На счастье, с другой стороны уже ковылял Лейтхольд с ключом в руке.
- Хай... тлер! - приветствовал он. - Мне уже пришлось побывать сегодня в женском лагере... к сожалению. Вам об этом говорили в комендатуре?
- Нет, я пришла прямо сюда. Что случилось?
Лейтхольд теперь заметил, что она не в духе, и проклинал свою разговорчивость. С какой стати именно он должен сообщать обо всех неприятностях?
- Недавно вы принесли сюда котенка... Сегодня утром его нашли сгоревшим на проволоке.
- Кто это сделал?
- Очевидно, несчастный случай... Котенок, видимо, влез на ограду...
- Так-то его берегла секретарша! Ну, я ей задам!
- Утром мы выключили ток, и тотенкапо под моим личным наблюдением убрал...
- К чему вы мне это рассказываете? На что мне ваши дохлые кошки? Но девчонку я проучу! Отоприте калитку и ждите здесь.
Илона, стоявшая у калитки, подала рапорт. Надзирательница, даже не взглянув на нее, прошла прямо к третьему бараку.
- Где эта сволочь? - крикнула она и щелкнула плеткой.
Илона побежала за ней.
- Секретарша заболела... у нее лихорадка, она бредила всю ночь.
- Ага! Знает, симулянтка, что ее ждет!
Россхаупт вошла в низкую дверь и остановилась около койки Иолан. Девушка лежала, закрыв глаза, в лице у нее не было ни кровинки, алые пятна на щеках уступили место восковой бледности.
Надзирательница опешила, ей показалось, что перед ней труп. Она перевела дыхание и выпрямилась, словно только что осознала, что не имело смысла так воинственно вторгаться сюда. Здесь не с кем было воевать, некого карать.
- Врач был? - хрипло спросила она и, когда девушки подтвердили, что был, распорядилась лишь для того, чтобы сказать что-нибудь: - Пусть придет еще раз!
Илона подбежала к калитке, крикнула: "Frauenarzt!" - и вернулась в барак. Староста барака тем временем прерывистым голосом рассказывала о том, что произошло. Было затемнение... Иолан потеряла сознание, лежала на снегу, подруги принесли ее.
Россхаупт села на койку и молчала, забыв о плетке, висевшей в ее опущенной руке.
Пришел Шими-бачи и сообщил свой утренний диагноз: слабая конституция, недостаточное питание в период роста, возможно анемия, а также повышенная впечатлительность. В результате - нервный шок, причина которого несчастный случай с котенком.
Надзирательница велела еще раз осмотреть пациентку и тупо глядела, как блоковая откинула грубое одеяло и стянула с плеч Иолан серую рубашку. Доктор приложил ухо к хрупкой груди девушки. Через минуту осмотр был закончен, Иолан снова покрыли одеялом. Лицо больной вдруг стало беспокойным, исказилось гримасой, словно она хотела заплакать, но глаза с длинными ресницами оставались закрытыми, как у спящей куклы, на них не было слез, губы были плотно сжаты.
- Ну, так что с ней делать? - неожиданно грубо сказала надзирательница и встала. Шими-бачи выпрямился и взглянул в ее каменное лицо. "Никогда не будет более подходящего случая сказать ей, что я думаю на этот счет", мелькнуло у него.
- Иолан поправится, если ей обеспечить покой. Но не здесь, не в Гиглинге. Не знаю, известно ли фрау надзирательнице, что в лагере появился сыпной тиф. У девушек пока почти нет вшей, но через несколько дней эпидемия перекинется и к ним. Иолан не переживет тяжелого заболевания. Да и большинство девушек тоже. Не можете ли вы устроить, чтобы их перевели в другой лагерь?
Россхаупт не ответила. Она медленно вышла из барака, словно ничего не слышала.
* * *
Копиц в комендатуре сердито отбросил газету.
- Хорошенькое дело! - кивнул он на сводку германского командования. Учти, Руди, что у меня на голове нет плеши. Просто мои волосы "стратегически отступили на заранее подготовленные позиции".
Дейбель чистил пистолет и не поднял головы.
- Тебя это, конечно, не интересует, - раздраженно продолжал рапортфюрер. - Тебя в последнее время вообще ничто не интересует. Занимаешься с Мотикой такими же рискованными делишками, как с Фрицем, а то, что мы теряем наш обычный доход с провианта, тебя не касается!
Дейбель стыдливо улыбнулся голубыми, как незабудки, глазами, взглянул на коллегу и потер пальцем тупой носик.
- Не брюзжи, старый. Что ж поделаешь, если Лейтхольд кретин?
- Всегда можно что-нибудь сделать, но для этого надо пораскинуть мозгами. - Копиц стукнул кулаком по газете. - Надо избавиться от него. Надо застукать его с какой-нибудь девкой или натравить на него Кобылью Голову. Или еще что-нибудь в этом роде. Что если ты сегодня вечером подпоишь его и заставишь проговориться?
- А ну тебя! Пить с таким недоноском!
- Значит, ты ему прощаешь тысячу триста порций, которых он позавчера лишил нас?
- Нет! - спокойно сказал Дейбель. - Никогда не прощу. Я его за это отправлю на тот свет. Но как, это должен придумать ты.
Вошла Россхаупт. Плетка все еще болталась в ее руке. Даже не взглянув, ровно ли висит сегодня портрет Гитлера, она придвинула стул к столу и села.
- Откройте же окно! Как можно выдерживать такую духоту!
Дейбель выполнил ее желание. Вычищенный пистолет он сунул в кобуру и повесил на место.
- Ну, фрау надзирательница, - осторожно начал Копиц. - Что вам сегодня у нас не понравилось?
- Недавно вы обещали сделать дезинфекцию...
- Я не забыл об этом! - Рапортфюрер придвинул к себе лежавшую на столе папку. - Сейчас я сообщу вам точную дату, когда я настоятельно просил Дахау...
- Не надо! - Она махнула рукой и, вспомнив о плетке, машинально стала сворачивать ее колечком. - Все равно поздно. У вас тут тиф...
Дейбель поглядел на Копица. Откуда эта ведьма знает?
- Что вы имеете в виду? - осторожно осведомился рапортфюрер.
- То, что говорю. Не прикидывайтесь дурачком. Как будто вы не знаете!
"Учтивость имеет свои границы", - подумал Копии и сказал с усмешкой:
- Мы все знаем, фрау надзирательница. И то, что в лагере есть больные с высокой температурой, и то, что у некоей секретарши пропал котенок...
Россхаупт медленно подняла взгляд.