57023.fb2
Еще одной загадкой для меня является широко распространившееся в последнее время слово «контент», представляющее первичный предмет торговли в информационной экономике. Но что есть контент, когда нет контейнера?
Является ли разговор за обедом «контентом», или он становится им только тогда, когда его записывают на пленку? Являются ли речи, которые я произношу профессионально, «контентом», даже если их не записывают на видео? Являются ли «контентом» эссе, которые я выкладываю в Сеть для готового воспроизведения?
Я так не думаю. Опять же — мы цепляемся за артефакты прошлых методов передачи мысли. И это совершенно нормально. С тех пор, как мы начали рисовать на стенах пещер, единственным способом передачи незримых, преходящих пониманий из одного разума в другой, не считая обучения, требовал от нас придания им физического воплощения. Рисунки, вырезанные на стенах пещеры, превратились в ударные знаки клинописи по твердой глине, превратились в свитки папируса, превратились в печатные оттиски, превратились в компакт-диски, и все это — грубые физические «контейнеры» для безудержной мягкости мысли.
Вот только это не так. Это были механизмы передачи сжатого изложения мысли, которые позволяли хотя бы передать ее, дать ей новое пристанище в чем-то похожем на ее естественную среду обитания, которая есть в пространстве между стенками человеческого черепа.
И вот появляется средство транспортировки, само очень похожее на мысль: электричество. С той секунды, когда Морзе выстучал «Вот что творит Бог!», начался процесс, который даже такой древний сэр как Натаниэль Готорн оказался способен осознать, когда написал:
«Свершилось ли так — или просто приснилось мне — что посредством электричества, мир материи превратился в гигантский нерв, вибрирующий тысячами миль в застывшем мгновении? Скорее уж земной шар был бесконечной головой, мозгом, разумным инстинктом!»
Может показаться странным, но факт состоит в том, что мы не знаем что есть мысль, что есть электричество, даже что такое разум, но мы можем быть вполне уверены по крайней мере в том, что это не вещи. И тем паче никоим образом не стоит путать их с теми материальными объектами, с помощью которых мы традиционно передаем их на расстояние.
И вдруг — мы можем передавать мысли на расстояни без этих объектов. Более того — вполне вероятно, что мы быстро движемся в направлении точки, где слова Готорна окажутся правдой — к тому ужасающему и волшебному состоянию, когда наконец все синапсы на планете будут непрерывно соединены — не в один гигантский контейнер, но в один гигантский контекст: дом всякой мысли. Наш Разум.
А пока что нам стоит научиться думать об этом контексте, Киберпространстве, как об окружении, а не как о носителе. И нам определенно стоит прекратить основывать транзакции информационной экономики теми объектами, которые однажды, к сожалению, пытались их вмещать.
Как уже говорилось выше, определяющим допущением физической экономики было существование предсказуемых и очень тесных отношений между вложениями и прибылью. Тостеры выходят на рынок (после того как будут произведены несложные расчеты, связанные с их созданием), доллары поступают на счет.
Информационная экономика ведет себя совершенно по-другому. Прежде всего, стоимость производства с большим трудом поддается оценке без множества допущений, которые выглядят на бумаге гораздо более определенно, чем если бы мы были честны насчет их интуитивного, «топкого» происхождения.
По правде говоря, значительная часть по-настоящему продуктивной творческой активности отпускается как хлеб по водам, без какой-либо однозначной уверенности в существовании четко прослеживаемого вознаграждения. Информационно-экономические отношения пышным цветом распускаются на безрассуднейших актах веры, любой относительно полный список которых занял бы гораздо больше места, чем занимает этот документ.
Таким образом, существующая в настоящее время корпоративная уверенность в предсказуемых результатах — основывающаяся по большей части на принуждении этих балансовых отчетов, которые являются средствами изменения квартального успеха — может быть совершенно непродуктивна для долгосрочных организационных инноваций.
С другой стороны, молодые корпорации, которые вовлечены в то, что можно охарактеризовать как «экономика дарения» — набор практик, основанных на принципе «что посеешь, то и пожнешь» — отбирают огромную долю новых инвестиционных капиталов.
В экономике Жизни транзакции находятся в постоянном движении — даже если отдельным объектам охоты кажется иначе в тот момент, когда они становятся частью рынка. В экономике вещей, в частности в Индустриальную Эру, мы склонны были рассматривать каждую сделку как нечно отдельное от окружающего потока. Я иду в магазин и покупаю тостер. Точка.
Информационный обмен не таков. Коммерческие диалоги не прекращаются, потому что чем дольше они продолжаются, тем выше растет ценность, вложенная в них их участниками. Если обмен полезен, доверие и понимание со временем углубляются. Человеческая полоса пропускания расширяется. Вокруг таких обменов формируются сети.
В условиях повсеместной доступности дешевых и подробных данных, способность какой-либо организации поддерживать влияние, основанное на невидимости того, что она знает, становится обеспечивать все сложнее и сложнее. Не так уж давно, торговые взаимодействия в реальном времени на уровне Нью-Йоркской фондовой биржи было ограничено и доступно только таким как Меррил Линч. Сейчас это соответствует истине только частично, и продлится такое положение дел недолго. Я сильно подозреваю, что любой, кто хочет что-нибудь узнать, вскоре получит возможности это сделать, вне зависимости от того, что именно его интересует.
На этом этапе равновесие сместится от тех, кто знал конфиденциально, в сторону тех, кто способен действовать быстро и решительно на основании знаний, общих для большинства заинтересованных соперников.
На этом этапе сама природа соревнования сместится от дарвинистского мультика в сторону модели, которая гораздо лучше отражает то, как Жизнь работает на самом деле. Потому что, в то время как часть Природы бесспорно «кровава когтями и клыками», это только часть истории. Большая часть того, что происходит между организмами на самом деле это не сражение, но диалог — симбиоз, совместное хозяйствование, кооперация.
Эти процессы уже составляют значительную часть того, что происходит в кремниевых организациях на техническом уровне; большая часть истинных создателей этих организаций вовлечена в скрытое сотрудничество такого уровня, что их юридические отделы хватил бы удар, узнай они об этом.
Инженеры уже знают то, что староголовые менеджеры их организаций похоже неспособны понять: открытые системы почти всегда побеждают. Маркетинговый провал когда-то значительно превосходящей технологии Apple Computer's имеет одну центральную причину, и заключается она в отказе Apple делать доступной информацию, в которой другие игроки индустии нуждались для создания продуктов, которые использовали эту инфорацию на глубинном уровне.
Чем более система открыта, будь эта система компанией или технологической платформой, тем больше вероятность, что она сможет породить интерактивность, и тем самым стимулировать внимание.
А вот что остается ценным — несомненно, эта ценность может стать главной валютой будущего — это внимание, возможно единственная вещь, которой я и Билл Гейтс владеем в равной степени. Его церебральный процессор (так же как и его бумажник) конечно превосходит мой, но глаза и уши обладают довольно ограниченной пропускной способностью. Таким образом, завоеваение, поддержка и обслуживание внимания обретает первостепенную важность.
Существует известная китайская идеограмма, означающая одновременно «кризис» и «счастливый случай». То, как некто трактует этот символ, зависит исключительно от его способности допускать неопределенность и отказ от права контроля.
Зигмунд Фрейд однажды явился ко мне во сне и сказал, что невроз есть не что иное, как неспособность выносить неопределенность (это я не выдумываю). И если следовать этому определению, большинство крупных организаций опасно невротичны. Я сделал наблюдение, что современные корпорации ценят предсказуемость — которую я определил бы как иллюзию уверенности — даже выше функциональности. Иногда, даже выше дохода.
Они предпочитают «известное зло». Если я прав насчет биологическй природы информационной экономики, мечта о предсказуемости больше не является той роскошью, которую они могут себе позволить, и это их предпочтение приведет к концу большинства из них.
Жизнь непредсказуема в эру столь абсудрно расширяющихся возможностей. Непредвиденные последствия становятся правилом. В условиях экспоненциально растущих технологий, эта «проблема» только обостряется. Каждый раз, решая одну проблему, мы в процессе создаем несколько новых.
Это время будет тяжелым для перестраховщиков. Это время будет прекрасным для проворных, маленьких, хитрых и смелых. Те менеджеры, которым по-прежнему нравится воображать свои организации огромными машинами, вроде кораблей, за штурвалами которых они стоят, обнаружат, что руль с механизмом более не соединены.
Более того — они могут обнаружить, что их организации больше похожи на кораловые рифы, нежели на корабли. И что можно сказать о кораловом полипе, который претендует на «управление» своим рифом?
Примерно 2500 лет назад Гераклит предположил, что фундаментальным принципом действия вселенной является нечто, что он назвал энантиодромией, бесконечным процессом превращения вещей в свои противоположности. Его вселенная действовала на переменном/постоянном токе, все время меняя полярность, все время переворачивая вверх дном то, что существовало, в непрерывном танце парадокса.
Тогда он был прав, но в век, когда все как будто ускоряется с тревожной скоростью, процесс становится очевидным даже для самых убежденных традиционалистов.
Конечно, в продолжении моей собственной короткой истории наблюдений за технологиями и их последствиями, со мной случались не очень приятные сюрпризы. К примеру, когда я бросил разведение скота и погрузился в поиски будущего, которое позволило бы мне остаться в моем маленьком городке в Вайоминге, я подумал, что могу использовать интернет для того, чтобы разумом бродить по планете и зарабатывать себе на жизнь, в то время как мое тело оставалось бы в Пайндейле. Теперь оказывается, что мой разум всегда можно найти по адресу [email protected], в то время как мое тело наоборот — блуждает по планете. Более того — исходя из собственного опыта, я рискнул бы предположить, что интернет сделает с ракетным топливом то же, что персональный компьютер сделал с бумагой. И здесь я имею в виду вовсе не сокращение потребения.
Но если отстраниться от моего тривиального примера, мне кажется довольно вероятным, что вхождение в информационную экономику вызовет основательный пересмотр всех основных властных отношений.
Я основываю это допущение на целом ряде факторов, но в основном на тех из них, которые касаются смещения ключевой точки экономической энергии с вещей на отношения между вещами.
Позвольте мне рискнуть и сделать несколько прогнозов.
Если повсеместный доступ к информации и не сделает ничего другого, он по крайней мере сорвет маску таинственности с Власти. Даже до Интернета было понятно, что концепция богоданной власти находится в серьезном упадке. Не далее чем в 50-х еще сущестовала великая белая, вертикальная мужская колонна Власти — Бог сверху, вы снизу — которая особо сомнениям не подвергалась. Сегодня, даже в традиционных организациях, власть стала гораздо доступнее. Ее зарабатывают, а не получают.
Она зарабатывается преимущественно в процессе функционирования горизонтальной сети единодушия, в которой Множество все чаще заменяет Единого. Бог, или Власть скорее возникает из равностороннего дискурса внутри этой сети, чем из навязывается кем-либо свыше.
К счастью, я верю, что женщины будут великодушны в своей победе, поскольку думаю, что они всегда были больше заинтересованы в том, чтобы делиться властью, нежели присваивать ее. Будем на это надеяться, потому что я бы охарактеризовал Киберпространство как окружение, естественным образом благоприятствующее женщинам, и лишенное многих жестоких источников мужской власти. Это место, полностью сотканное из отношений, которые, судя по моему опыту, женщины понимают куда глубже, чем мужчины. В Киберпространстве нет необходимости поднимать тяжести, физические угрозы неубедительны, отсутствуют вооруженные силы. Больше того — в Киберпространстве в принципе нет силового принуждения.
Я вас спрашиваю. Кому это дает преимущество?
Существует серьезная вероятность, что через год в это же время, в Америке он-лайн будет больше женщин, чем мужчин. Добавьте сюда тот факт, что основанные на информации предприятия требуют меньшего стартового капитала, а значит менее зависимы от Клуба Бывших Однокашников, который до сих пор контролирует большую часть вложений, и вы получите бизнес-окружение, в котором женщины могут преуспевать.
Южной половине Земли не была промышленно успешна по причинам, которые имеют отношение в основном к культурным представлениям времени, что сделало их обитателей плохо подходящими к роли взаимозаменяемых деталей механизма индустриального двигателя, в котором время было организующим началом.
Как следствие, они обошлись без индоктринации своего склада ума, о чем я говорил в начале этой статьи, а значит, — они способны ближе подойти к грядущей Точке Разрыва, будучи отягощенными меньшим количеством допущений, вводящих в заблуждение.
Кроме того, Африка и Латинская Америка эксплуатировать старую-добрую систему информационного обмена «от многих ко многим», от которой мы на своем Севере отступили, когда променяли обмен сплетнями у деревенского колодца на односторонний сигнал, исходящий из наших отдельностоящих телевизоров. Или, если уж на то пошло, когда мы променяли связанность деревень на уединение пригородов.
Если какой-нибудь парень-задрот может пройти путь от нуля до 45 миллиардов к 25 годам, не используя ничего кроме силы своего разума — и побеждая наиболее могущественные корпорации своего времени, а теперь фактически соперничая с национальными государствами за контроль над будущим — становится очевидно, что деньги и движущая сила экономики утратили значительную часть своей когда-то зловещей убедительности. Любой виртуальный магазин в Гонконге может поставить себя в равные экономические условия с крупнейшими организациями, при условии наличия должным образом осуществляемой правильной идеи.
Если хотя бы половина из этого правда, не нужно быть аналитиком, чтобы предугадать линию тренда. Культуры рынка инвестиций, которые формировали Меррил Линч и большую часть других корпораций США на всем протяжении истории, вскоре разительно изменятся.
Мир Бедных вот-вот присоединится к диалогу, и дастся им это легко. Они устали от того, что их воспринимают как источник проблем, и хотят, и способны быть воспринимаемы как источник возможностей. И ни хаос, ни неопределенность особо их не беспокоят. И то, и другое сопровождали их с самого рождения, и информационная экономика предоставляет им возможность использовать такие богатства, о которых раньше не приходилось и мечтать.
Другими словами, Люди Лишенные Привилегий умеют сёрфить, и внезапно они несутся прямо на вас.
Смогут ли Обезопасившие Себя сравниться с ними проворством и смелостью, или ваш великий склад возможностей останется на пляже, попивая джин-тоник и наблюдая как садится солнце?
Готовы ли Обезопасившие Себя к рынкам, которые не только не знают обтекателей крыла, но часто не знают даже обуви? Поскольку, все организации в конечном итоге становятся как будто гораздо больше похожи на собственные рынки, чем на своих лидеров, это довольно важный вопрос. Готова ли ваша компания привлечь новых клиентов, которые полностью ее изменят?