Услышав фамилию Филби, заместитель директора СИС по внешней контрразведке Валентин Вивиан вспомнил хорошо знакомого ему Гарри Сент-Джона Филби. Узнав, что это отец Кима, он помог его сыну в июле 1941-го стать начальником сектора, который вел контрразведывательную работу на Пиренеях и, частично, в Северной Африке.
Именно тогда Филби получил доступ к дешифрованным англичанами телеграммам абвера и одним из первых смог сообщить в Москву о секретных переговорах его главы — адмирала Канариса с англичанами, о точных сроках приезда адмирала в Испанию. Гостиница между Севильей и Мадридом, в которой должен был остановиться глава абвера, была хорошо знакома Филби — и он даже выработал план уничтожения Канариса, но план не был принят его лондонским начальством. Ким заподозрил, что дело не только в опасениях возглавлявшего СИС Стюарта Мензиса быть в свою очередь уничтоженным немцами. Англичане держали Канариса под своим крылом на всякий случай, мало ли что…
Сообщение из Лондона. Декабрь 1942 г.
Сообщение из Лондона. Сентябрь 1944 г.
Существуют и предположения, которые разделял Филби: будто казненный Гитлером в 1944-м адмирал подкидывал англичанам информацию, выгодную группе лиц, задумавших физически уничтожить фюрера, прекратить войну с США и Великобританией и сосредоточить все усилия на схватке с СССР. Канарис, с его разбросанной по свету агентурой, оставался связующим звеном между недовольными Гитлером генералами и тогдашними нашими союзниками. Поимка или убийство адмирала были невыгодно Мензису, люди которого аккуратно «пасли» столь нужного им Канариса.
Филби еще не раз приходилось сообщать в Центр о секретных сепаратных переговорах англичан и американцев с немцами.
Иногда информация Кима казалась даже несколько экзотичной, однако интерес представляла. Глубокой зимой 1941 года, когда немцев отогнали от Москвы, он отдал своему связнику текст телеграммы посла Германии в Токио министру иностранных дел рейха Риббентропу о предстоящем нападении Японии на Сингапур. Это подтверждало сообщения из токийской резидентуры: японцы на СССР пока нападать не собираются.
Использовал Филби и свое чисто мужское обаяние. В частности, он был близок с Айлин Фиэрс, которая в то время трудилась в архиве контрразведки. Их личные отношения были очень серьезные, однако найти исчезнувшую Литци, его первую жену, всё не удавалось, и Филби доложил начальству, что не может быть двоеженцем и официально вступит в новый брак, как только расторгнет прежний.
Зато Айлин помогала Киму во всем — даже не отказывала ему в удовольствии порыться в архивных делах. Частенько занятый до предела Филби захватывал из архива тома, чтобы поздним вечером как следует поработать с ними. Впрочем, так, вопреки всем инструкциям, поступали многие сотрудники и на это смотрели сквозь пальцы.
Знала ли Айлин, для кого предназначалась отобранная Кимом информация? Впоследствии она говорила, что даже не догадывалась. Ким подтверждал: точно не знала.
Мы уже упоминали о переданной Филби стратегической информации о планах немцев на Курской дуге. А в 1944-м от него пришло грозное предупреждение. Один из руководителей американской разведки доверительно поведал ему о совместной секретной работе ученых-ядерщиков Англии и США по созданию атомной бомбы с использованием урана. В Москве поняли: если союзники объединили усилия, значит, они близки к цели и создание бомбы возможно уже в ближайшее время. Это, в свою очередь, подстегнуло Сталина и Берию, заставило напрячь все имеющиеся научные силы и немалые финансовые средства.
Филби удалось добыть и документы, в которых сообщалось о послевоенных планах англичан. Они были таковы: не мешкая, уже во время войны, исход которой теперь казался ясен, приступить к работе против СССР. Не дать Советскому Союзу осуществить планы по социализации Восточной Европы. Бывший союзник превращался для западного мира в главного противника. Инициатором создателя в СИС специального отдела по борьбе с Советским Союзом был покровитель Филби Виктор Вивиан.
Вот кто был исключительно дальновиден! Он даже приводил примеры того, какими методами бороться с советской разведкой.
Донесения Кима об этих планах были восприняты в Москве с большой тревогой. Хотя порой наступали в Центре периоды, когда «Кембриджской пятерке» не доверяли, но не на этот раз, ибо в Москву отправились переснятые документы со всеми планами относительно подрывной деятельности против СССР. Филби даже не давали задания достать все эти документы, просили хотя бы известить об их содержании. И он в очередной раз сделал невозможное.
Опытнейший разведчик Вивиан, будем откровенны, отдавая дань его провидению, предвосхитил будущее. Он предлагал, какими методами следует бороться против советской разведки, как посеять вражду между СССР и компартиями Запада, как путем дезинформации расколоть и настроить против Советского Союза международное коммунистическое движение. Эти документы хранились в секретнейшей папке, которая так и называлась «Документы Вивиана».
Но Филби переиграл «друга семьи» Вивиана, так трогательно опекавшего его и проложившего Киму путь на самые верхние ступени служебной лестницы. В Москве присланные им «Документы Вивиана» изучали с особой тщательностью. Как это помогло и в дальнейшем, и еще во время войны! Филби собирал данные об агентах, забрасываемых Англией в самые разные страны. Благодаря Киму в картотеку Центра попадали фамилии английских агентов. Сначала, правда, это были лишь сложные кодовые псевдонимы, затем они обретали реальные очертания и настоящие имена. Через несколько лет в Москве уже располагали внушительным списком — этих шпионов набралось столько, что некоторых, осевших в дальних краях, Москва так и не тронула. Другие же, наоборот, вызывали огромный интерес.
В отличие от Бёрджесса или Кернкросса Филби был прекрасным конспиратором. Уроки его первого учителя «Отто»-Дейча не прошли даром. Он пытался внушить простую для него истину и другим членам «пятерки»: их безопасность во многом зависит от них самих. Особенно беспокоил его Гай Бёрджесс. Как показали последующие события — не зря.
И еще. Филби, человек вполне традиционной сексуальной ориентации, ни с кем из друзей не заводил нравоучительных бесед о том, что их гомосексуальные связи могут привлечь чье-либо внимание, помешать в работе. Здесь он уповал на удачу. Впрочем, она оставалась с «пятеркой» не всегда. Бёрджесс был отчислен из разведки из-за чересчур бросающегося в глаза, даже афишируемого им пристрастия…
Видимо, тот же Филби корректно намекнул своим связникам, что «об этом» не стоит говорить с его друзьями. Увещеваниями дурные наклонности, приобретенные в детстве в какой-нибудь привилегированной школе в Мальборо, было уже не исправить. Толку бы нравоучения не принесли, а вот раздражение бы вызвали. И все связники, начиная от «Отто»-Дейча и завершая «Питером»-Модиным, следовали совету Филби. Делали вид, будто необычные для воспитанных в строгости советских людей той поры пороки их не затрагивают. Вся тема на протяжении долгих лет сотрудничества обходилась молчанием, излишних объяснений не было, непонимания и, главное, конфликтов не возникало. У них и без того было немало важнейших обязанностей.
Вскоре после начала войны Филби было строго наказано следить за переговорами союзников об открытии второго фронта. Здесь он проявлял чудеса оперативности — все, что хоть малейшим образом касалось упоминаний о таком долгожданном для СССР втором фронте, попадало на Лубянку мгновенно.
Затягивание с его открытием превратилось для союзников в стратегическую задачу, так что любая на сей счет информация из Лондона ложилась на стол Сталину. Вождя раздражали постоянные отговорки, а потом и никак не сбывавшиеся обещания Рузвельта и Черчилля. Особенно бесило двуличие британского премьера. Нам он обещал, что скоро, уже совсем скоро — а Рузвельта убеждал, будто время еще не пришло. Филби информировал точно: открытие второго фронта затягивается. Так что иллюзий советская сторона не питала, продолжая упорно настаивать на открытии, несмотря на бесконечные обещания.
В конце Великой Отечественной между СССР и союзниками возникло еще одно неприятное разногласие. Срывались поставки взрывчатки, которую так ждали от англичан. Их караваны приплывали в Мурманск с какими угодно грузами, но только не с ней, так нужной нашей наступавшей армии. Сообщение Филби о том, что это происходит вполне сознательно, а не по недосмотру или по небрежности, как ни странно, успокоило Сталина. Он понял, что и здесь надо полагаться на собственные силы.
С огромной тревогой восприняли информацию от «Стенли» о возможной войне с союзниками. Те обсуждали между собой, реально ли начинать военные действия против СССР, если Сталин продолжит наступление на западную часть Германии после взятия Берлина. Быть может, именно тревожная информация от Филби в определенной степени охладила пыл Иосифа Виссарионовича.
Иногда возникает такой вопрос: а не было ли повторов в передаваемой Москве информации? Известно ведь, что «пятерка» действовала довольно разрозненно. Они не были, да и не претендовали на роль единой группы или, как сказали бы сейчас, слаженной команды. Даже, по условиям игры, они и не имели права на контакты — если и существовало объединяющее звено, то его роль выполнял, проявляя притом строжайшую конспирацию, Ким Филби. К нему даже самоуверенный Гай Бёрджесс иногда обращался за профессиональным советом и при всей своей эмоциональности и определенной бесконтрольности потом ему следовал.
Так вот, абсолютно точно — повторы были. Но та же информация из контрразведки, приходившая от Бланта, не дублировалась, а подтверждалась Филби. В разведке отсутствует понятие «много информации». Очень важно, что данные, пересылаемые «пятеркой», подтверждались всеми источниками, что позволяло Москве поверить в достоверность, правдивость передаваемого.
И еще раз напишу, что, несмотря на витавшие тогда в коридорах Лубянки подозрения в дезинформации, «Кембриджскую пятерку» ценили. После победы на Курской дуге, когда Филби и Кернкросс проинформировали Москву о намерениях немцев, вера в пятерых из Лондона укрепилась. Хотя через несколько послевоенных лет опять были раздуты сомнения, к счастью, вскоре исчезнувшие.
Анализируя информацию, переданную всеми членами «Кембриджской пятерки» в период до начала холодной войны, приходишь к выводу: наиболее важным источником был Ким Филби. С 1944 года, когда он возглавил пресловутый 9-й отдел по борьбе с коммунизмом, и до 1951 года ему уже не было равных ни в ценности, ни в оперативности. «Сталин», «Молотов», «Берия» — в эти адреса отправлялось из НКВД переданное Филби.
Позволю себе напомнить о «Деле Волкова» — азбучном в разведке, но чуть не погубившем всю «Кембриджскую пятерку». Где-то за сумму в 30 тысяч фунтов стерлингов советский разведчик Константин Волков, работавший в Стамбуле «под крышей» советского консульства, собирался сообщить в сентябре 1945 года, в числе прочих секретных данных, имена двух советских агентов — англичан, работавших в Форин оффис, плюс еще и третьего — из контрразведки.
В Лондоне дело попало к Филби. После долгих проволочек он дал уговорить себя отправиться в Стамбул, успев в первый же вечер после получения тревожных известий сообщить о предательстве Волкова советскому резиденту в Лондоне. Филби понимал: ему с Бёрджессом и Маклином угрожала явная опасность.
Филби, помимо профессионального мастерства, вновь сопутствовала удача. Нелетная погода задержала его вылет в Турцию. А когда, наконец, он прибыл туда, никаких следов Волкова в Стамбуле отыскать не удалось. Немудрено, ибо того вывезли в Советский Союз. Официальных сообщений о судьбе предателя нигде и никогда не появлялось — о ней можно только догадываться. Но вы можете представить себе Филби или Бёрджесса, явившегося в резидентуру советской разведки с просьбой о 30 тысячах фунтов, по горькой иронии созвучных со знаменитыми 30 сребрениками? Немыслимо!
Даже в Англии, где многие ненавидят Филби, клеймя его шпионом, признавали, что «он был тверд в своей вере, абсолютно предан собственным идеалам, последователен в действиях. Все это было направлено на создание и укрепление коммунистического влияния во всем мире». Так писала газета «Ситизен» после кончины Филби в мае 1988 года…
Скинув дело Волкова, Филби еще успел здорово помочь своим друзьям из Москвы.
Выдержка его была поразительной, и она не раз помогала ему в работе на советскую разведку. И все же туг снова прослеживается цепь удачных стечений обстоятельств: дело попало к нему, а не к кому-то другому; сотрудник, который поначалу должен был отправиться в Стамбул, панически боялся летать. Хотя и сам Филби не слишком любил передвигаться воздушным путем, но он заменил по приказу руководителя СИС струсившего коллегу. Исключительно быстро сработала советская контрразведка, вывезя Волкова. Зато англичане чересчур медлили.
Но как объяснить то, что даже силы природы были на стороне Филби? Его самолету пришлось приземлиться в Тунисе — разыгралась нежданная гроза. А когда он прибыл в Стамбул, то не застал британского посла, без которого никак нельзя было вступать в контакт с Волковым. Дипломат, как и подобает, уехал отдыхать на выходные куда-то за город.
Не слишком ли много случаев поразительного стечения благоприятных для Филби обстоятельств? Многовато. Но это — реальность. Или подтверждение пословицы — сильному везет?
Все же примитивный случай с Волковым подтверждал: «пятерка» трудится на грани неимоверного риска.
И вот она — палка о двух концах. Возглавляя отдел, целью которого была активная борьба против СССР, Филби ежедневно находился на грани риска. Если бы засылаемые им агенты немедленно проваливались, руководителя отдела взяли бы под подозрение, а может, и вычислили. Не сообщай он регулярно об агентах, засылаемых после войны в СССР не только англичанами, но и разведками других стран, Советский Союз мог бы понести урон. Дилемма?
Она решалась Филби вместе с коллегами из Центра. Он предупреждал о предстоящей засылке, и в Москве тщательно взвешивали, что делать с агентами. В основном это были выходцы с Кавказа, из Прибалтики, ушедшие с немцами, а затем и перешедшие на сторону бывших наших союзников. Их пропускали заранее знавшие о переходе границы пограничники — затем шпионов могли перевербовать и даже проводить радиоигры с их участием; нередко им давали обосноваться на нашей стороне, выявляли связи, а затем арестовывали; некоторые нарушители границы погибали… Филби уверял: среди них не было ни одного англичанина.
1946 год показал, что никаких подозрений против Филби не возникало. Он был награжден орденом Британской империи — высшей наградой государства. Представление о награждении написал его шеф Мензис. Награда и последующие торжества в Букингемском дворце еще больше повысили акции Филби.
Поэтому появившиеся в 1980-х годах утверждения, будто еще в начале 1950-х сэр Стюарт Мензис, возглавивший затем СИС и подозревавший в коллеге советского агента, обдурил Филби, намеренно подсовывая ему дезинформацию, звучит смехотворно.
— Полная чушь, — решительно сказал в интервью газете «Вашингтон пост» один из ветеранов ЦРУ, тщательно следивший за делом Филби. — Этот человек был советским шпионом с самого начала и до конца. К моменту своей смерти он приобрел все необходимые атрибуты героя художественного произведения.
А Филби наконец развелся с Литци и женился на своей многолетней уже спутнице жизни Айлин Фиэрс. До свадьбы у них уже было трое детей, вскоре появился и четвертый. Семейная жизнь складывалась удачно. И с этой стороны у него все было в порядке.
Неудивительно, что Филби претендовал на то, чтобы превратиться в мистера «С» — то есть стать главой английской разведки. Как же тогда могла сложиться его судьба? Филип Найтли, известный исследователь английской и других спецслужб, смотрит на такое назначение с долей здорового английского скепсиса. «В мире секретных служб есть своя школа мысли, удостоверяющая, что агент проникновения, забирающийся слишком высоко, не в силах принести чужой стороне большую пользу, — пишет он. — Если бы Филби стал “С”, он бы получил доступ к такой важной информации, что КГБ должен был бы ее использовать, а это значило бы разоблачение Филби. Таким образом, польза, которую он мог бы принести, добравшись до вершины древа британской разведки, была бы ограничена».
Не соглашаясь на все сто с этим утверждением, скажу, что в нем есть и определенная доля истины. Хотя уверен: Филби отыскал бы выход и из этого положения.
Однако карьера в английской разведке им была сделана всего за пять-шесть лет. Конечно, опыт — дело наживное, но у Филби его было маловато. Ведь на родине не догадывались о его, можно так сказать, параллельной работе, которая, бесспорно, давала в практическом плане не меньше, чем успешная со всех сторон деятельность в английской спецслужбе.
Были и иные претенденты на пост мистера «С». Среди них прошедший гораздо больше испытаний по линии своей, английской, службы Роджер Холлис. В то время он, второй человек в контрразведке, был вправе рассчитывать на гораздо более высокий пост. Во многом и его стараниями конкурента — то есть Филби — устранили и отправили на, по-нашему говоря, повышение квалификации в Турцию. Предстояло набраться опыта оперативной работы.
Действительно ли Холлис побаивался Филби? По крайней мере, через несколько лет он занял пост директора Британской службы безопасности МИ-5. Роджера Холлиса обвиняют в том, что он-то и был «шестым» в группе советских агентов, засевших в Лондоне. Но разве стоило ему в таком случае отодвигать Филби? Они общались, хорошо знали друг друга. Холлис покровительствовал своему протеже Киму. Вряд ли бы в атмосфере строжайшей дисциплины, царившей в конце 1940-х в советской нелегальной разведке, Холлис решился отпихнуть от трона мистера «С» своего соратника по советской агентуре. Нет, английский профессиональный разведчик Холлис боролся за себя, считая, что время Филби еще не пришло, а в Турции он как раз и приобретет опыт оперативной работы.
Как работалось Киму Филби в Турции с конца 1946-го по 1949 год, читатель уже знает из главы этой книги, написанной самим разведчиком. Я же остановлюсь на некоторых деталях, связанных с последующим разоблачением Дональда Маклина.
Конечно, и там начальник бюро — или станции, как говорят американцы, — МИ-6 в Турции Ким Филби не только засылал в СССР диверсантов, почему-то быстро попадавших под контроль советских спецслужб. Однажды Кима встревожил вопрос его связника: слышал ли он что-нибудь о советском агенте, пробравшемся в английское посольство в Вашингтоне. Стало ясно, что американцы каким-то образом все-таки вышли на Маклина.