер на кнопке лифта воспринимают буквально.
Автор «Зияющих высот» Александр Зиновьев, который прошел Великую Отечественную войну летчиком-штурмовиком, писал о пистолете Макарова, что из этого пистолета с десяти метров в кошку не попадешь. Однако если летчику надо застрелиться, этот пистолет никогда не откажет. Кроме того, он так солидно сделан, что им можно при случае и гвоздь забить. Так что пистолет Макарова — это типично российское изделие. Оно универсально (то, что богу понравится), но по своему основному назначению неприменимо.
Такое отношение к реальности хорошо видно по тому, как русские составляют договоры. На Западе договор заключается между «сторонами», в нем перечисляются все обязанности сторон, а также предусматриваются все конфликтные ситуации. Для подписания и исполнения контракта «сторонам» совершенно не обязательно быть в дружеских отношениях, но после его исполнения они не становятся врагами. Русский контракт стремится ответить на вопрос: «Вася, ты друг мне или нет?» Глобальная идея дружбы здесь важнее конкретной и жестко лимитированой реальности бизнеса, и нарушение договора рассматривается как подлое предательство, которое можно искупить только кровью. В результате один из партнеров оказывается на кладбище, а другой (хотя и значительно реже) — в тюрьме.
Преступления в России часто совершаются по доброте душевной. Если тебе хамят, то для того, чтобы ты лучше понял и в следующий раз лучше знал. Бьют и убивают тебя из чувства жалости. А деньги отнимают — это тебе наука. Тем более, что тебя считают не человеком, а богом, и посему ты можешь стерпеть любое издевательство. Это такая игра: после расстрела тебя обязательно реабилитируют.
Разница между Россией и Западом состоит в том, как люди формулируют свои желания. На Западе начинают с того, что достаточно хорошо, а потом стараются это еще улучшить. Сначала человек строит хороший дом, потом, учтя свои ошибки и приобретя опыт, — следующий дом, получше. Привлекательность такого подхода в том, что никто не пытается сразу достичь идеала, построить что-то божественное. Человек признает, что он лимитирован в своих возможностях. Но в действительности-то человек создан для чего-то великого, так как же сделать так, чтобы его стремления были достойны его высокой миссии?
На Западе люди планируют свои поступки под человеческий размер, довольствуются достигнутым и делают следующий шаг. Задумал человек построить домик — построил его и живет в нем. Теперь следующий шаг: пристроить к своему дому крыльцо. На Западе наверх пытаются залезть по лестнице, и у этого подхода есть как плюсы, так и минусы.
Русские же начинают с абсолюта, с самого большего из того, что может подсказать их воображение. Вместо того чтобы построить обычный дом, они мечтают о громадном дворце. Но пока дворца нет, нужно же где-то спать. Поэтому они строят времянку и поселяются в ней. Русский человек мечтает о дворце и поэтому годами или веками не улучшает свою времянку.
Казалось бы, западный человек поселился в своем домике постоянно, но на самом деле — временно, потому что его жилище все время совершенствуется, превращаясь в большой солидный дом. Русский человек думал, что он поселился во времянке ненадолго, до постройки дворца, но времянка становится его постоянным жильем.
И это не все. Какой бы дом у западного человека ни был — либо его самый первый, маленький домик, либо дом уже получше, с крыльцом, а то и с башенкой — у него нет конфликта со своим жильем. Поэтому западный дом так чисто прибран. Русский же, мечтая жить во дворце, но живя во времянке, вступает в страшный психологический конфликт со своим жильем, и этот конфликт выражается в том, что русский загаживает свое жилье, показывая себе и всему миру, что это жилье для него временное и что он оказался в нем случайно.
Все мы сталкивались с вандализмом в подъездах наших домов и вокруг них. Это и выжженные кнопки лифта, и написанные на лестничной площадке неприличные слова, и грязь и неустроенность во дворах. Это происходит потому, что психологически русский человек не позволяет себе поверить в то, что это и есть его дом. Как может бог, личность, достойная дворца, тот, для кого закон не писан, жить в таком неприглядном месте? Это временно, это просто шутка, игра, в которую я играю. В России рядом со звонком больше не пишут фамилии владельца, а под фамилией никогда не пишут профессии, даже если она почетная, как, например, врач или юрист.
Не может русский человек и поверить, что вокруг него расстилается его страна — Россия. Таков у нас и закон. Ведь закон — это просто чистота нашего подъезда. Мы делим подъезд с соседями, и подъезд — это общая часть нашей квартиры, место встреч с другими. Закон имеет ту же функцию, что и подъезд: закон, это то, что мы используем вместе, то пространство, куда мы выходим из запертых частных квартир. Мы отделяемся от нашей лестничной клетки бронированными дверями, зажимаем нос от царящего там запаха, пишем там на стенах матерные слова. А на Западе на лестницах ковровые дорожки.
Мы строили Дворец Советов с самой большой статуей Ленина наверху, построили лишь котлован (бассейн «Москва»), но храм Христа Спасителя взорвать все-таки успели. Зато сегодня в Москве очередь на получение муниципального жилья реально составляет сорок пять лет. Итак, Россия — это цивилизация времянок, цивилизация людей, ориентированных на величие. Что такое величие и какое место величие занимает в человеческой цивилизации?
Чем человек отличается от обезьяны? Он исследует окружающий мир, устанавливает причинно-следственные связи и может ответить на ряд вопросов: «Так это или не так, правильно это или неправильно, так должно быть или нет?» Поиск правильности и порядка в мире порождает некое эстетическое, а не просто логическое, восприятие мира, которое можно назвать чувством красоты. Красота — это эстетическое удовлетворение от того, что все устроено не просто правильно, а даже более правильно, чем человек рассчитывал. Красота — это сюрприз от того, что мир еще лучше, чем ты его себе представлял. Вот человек смотрит на закат солнца, и закат оказался еще более красочным, чем человек ожидал. Тогда он может сказать: «Закат солнца сегодня был красивым». Первый шаг — это понимание красоты.
Следующий шаг. Человек начинает думать: «Как же сделать так, чтобы в моей жизни было больше красоты, как мне стать достойным красоты?» Очевидно, надо что-то делать с собой. Воспринимать красоту невозможно без внутренней чистоты, внутренней гармонии. Если человек очистился, то есть подготовил себя к восприятию красоты, можно сказать, что он честный и что у него есть честь. Человек чести постоянно готов к восприятию чего-то лучшего, более достойного, более высокого — готов к восприятию красоты. Честь — это внутренняя чистота, заработанное достоинство. Слова «честь» и «честность» — однокоренные, но слово «чистота» созвучно им, наверное, не случайно.
Так как красота превосходит ожидания и расширяет горизонты, она ориентирует человека на рост и развитие: у того, кто открыт восприятию красоты, стандарты того, что хорошо и правильно, все время возрастают. Конечно, мы говорим не об отдельном человеке, а об общем уровне культуры, не о том, что сегодняшний поэт будет превосходить Пушкина, а о том, что такие общественные устои как, например, крепостное право или абсолютная монархия, казавшиеся нормальными раннее, сегодня уже нормальными не кажутся. Так человек достигает величия. Величие — это готовность и адекватность высочайшему стандарту добра и красоты.
Итак, эволюция проходит три этапа: Красоту, Честь, Величие.
Русский человек подсознательно следует этой логике, и это самая привлекательная черта русской цивилизации. Однако трудности, которые встречаются на этом пути, человек зачастую преодолеть не в состоянии. Среди русских встречается много сломленных людей: они не желают жить нормальной «буржуазной» жизнью, но не могут и добиться величия. Вот почему в русской жизни, в русской цивилизации есть место не только подвигу, но и страданию и самоуничтожению. Западная же цивилизация сознательно сужает амплитуду того, чего человеку «следует» достичь, хотя (и это очень важно) при этом и не ставит никаких специальных ограничений.
На Западе было и есть много великих людей, но не потому, что общество призывает их быть великими, а потому, что общество не мешает им быть теми, кем они хотят быть. И уж, конечно, никто открыто не стремится обрезать им крылья, что является отличительной чертой русской цивилизации. Русская цивилизация думает о величии больше западной, и потому быстрее идентифицирует и уничтожает человеческий потенциал. Западная цивилизация многих выскочек прозевала, а некоторых и разрешила и даже испытывает благодарность к ним. Они любить умеют не только мертвых. Прогресс цивилизации зависит от того, насколько выскочка может проскочить без разрешения, а значит зависит и от моральных и независтливых соседей.
Когда человек стремится достичь величия, это может привести к двойственным результатам: «либо пан, либо пропал». Совсем иное дело, когда величия пытается достичь целая цивилизация. В России была создана самая большая империя, произошла самая кровавая революция. Но коллективное стремление к величию противоположно индивидуальному стремлению к величию по своим результатам. Стремление к красоте перерождается в примитивную крестьянскую «справедливость», в недостижимый и губительный идеал «равенства». Стремление к чести перерастает в коллективную попойку, когда вопрос «Ты меня уважаешь?» заканчивается мордобоем. А величие переходит в виртуальную реальность социалистического государства: в магазинах нет хлеба, но гражданин летит в космос.
Стремление к величию, достижение его сразу, как его достигает Бог, а не человек, является не только привлекательной, но похоже и уникальной чертой российской цивилизации. На Западе желание достичь красоты перешло в русло буржуазного уюта, честь опустилась до требования быть законопослушным гражданином, а вопрос о величии просто снят с повестки дня. Теперь на Западе государство не ожидает, чтобы гражданин защитил женщину, на которую напали бандиты. Его законопослушность ограничивается звонком в полицию. А между тем честь — это все-таки нечто большее, чем примитивная буржуазная самодостаточность, а настоящего величия невозможно просто достичь упорной работой. Чтобы достичь величия, нужно перепрыгнуть через себя.
Однако история России показала, что на сумасшедшем стремлении к абсолюту невозможно построить человеческую цивилизацию. Лучше вообще не отдавать детей в музыкальную школу, чем учить их на Моцарта. Необходимо приобрести нормальный масштаб, прекратить увиливать от конкретных дел, прикрываясь «громадьем» задач. Россия должна стать буржуазной европейской страной, и, с этой точки зрения, распад СССР был счастьем для России. Если какая-то задача слишком велика, ее надо уменьшить до выполнимых размеров, а затем выполнить. Россия должна перестать быть страной невыполнимых планов и превратиться в страну одной, десяти, а потом и ста небольших, но решаемых и решенных задач.
Русская экономика и русский национальный характер могут быть описаны в нескольких словах: желания всегда непомерно большие, экономика базируется на зависти, закон и персональные отношения интерпретируются в любую сторону, неформальны и мягки.
Еще одно важное ключевое слово для описания русской культуры — технология. Что это такое? Технология — это строго формализованная последовательность действий, направленных на достижение какой-то цели.
Технология бывает и социальная. Например, существует юридический принцип презумпции невиновности. Теперь рассмотрим следующую цитату из ведущей столичной газеты: «Сегодня была изнасилована несовершеннолетняя К. В связи с этим преступлением был задержан некто З. Подонку 20 лет». Так вот, до суда, З. — не «подонок», а всего лишь «задержанный» или «подозреваемый». Интересно, какой процент моих читателей сейчас подумал: «Да как он смеет защищать тех, кто несовершеннолетних насилует?» Ну что ж, тогда еще раз: я защищаю технологию судопроизводства, а подозреваемых защищаю от суда Линча.
Уникальность российской цивилизации в том, что российское общество абсолютно отрицает технологию. Если английский или американский закон базируется на прецеденте, который строго соблюдается в каждом аналогичном случае, то российский закон в идентичных случаях умудряется прийти к совершенно разным решениям. Более того, такой подход поощряется: это называется «подойти с пониманием, с душой».
Отвержение технологии российской цивилизацией хорошо описано в рассказе Николая Лескова «Левша». Напомню его содержание.
Как-то раз англичане подарили русскому царю механическую блоху. Блоха, которую можно было рассмотреть только в микроскоп, пускалась в пляс и посему представляла собой великолепный образец инженерно-механического мастерства. Как только царь увидел блоху, он решил найти русского мастера, который бы превзошел англичан и доказал, что русские умельцы еще лучше. После долгих поисков мастер был наконец найден.
В Англии такой мастер жил бы в Лондоне и ходил бы в шелках и дорогом кафтане, но в России он жил в захудалой деревеньке и ходил в рваном армяке. Причина такой бедности и неизвестности Левши должна быть нам очевидна. Если ты настоящий мастер в России, тебе приходится скрываться от завистников, и как только ты заработаешь на дорогой кафтан, завистники придут и сожгут твой дом. Поэтому логично, что мастер Левша жил там, где он жил, и носил то, что носил, — иначе его бы уже в живых не было. А этот мастер, видно, и совсем великим был, у него даже имени не было: из-за глубокой конспирации звался он просто Левша, эдакий Бродский в ссылке или переводчица таджикских стихов Ахматова.
Ну хорошо, отдал царский курьер Левше блоху и спрашивает: «А что ты с ней сделаешь?». Левша и отвечает: «Тут подумать надо, я с ней чего-нибудь да сделаю». Это «чего-нибудь» очень хорошо раскрывает подход Левши к работе. Слава Богу, что этого разговора английский мастер не слышал, а то с ним бы инфаркт случился еще до того, как Левша к блохе прикоснулся: очевидно, что пляшущая механическая блоха имела пять томов технической документации и потребовала десяти лет конструкторской работы.
Царский курьер предлагает Левше микроскоп, но Левша с презрением его отвергает: «Зачем мне этот ваш мелкоскоп, у меня глаз и так пристрелямши». Даже тут он показывает, с каким презрением относится к технологии, в том числе и к технологии общепринятого языка.
Естественно, когда Левша возвращает блоху царю, она уже больше не пляшет. Когда же царь в ярости дает Левше здоровенного пинка (что тоже очень принято в России), выясняется, что Левша подковал блоху и на каждой подковке еще и имя свое написал. Вес подковок не был принят в расчет, и тонкая английская машинка больше не работает.
Что же Левша сделал с блохой? С одной стороны, подковав ее без микроскопа и написав свое имя на каждой подковке, он достиг практически невозможного. Надо быть сверхчеловеком, богом, чтобы обладать такой ловкостью рук и зоркостью, и в этом Левша намного превзошел англичан, чья ловкость и зоркость — человеческие.
С другой стороны, Левша не принял во внимание инженерные расчеты англичан, и теперь блоха уже не пляшет. Итак, Левша испортил блоху, и это тоже следует отметить как результат презрения Левши к технологии.
Мы видим божественный «подвиг», выражающийся в том, что блоха была подкована без всяких инструментов и приспособлений. Мы также видим полное презрение к кропотливому труду, который пошел на изготовление танцующей блохи: блоха испорчена одним взмахом божественной лапы Левши.
История с Левшой типична, и поэтому неудивительно, что такие истории происходят и сейчас. Например, однажды я видел установленный на московском заводе сверхточный швейцарский токарный станок, который был полностью компьютеризирован и на котором можно было работать только в белом халате, строго контролируя наличие пыли в помещении. Однако из-за того, что станок был компьютеризирован, он также мог выдавать информацию о том, сколько времени на нем работали, а сколько уходило на перекуры и треп. Поэтому не прошло и недели, как на станок уронили большую кувалду. Так что потом детали снова приходилось обтачивать на станке, сделанном в 1903 году.
В России ценят и уважают мастерство, но понимается оно не так, как, например, в Японии. В Японии мастерство передается из поколения в поколение как наследство, и человек считает себя носителем или рабом этого мастерства. Ремесленник принимает на себя обязательство перед той традицией, которая была передана ему и которую он передаст дальше. В России же самое важное — это несбыточная и не могущая сбыться мечта, и поэтому умение что-то делать не должно перекрывать эту мечту, ведь тогда мечта покажется слишком мелкой, а человек — недостойным человеческого (читай — божественного) звания.
Какая машина лучше: Мерседес или Жигули? Жигули, конечно. Чем превратила волшебница тыкву в золотую карету для Золушки? Простой волшебной палочкой. Чем жабу превратили в прекрасного принца? Одним низкотехнологичным поцелуем. И летали волшебники тоже не на Боинге, а на старом ковре-самолете. Так вот русский бог заставляет ехать даже жестянку, которую представляют из себя Жигули, а немецкому человеку для передвижения необходим действительно способный еэдить Мерседес.
К простому трудяге, не поднимающему головы от своей работы, в России относятся с жалостью, хотя именно этот тип человека кажется достойным глубокого уважения в Японии или Германии. В России говорят: «Нужно быть хорошим человеком, а все остальное придет». Что же это такое — «быть хорошим человеком», если «все остальное» еще не пришло? Надо иметь невыполнимую мечту, надеяться на чудо, а все остальное — неважно.
Если попытаться представить российскую иерархию ценностей, на первом месте будет находиться великая несбыточная мечта, затем дружба, мастерство и лишь потом деньги. А вот долг, добросовестный квалифицированный труд в список необходимых качеств практически не входят; более того, обладателю этих качеств еще придется доказывать окружающим, что он достоин с ними выпить.