Я просыпаюсь, словно от толчка, и рывком сажусь на кровати. Во сне я падала с лестницы. В комнате темно, Кристиана нет. Что-то разбудило меня, какая-то тревожная мысль. На будильнике пять утра, но я выспалась. Странно. Ах, да, часовые пояса, в Джорджии сейчас восемь. Вот черт… не забыть про таблетку. Я скатываюсь с постели. Что бы ни разбудило меня, я благодарна неизвестному благодетелю. Слышны тихие звуки рояля. Кристиан играет. Я должна это видеть. Люблю смотреть, как он музицирует. Схватив с кресла халат, я крадучись выскальзываю в коридор, на ходу запахивая полы и прислушиваясь к печальным звукам, доносящимся из гостиной.
Окруженный со всех сторон темнотой, Кристиан сидит в луче света, его волосы отливают медью. Он выглядит голым, хотя на нем пижамные штаны. Кристиан играет самозабвенно, захваченный печальной мелодией. Я наблюдаю за ним из темноты, не спеша выйти на свет. Мне хочется обнять его. Кристиан кажется потерянным, грустным и очень одиноким, но, возможно, все дело в музыке, исполненной глубокой скорби.
Доиграв пьесу до конца, он на мгновение замирает и начинает снова. Я подхожу ближе, словно бабочка, привлеченная светом… сравнение заставляет меня улыбнуться. Кристиан поднимает глаза, хмурится и снова опускает взгляд на клавиши.
Вот черт, неужели он злится, что я помешала ему?
— Почему ты не спишь? — с мягким упреком говорит Кристиан.
Что-то тревожит его, я чувствую.
— А ты?
Он снова поднимает глаза, на губах играет улыбка.
— Вы меня браните, мисс Стил?
— Совершенно верно, мистер Грей.
— Не спится. — Он хмурится, на лице мелькают гнев и раздражение.
Игнорируя его гримасы, я смело сажусь на крутящийся стул, кладу голову на обнаженное плечо Кристиана, любуясь тем, как его ловкие, умелые пальцы ласкают клавиши. Запнувшись лишь на миг, он доигрывает пьесу до конца.
— Что это? — спрашиваю я тихо.
— Шопен. Опус двадцать восемь, прелюдия ми минор номер четыре, если хочешь знать.
— Я хочу знать все, чем ты занимаешься.
Он прижимается губами к моим волосам.
— Я не хотел тебя будить.
— Ты не виноват. Сыграй другую.
— Другую?
— Ту пьесу Баха, которую играл, когда я впервые у тебя осталась.
— А, Марчелло.
Кристиан начинает, неторопливо и старательно. Его плечо ходит под моей головой, и я закрываю глаза. Грустная проникновенная мелодия окружает нас, отдаваясь эхом от стен. Она пронзительно печальна, печальней Шопена, и я растворяюсь в ее трагической красоте. Отчасти мелодия отражает мои чувства. Мое страстное желание узнать этого невероятного мужчину, понять, что гнетет его душу. Пьеса заканчивается слишком быстро.
— Почему ты играешь только печальную музыку?
Я поднимаю голову и заглядываю Кристиану в глаза. В них — тревога. Он пожимает плечами.
— Тебе было шесть, когда ты начал играть? — не отступаю я.
Кристиан кивает, его смущение все явственнее.
После паузы он говорит:
— Я начал заниматься, чтобы порадовать приемную мать.
— Боялся ударить в грязь лицом перед идеальным семейством?
— Можно сказать и так, — уклончиво отвечает он. — Почему ты встала? Не хочешь отоспаться после вчерашнего?
— На моих внутренних часах восемь утра. Время принимать таблетку.
Он удивленно поднимает брови.
— Хорошая память, — тихо замечает он. Кажется, мне удалось произвести на него впечатление. Губы Кристиана кривятся в улыбке. — Только не забывай, что теперь ты в другом часовом поясе. Сегодня выпей таблетку на полчаса позже, завтра — добавь еще полчаса. Постепенно войдешь в график.
— Хороший план, — бормочу я. — А чем мы займемся в эти полчаса? — Я невинно хлопаю глазами.
— Есть несколько вариантов, — усмехается он, серые глаза сияют. Я отвечаю ему страстным взглядом, внутри все сжимается и тает.
— Можем поговорить, — предлагаю я тихо.
Кристиан поднимает брови.
— Есть идея получше.
Он тянет меня к себе.
— Разговорам ты всегда предпочитаешь секс, — смеюсь я, усаживаясь у него на коленях.
— Особенно с тобой. — Кристиан зарывается носом в мои волосы и поцелуями прочерчивает дорожку от уха к горлу. — Скажем, на рояле, — шепчет он.
О боже! При мысли о сексе на рояле тело охватывает возбуждение. На рояле!
— Кое-что я хочу выяснить прямо сейчас, — шепчу я, хотя пульс уже начинает ускоряться. Внутренняя богиня закатывает глаза, тая под его поцелуями.
— Вам только дай волю, мисс Стил. И что же вам не терпится выяснить? — шепчет Кристиан, зарывшись носом в мой затылок и продолжая целовать меня.
— Кое-что о нас, — тихо говорю я, закрывая глаза.
— Хм, что именно? — Он прерывает поцелуи, дойдя до плеча.
— Кое-что о нашем контракте.
Кристиан поднимает голову, вздыхает и пальцем проводит по моей щеке.
— Контракт подлежит обсуждению, — хрипло произносит он.
— Подлежит обсуждению?
— Вот именно, — улыбается он.
Я недоуменно смотрю на него.
— Но ты был так непреклонен!
— Это было давно. В любом случае, правила обсуждению не подлежат.
Его лицо суровеет.
— Давно? Что это значит?
— До того, — он запинается, в глазах появляется тревога, — как мне захотелось большего.
— Вот как…
— Кроме того, ты уже дважды была в игровой комнате, но до сих пор не бросилась бежать от меня со всех ног.
— А ты ждал, что побегу?
— Чего бы я ни ждал от тебя, Анасейша, ты никогда не оправдываешь ожиданий, — замечает он сухо.
— Давай уж выясним все до конца. Ты хочешь, чтобы я подчинялась правилам, но только им?
— За исключением игровой комнаты. Я хочу, чтобы там ты следовала духу контракта, а во все остальное время лишь подчинялась правилам. Тогда я буду уверен в твоей безопасности и смогу быть с тобой, когда захочу.
— А если я нарушу правила?
— Тогда я накажу тебя.
— А как насчет моего разрешения?
— Я в нем не нуждаюсь.
— А если я скажу «нет»?
Мгновение Кристиан смотрит на меня озадаченно.
— Нет так нет. Я найду способ тебя убедить.
Я встаю с его колен. Кристиан хмурится, в глазах удивление и тревога.
— Значит, наказание остается.
— Только если ты нарушишь правила.
— Я хочу перечитать контракт, — говорю я, пытаясь вспомнить детали.
— Сейчас принесу.
Внезапно его тон становится сухим и деловитым.
Он встает и изящной походкой удаляется в кабинет. Ну вот, сама напросилась. Мне бы не помешала чашечка чаю. Обсуждать будущее наших отношений в половине шестого утра, когда у Кристиана что-то не ладится в бизнесе — ну не глупо ли? Я иду на темную кухню. Где выключатель? Зажигаю свет и наливаю в чайник воды. Таблетка! Порывшись в косметичке, которую забыла на стойке, я быстро глотаю таблетку.
Кристиан ждет меня, сидя на барном стуле и пристально всматриваясь мне в лицо.
— Вот. — Он протягивает лист бумаги, и я замечаю, что некоторые строчки зачеркнуты.
ПРАВИЛА
Повиновение:
Сабмиссив незамедлительно и безоговорочно подчиняется всем приказам Доминанта. Сабмиссив соглашается на любые действия сексуального характера, приемлемые для Доминанта и доставляющие ему удовольствие, кроме тех, что обозначены как недопустимые (Приложение 2), и с воодушевлением в них участвует.
Сон:
Сабмиссив должен спать минимум восемь часов в сутки, когда не проводит время с Доминантом.
Одежда:
Во время срока действия настоящего Контракта Сабмиссив обязуется носить только ту одежду, что одобрена Доминантом. Доминант предоставляет Сабмиссиву определенную сумму денег, которую он обязуется потратить на одежду. Доминант вправе присутствовать при покупке одежды. В период действия Контракта Сабмиссив соглашается носить украшения и аксессуары, выбранные Доминантом, в его присутствии, а также в любое указанное им время.
Физические упражнения:
Четыре раза в неделю Доминант предоставляет Сабмиссиву персонального тренера для часовых тренировок, время которых тренер и Сабмиссив определяют по взаимному согласию. Тренер отчитывается перед Доминантом об успехах Сабмиссива.
Личная гигиена/Красота:
Сабмиссив обязуется содержать тело в чистоте и регулярно проводить эпиляцию бритвой и/или воском. Сабмиссив посещает салон красоты по выбору Доминанта в назначенное им время и проходит процедуры, которые он сочтет необходимыми. Все расходы несет Доминант.
Личная безопасность:
Сабмиссив обязуется не злоупотреблять спиртными напитками, не курить, не принимать наркотики и не подвергать себя неоправданному риску.
Личные качества:
Сабмиссиву запрещается вступать в сексуальные контакты с кем-либо, кроме Доминанта. Сабмиссив обязуется при любых обстоятельствах вести себя скромно и почтительно. Она должна осознавать, что ее поведение напрямую отражается на Доминанте. Сабмиссив несет ответственность за все свои проступки, злоупотребления и нарушения дисциплины, совершенные в отсутствие Доминанта.
Нарушение вышеперечисленных требований влечет за собой немедленное наказание, характер которого определяется Доминантом.
— Значит, повиновение остается?
— Да.
Я изумленно трясу головой и непроизвольно таращу глаза.
— Ты закатила глаза, Анастейша? — шепчет Кристиан.
О черт!
— И что ты намерен делать?
— То же, что и всегда. — Кристиан качает головой, глаза горят возбуждением. Я сглатываю, по телу проходит дрожь.
— Ты хочешь сказать…
Вот дьявол! Я спятила?
— Да? — Он облизывает нижнюю губу.
— Ты хочешь меня отшлепать?
— Хочу. И отшлепаю.
— Вы уверены, мистер Грей? — усмехаюсь я. Это игра для двоих.
— Думаете, вы сможете мне помешать?
— Для начала вам придется меня поймать.
Глаза Кристиана расширяются, он с улыбкой встает со стула.
— Поймать, мисс Стил?
К счастью, между нами — барная стойка.
— А теперь вы закусили губу, — шепчет Кристиан, медленно двигаясь налево. Я отступаю в другую сторону.
— Ничего у вас не выйдет, — дразнюсь я. — И вы сами закатываете глаза. — Я пытаюсь урезонить Кристиана. Он обходит столик слева, я отступаю.
— Да, но своей игрой вы еще больше меня возбуждаете.
Глаза Кристиана сверкают, он излучает нетерпение.
— Я быстро бегаю, — небрежно замечаю я.
— Я тоже.
Он собирается преследовать меня в собственной кухне?
— Может быть, прислушаетесь к здравому смыслу?
— Когда это я к нему прислушивалась?
— Мисс Стил, вы играете с огнем, — ухмыляется он. — Будет хуже, если я вас поймаю.
— Если догонишь, а я так легко не дамся.
— Анастейша, ты можешь упасть и пораниться, а это прямое нарушение правила номер семь.
— С тех пор как мы познакомились, мистер Грей, я не ощущаю себя в безопасности, и правила тут ни при чем.
— С этим трудно спорить. — Кристиан замолкает и слегка хмурит бровь.
Внезапно он кидается вперед, заставляя меня взвизгнуть и броситься к обеденному столу, за которым я надеюсь укрыться. Сердце выскакивает из груди, адреналин разливается по телу… Господи, это так волнующе! Я снова ощущаю себя ребенком, хотя давно перестала им быть. Кристиан шагает ко мне — и снова я успеваю отскочить.
— А вы умеете отвлечь мужчину, Анастейша.
— Рада стараться, мистер Грей. От чего отвлечь?
— От жизни. Вселенной. — Он неопределенно взмахивает рукой.
— За роялем вы казались сосредоточенным.
Он останавливается и складывает руки, на лице довольная улыбка.
— Мы можем развлекаться подобным образом день напролет, но в конце концов я поймаю тебя, детка, и тогда тебе не поздоровится.
— Нет, не поймаешь.
Не переоценивай себя. Я повторяю эти слова как мантру. Подсознание, натянув кроссовки «Найк», готовится к старту.
— Можно подумать, ты не хочешь, чтобы я тебя поймал.
— Именно не хочу. Наказание для меня — все равно что для тебя чужие прикосновения.
Его поведение мгновенно, в наносекунду, меняется. Игривый Кристиан исчезает. Смертельно бледный Кристиан стоит передо мной с таким видом, словно я его ударила.
— Ты действительно так чувствуешь? — тихо спрашивает он.
С каждым словом его голос набирает силу. О нет. Эти четыре слова так много говорят мне о нем, о его страхах и ненависти. Я хмурюсь. Конечно, я так не чувствую, не до такой степени. Или нет?
— Не настолько сильно, но теперь ты меня понимаешь.
— Да.
Вот дерьмо! Он выглядит смущенным и потерянным.
Глубоко вдохнув, я огибаю стол и подхожу к Кристиану, смело заглядывая в его полные страха глаза.
— Ты так сильно боишься наказания? — спрашивает он еле слышно.
— Я… нет. — Господи, неужели он до такой степени ненавидит чужие прикосновения? — Нет, я испытываю двойственные чувства. Я не хочу, чтобы меня наказывали, но во мне нет ненависти.
— Однако вчера, в игровой комнате… — Кристиан запинается.
— Я согласилась, потому что ты в этом нуждался. Я — нет. Вчера мне не было больно. В той обстановке это казалось чем-то неестественным, и я доверяла тебе. Если ты захочешь меня наказать, ты сделаешь мне по-настоящему больно.
В его серых глазах мечется буря. Время успевает расшириться и утечь, прежде чем он тихо говорит:
— Я хочу сделать тебе больно, но не больнее, чем ты сможешь вытерпеть.
Черт!
— Почему?
Он проводит рукой по волосам и пожимает плечами.
— Мне это нужно. — Кристиан замолкает, глядя на меня с мукой во взоре, закрывает глаза и качает головой. — Я не могу сказать.
— Не можешь или не скажешь?
— Не скажу.
— Значит, ты знаешь причину.
— Знаю.
— Но мне не скажешь.
— Если скажу, ты убежишь от меня, не чуя ног. — Его взгляд наполняется тревогой. — Я не могу так рисковать, Анастейша.
— Ты хочешь, чтобы я осталась.
— Больше, чем ты думаешь. Я не вынесу твоего ухода.
Господи.
Внезапно Кристиан прижимает меня к себе и покрывает страстными поцелуями. Он застает меня врасплох, и за его пылкостью я ощущаю страх и отчаяние.
— Не уходи. Во сне ты сказала, что не оставишь меня, и умоляла не оставлять тебя, — шепчет он.
Наконец-то! Так вот оно что!
— Я не хочу уходить.
Мое сердце сжимается.
Ему нужна помощь. Страх Кристиана так очевиден! Очевидно и то, что он блуждает в собственных потемках. В расширенных серых глазах застыла мука. Но я могу утешить его. Последовать за ним в его тьму и вывести к свету.
— Покажи мне.
— Показать?
— Покажи мне, что значит «больно».
— Что?
— Накажи меня. Я хочу знать, каково это.
Кристиан отступает назад, совершенно сбитый с толку.
— Ты хочешь попробовать?
— Хочу.
Втайне я надеюсь, что, если я уступлю ему, он позволит мне дотронуться до себя.
Кристиан удивленно моргает.
— Ана, ты запутала меня.
— Я и сама запуталась. Я хочу попробовать. Зато мы узнаем, сколько я способна вытерпеть. И если я выдержу, возможно, ты… — Я запинаюсь.
Глаза Кристиана снова расширяются. Он прекрасно понимает, что я имею в виду. После секундной растерянности он берет себя в руки и смотрит на меня с любопытством, словно прикидывает варианты.
Неожиданно он хватает меня за руку и ведет по лестнице в игровую комнату. Удовольствие и боль, награда и наказание — его слова эхом отдаются в голове.
— Я покажу тебе, каково это, и ты во всем разберешься сама. — У двери он останавливается. — Ты готова?
Я киваю, полная решимости. У меня слегка кружится голова, словно вся кровь отхлынула от лица.
Не отпуская моей руки, Кристиан открывает дверь, снимает с крючка у входа ремень и ведет меня к скамье, обитой красной кожей, в дальнем углу комнаты.
— Перегнись над скамейкой.
Ладно, это несложно. Я склоняюсь над гладкой мягкой кожей. Странно, что он не стал раздевать меня. О черт, наверное, и впрямь будет больно. Подсознание падает без чувств, внутренняя богиня храбрится из последних сил.
— Мы здесь, потому что ты сама этого захотела, Анастейша. И ты убегала от меня. Я намерен ударить тебя шесть раз, и ты будешь считать вместе со мной.
К чему все эти церемонии? Зная, что Кристиан меня не видит, я округляю глаза.
Он поднимает край халата. Оказывается, это гораздо эротичнее, чем если бы он сдернул его целиком. Теплая рука Кристиана нежно гладит мои ягодицы.
— Я выпорю тебя, чтобы ты не вздумала убежать, и, как бы трудно тебе ни дался этот опыт, я не хочу, чтобы ты от меня убегала.
Какая ирония. Если я и захочу убежать, то от наказания. Когда Кристиан раскроет объятия, я побегу к нему, а не от него.
— И ты закатывала глаза. Ты знаешь, как я к этому отношусь.
Внезапно его голос обретает силу, страх и тревога уходят; возвращается былой Кристиан. Я чувствую это по тону, по тому, как он кладет руку мне на спину, — и атмосфера в комнате сразу меняется.
Я закрываю глаза, готовясь принять удар. И Кристиан бьет. Удар оправдывает мои худшие опасения. Я кричу, задохнувшись от боли.
— Считай, Анастейша, — командует он.
— Один! — выкрикиваю я, словно ругательство.
Он снова бьет меня, и жгучая боль отдается по всей длине ремня. О черт, как больно!
— Два! — выкрикиваю я. Крик приносит облегчение.
Я слышу его хриплое, отрывистое дыхание. Сама же я едва дышу, отчаянно пытаясь найти душевные силы, чтобы выдержать испытание. Ремень снова впивается в мою плоть.
— Три! — Слезы брызжут из глаз. Черт, это больнее, чем я думала, куда больнее шлепков.
— Четыре! — визжу я. Слезы градом катятся по лицу. Я не хочу плакать и злюсь на себя, что не могу сдержаться.
Еще удар.
— Пять. — Из горла вырывается сдавленное рыдание, и в это мгновение я ненавижу Кристиана. Еще один, я должна вытерпеть еще один. Задница горит огнем.
— Шесть, — шепчу я сквозь слепящую боль. Кристиан отбрасывает ремень и прижимает меня к себе, задыхающийся и полный сострадания… но я не желаю его знать.
— Оставь меня… нет… — Я вырываюсь из объятий. — Не прикасайся ко мне! — шиплю я, выпрямляясь, с яростью глядя на него и встречая в ответ его изумленный взгляд.
— Это то, чего ты хотел? Меня? Такую? — рукавом халата я вытираю нос.
Кристиан смотрит на меня с тревогой.
— Чертов сукин сын.
— Ана, — потрясенно мямлит он.
— Не смей называть меня Ана! Сначала разберись со своим дерьмом, Грей! — Я резко отворачиваюсь от него и выхожу, аккуратно закрыв за собой дверь.
В коридоре я хватаюсь за ручку и на миг приваливаюсь к двери. Куда идти? Что делать? Бежать? Остаться? Я вне себя от ярости, по щекам текут жгучие слезы, и я со злостью вытираю их ладонью. Хочется забиться в угол, свернуться калачиком и забыться. Мне нужно исцелить расшатанную веру. Как я могла быть такой глупой?
Я пытаюсь осторожно потереть горящие огнем ягодицы. Как больно! Куда мне идти? В мою комнату — в комнату, которая станет моею или была когда-то моею. Так вот почему Кристиан хотел, чтобы у меня появилось свое пространство в его доме. Словно знал, что мне понадобится уединение.
Я твердо направляюсь туда, сознавая, что Кристиан может пойти следом. В комнате темно, рассвет только занимается. Я неуклюже, стараясь не задеть больные места, забираюсь в кровать, запахиваю халат, сворачиваюсь калачиком и здесь даю себе волю, громко рыдая в подушку.
О чем я только думала? Почему позволила ему так с собой поступить? Я хотела последовать за ним во тьму, однако тьма оказалась слишком непроглядной. Эта жизнь не для меня.
Какое запоздалое прозрение! Нужно отдать Кристиану должное — он предупреждал меня, и не раз. Разве я виновата, что он ненормальный? Я не могу дать ему то, в чем он нуждается. Теперь я понимаю. И я больше не позволю ему так с собой поступать. Раньше он мог ударить меня, но никогда не бил так сильно. Надеюсь, сегодня он остался доволен. Я всхлипываю в подушку. Мне придется уйти. Он не останется со мной, если я не дам ему того, чего он хочет. Почему, ну почему меня угораздило влюбиться в Пятьдесят оттенков? Почему я не влюбилась в Хосе, Пола Клейтона, кого угодно — в такого же, как я?
О, этот потерянный взгляд Кристиана, когда я вышла из комнаты! Я была так сурова с ним, так потрясена его жестокостью… сможет ли он простить меня… смогу ли я его простить? Мысли путаются. Подсознание печально качает головой, внутренней богини не видать. Мне хочется к маме. Я вспоминаю ее прощальные слова в аэропорту: «Прислушивайся к зову сердца, дорогая, и прекрати копаться в себе. Расслабься и получай удовольствие. Ты так молода, солнышко. Тебе столько еще предстоит узнать! Чему быть, того не миновать. Ты заслуживаешь самого лучшего».
Я прислушалась к зову сердца — и что получила? Горящую от боли задницу и сломленный дух. Я должна уйти, оставить его. Он не подходит мне, а я — ему. У нас ничего не выйдет. От мысли, что я больше никогда не увижу Кристиана, я задыхаюсь… о, мои Пятьдесят оттенков.
Щелкает дверной замок. Нет! Кристиан кладет что-то на тумбочку, затем кровать прогибается под его весом.
— Ш-ш-ш, — шепчет он.
Я хочу отодвинуться от него, но лежу как мертвая, не в силах пошевелиться.
— Не сердись на меня, Ана, пожалуйста, — шепчет Кристиан, зарываясь носом в мои волосы. — Не гони меня, — мягко выдыхает он мне в шею, его голос полон печали.
Мое сердце сжимается, молча обливаясь слезами. Кристиан целует меня ласково и трепетно, но я остаюсь холодна.
Мы лежим так целую вечность. Кристиан просто прижимает меня к себе, и постепенно мои слезы высыхают. Рассвет приходит и уходит, солнечные лучи пробиваются в окно, а мы по-прежнему молча лежим на кровати.
— Я принес тебе адвил и крем с арникой, — произносит Кристиан спустя долгое время.
Я медленно оборачиваюсь. В его серых глазах застыла тревога.
Прекрасное лицо. Кристиан не сводит с меня глаз, почти не моргая. За короткое время он стал удивительно мне дорог. Я протягиваю руку и кончиками пальцев пробегаю по его отросшей щетине. Он закрывает глаза и легонько вздыхает.
— Прости меня, — шепчу я.
Он открывает глаза и с удивлением смотрит на меня.
— За что?
— За то, что я сказала.
— Я не услышал ничего нового. Это ты прости меня за то, что причинил тебе боль.
Я пожимаю плечами.
— Я сама тебя попросила.
Зато теперь я знаю. Я судорожно сглатываю. Смелее, я должна ему сказать.
— Кажется, я не та женщина, которая тебе нужна.
В глазах Кристиана снова мелькает страх.
— Ты — все, что мне нужно.
Что он имеет в виду?
— Я не понимаю. Покорность — не мой конек, и будь я проклята, если еще раз позволю тебе проделать со мной то, что ты сделал сегодня. А ты сам признался, что тебе это необходимо.
Кристиан снова закрывает глаза, на лице мелькают мириады чувств. Когда он открывает глаза, в них — уныние и пустота. О нет!
— Ты права, я должен отпустить тебя. Я тебя недостоин.
Все волоски на моем теле становятся дыбом, земля уходит из-под ног, оставляя зияющую пустоту.
— Я не хочу уходить, — шепчу я. Черт возьми. Плати или играй. На глаза снова набегают слезы.
— Я тоже не хочу, чтобы ты уходила, — хрипло произносит Кристиан, большим пальцем вытирая слезинку с моей щеки. — С тех пор как я тебя встретил, я словно заново родился. — Его палец обводит мою нижнюю губу.
— И я… я люблю тебя, Кристиан Грей.
Его глаза снова расширяются, но сейчас в них застыл ужас.
— Нет, — выдыхает он, словно своим признанием я вышибла из него дух.
О, только не это!
— Ты не можешь любить меня, Ана… Это неправильно.
— Неправильно? Почему?
— Посмотри на себя! Разве я способен дать тебе счастье? — Кристиана душит гнев.
— Но ты уже дал мне счастье, — хмурюсь я.
— Не сейчас, не тем, что я сделал, не тем, что мне хочется делать.
О черт. Так значит, правда. Несовместимость, вот в чем причина наших разногласий. Я вспоминаю всех несчастных девушек, бывших его сабами.
— Нам никогда не преодолеть этого? — шепотом говорю я, сжавшись от страха.
Кристиан горестно качает головой. Я закрываю глаза.
— Что ж, пожалуй, мне пора. — Морщась, я сажусь на кровати.
— Нет, не уходи, — молит Кристиан в отчаянии.
— Оставаться нет смысла.
Внезапно на меня наваливается смертельная усталость, и я хочу одного — поскорее уйти. Я встаю с постели.
— Мне нужно одеться, и я хочу побыть одна, — говорю я без выражения и выхожу, оставив Кристиана в одиночестве.
Спускаясь вниз, я заглядываю в гостиную, вспоминая, что всего несколько часов назад Кристиан играл на рояле, а моя голова покоилась у него на плече. С тех пор столько всего случилось. У меня открылись глаза, я увидела его порочность, поняла, что он неспособен любить — ни принимать любовь, ни отдавать ее. Осуществились мои худшие страхи. Как ни странно, я ощущаю освобождение.
Боль так сильна, что я отказываюсь ее признать. Все мои чувства онемели. Я словно наблюдаю со стороны за драмой, совершающейся не со мной. Встаю под душ, тщательно моюсь. Выжимаю жидкое мыло на руку, ставлю флакон на полку, тру мочалкой лицо, плечи… снова и снова, и простые, механические движения рождают простые механические мысли.
Выйдя из душа, я быстро вытираюсь — голову я не мыла. Вытягиваю из сумки джинсы и футболку. Кожа под джинсами саднит, но я не жалуюсь — физическая боль отвлекает от разбитого вдребезги сердца.
Я наклоняюсь, чтобы застегнуть сумку, и замечаю подарок, который купила Кристиану: модель планера «Бланик L-23». На глаза набегают слезы. О нет… добрые старые времена, когда в моем сердце еще жила надежда. Я вытягиваю коробку из сумки, понимая, что должна вручить подарок. Вырвав листок из записной книжки, торопливо пишу:
Это напоминало мне о счастливых временах. Спасибо. Ана.
Я поднимаю глаза. Из зеркала на меня смотрит бледный призрак. Стягиваю волосы в хвост, не обращая внимания на опухшие от слез веки. Подсознание одобрительно кивает — ему не до попреков. Трудно смириться с тем, что твой мир обратился бесплодным пеплом, а надежды и мечты безжалостно растоптаны. Нет, я не стану сейчас об этом думать. Глубоко вдохнув, я поднимаю сумку и, оставив подарок и записку на подушке Кристиана, иду в большую гостиную.
Кристиан разговаривает по телефону. На нем черные джинсы и футболка, ноги босые.
— Что-что он сказал? — кричит Кристиан в трубку, заставляя меня подпрыгнуть. — Что ж, он может говорить чертову правду. Мне нужен его номер, я должен с ним переговорить… Уэлч, это полный провал. — Кристиан поднимает глаза и впивается в меня задумчивым мрачным взглядом. — Найди ее, — коротко бросает он в трубку и отключается.
Я подхожу к дивану, чтобы взять рюкзак, старательно делая вид, что не замечаю Кристиана. Вытащив «мак», отношу его на кухню и аккуратно ставлю на стол, рядом с «блэкберри» и ключами от машины. Когда я оборачиваюсь, Кристиан смотрит на меня с нескрываемым ужасом.
— Мне нужны деньги, который Тейлор выручил за «жука», — говорю я тихо и спокойно… Невероятно, я сама себя не узнаю.
— Ана, прекрати, эти вещи принадлежат тебе, — говорит он изумленно. — Пожалуйста, забери их.
— Нет, Кристиан, я взяла их на определенных условиях. Больше я в них не нуждаюсь.
— Ана, будь благоразумна. — Он строг, даже теперь.
— Не хочу, чтобы они напоминали мне о тебе. Просто отдай деньги, которые Тейлор выручил за моего «жука», — говорю я.
Кристиан судорожно вздыхает.
— Ты хочешь сделать мне больно?
— Нет.
Я хмуро смотрю на него. Конечно же, нет, ведь я люблю тебя.
— Нет, не хочу. Я просто защищаю свой покой, — говорю я еле слышно. Потому что я не нужна тебе так, как нужен мне ты.
— Пожалуйста, Ана, возьми их.
— Кристиан, не будем ссориться, просто отдай мне деньги.
Он прищуривается, но теперь ему меня не испугать. Ну разве что чуть-чуть. Я спокойно смотрю на него, не собираясь сдаваться.
— Чек подойдет? — бросает он раздраженно.
— Да, полагаю, я могу тебе доверять.
Не улыбнувшись, он поворачивается и шагает в кабинет. Я бросаю последний взгляд на картины — абстрактные, безмятежные, холодноватые… да просто холодные, в самый раз для него. Глаза обращаются к роялю. Боже, если бы тогда я промолчала, мы занялись бы любовью прямо на нем. Нет, не любовью, мы бы трахнулись, всего лишь трахнулись. А мне бы хотелось заниматься любовью. Кристиан никогда не занимался со мной любовью. Только сексом.
Он возвращается и протягивает мне конверт.
— Тейлор выручил за «жука» неплохую сумму. Что ты хочешь, вечная классика. Можешь сама у него спросить. Он отвезет тебя домой.
Кристиан кивает в сторону двери, я оборачиваюсь и вижу Тейлора в неизменном, как всегда безупречном костюме.
— Спасибо, сама доберусь.
Я оборачиваюсь к Кристиану и замечаю в его глазах еле сдерживаемую ярость.
— Ты решила во всем мне перечить?
— Так быстро я привычек не меняю. — Я примирительно пожимаю плечами.
Кристиан в отчаянии закрывает глаза и проводит рукой по волосам.
— Пожалуйста, Ана, позволь Тейлору отвезти тебя домой.
— Я подгоню машину, мисс Стил, — с нажимом говорит Тейлор, Кристиан кивает ему, и, когда я оборачиваюсь, Тейлора и след простыл.
Я смотрю на Кристиана. Нас разделяют четыре фута. Он шагает ко мне, я инстинктивно отступаю назад. Он останавливается, боль в его серых глазах почти осязаема.
— Я не хочу, чтобы ты уходила. — Тихий голос полон мольбы.
— Я не могу остаться. Я знаю, что мне нужно, но ты не можешь мне этого дать, а я не в состоянии дать то, что нужно тебе.
Кристиан снова шагает ко мне.
— Не надо, прошу тебя. — Я отстраняюсь.
Я не вынесу его прикосновения, я просто умру, если он ко мне прикоснется.
Схватив рюкзак и сумку, я выхожу в вестибюль. Кристиан следует за мной на безопасном расстоянии. Он нажимает кнопку лифта, двери открываются. Я шагаю внутрь.
— Прощай, Кристиан.
— Ана, до свидания, — мягко отвечает он. Кристиан выглядит совершенно убитым, человек, преодолевающий мучительную боль, — и такие же чувства раздирают меня изнутри. Я отвожу глаза, преодолевая искушение утешить его.
Дверь лифта закрывается, увозя меня во внутренности цокольного этажа и в мой персональный ад.
Тейлор открывает дверцу, я забираюсь на заднее сиденье и старательно прячу глаза. Меня душит стыд. Я потерпела полное поражение. Надеялась вывести мои Пятьдесят оттенков к свету, но задача оказалась мне не по силам.
Отчаянно пытаюсь не разреветься. Мы движемся к Сороковой авеню, невидящими глазами я таращусь в окно, и постепенно до меня начинает доходить абсурдность того, что я сделала. Черт, я ушла от него. От единственного мужчины, которого любила. Единственного мужчины, бывшего моим любовником. Я всхлипываю, и дамбу прорывает. Слезы катятся по щекам, я лихорадочно пытаюсь вытереть их рукой, роясь в сумке в поисках солнечных очков. На светофоре Тейлор, не оборачиваясь, подает мне платок. Я благодарна ему за сдержанность.
— Спасибо, — бормочу я.
Это маленькое проявление сочувствия становится последней каплей. Я откидываюсь на спинку роскошного сиденья и даю волю слезам.
Квартира кажется чужой и неуютной. Я прожила здесь слишком мало, чтобы она стала домом. Я иду прямиком в спальню и вижу печальный сдутый шарик с вертолета. Чарли Танго выглядит ничуть не лучше меня. Я со злостью сдергиваю его с перильца и прижимаю к себе. Господи, что я наделала?
Не сняв обуви, падаю на кровать и вою от боли. Боль невыносима, физическая, душевная, метафизическая, она везде, она проникает в костный мозг. Это настоящая скорбь, и я сама навлекла ее на себя. Глубоко изнутри приходит гаденькая мысль, подсказанная внутренней богиней: боль от ударов ремнем ничто по сравнению с этой безмерной скорбью. Свернувшись калачиком, сжимая в руках шарик и носовой платок Тейлора, я предаюсь своему горю.
Конец первой части