57118.fb2
Козловски Юджин Зеб
Коды комического в сказках Стругацких
"Понедельник начинается в субботу"
и "Сказка о Тройке"
Перевод выполнен А.Кузнецовой
Благодарности
Выражаю свою благодарность и искреннюю признательность моему консультанту профессору Хонгору Уланоффу (Hongor Oulanoff) за его советы, руководство и полезную критику, высказанные при написании этой книги. Также выражаю благодарность другим членам консультативного комитета, профессору Франку Силбаджорису (Frank Silbajoris) и профессору Ежи Кшижановскому (Jerzy Krzyzanowski) за их предложения и комментарии. И отдельная благодарность - моей терпеливой жене Джуди за ее счастливое настроение, сделавшее мое исследование возможным.
Биография 19 ноября 1948 Родился - в Пущиково (Puszczykowo), Польша 1970-1975 Английская филология, Университет Мицкевича (Познань, Польша) 1979 Степень бакалавра английской филологии, Университет Колорадо (Денвер) 1983 Степень магистра по русской филологии, Университет Колорадо (Боулдер) 1984-1986
Аспирантура, Государственный университет в Огайо 1987-настоящее время Преподаватель русского языка в Университете Колорадо (Денвер), факультет современных языков 1990-настоящее время Преподаватель русского языка в Metropolitan State College
Области специализации
Основная: Славянские и восточноевропейские языки и литература. Специализация по русской литературе (Х.Уланофф, Ф.Силбаджорис, Е.Кшижановски).
Специальные термины
Список волшебно-сказочных и иных фольклорных сущностей1
Русская волшебная сказка
БАБА ЯГА. Персонаж русских волшебных сказок, воплощение враждебных и злых сил природы и человеческого сообщества. Иногда помогает герою. Обычно описывается как невероятно отвратительное и деформированное существо. Владычица леса и животных. ИЗБУШКА НА КУРЬИХ НОЖКАХ. Обиталище Бабы Яги, хижина, поворачивающаяся на ногах животных, обычно расположена на опушке леса. РУСАЛКА. 1. Сказочное морское существо, обычно описываемое как обладающее женскими головой, бюстом и руками и нижней частью тела, подобной рыбьему хвосту. 2. Проститутка. 3. У восточных славян (особенно украинцев и южных русских) - мифический образ, сочетающий в себе черты духов воды (речная русалка), плодородия (луговая русалка), неправедной смерти (утопленница-самоубийца) и т.д. ЩУКА. Персонаж нескольких русских волшебных сказок, выполняющий желания, когда произносится волшебная формула: "По щучьему веленью, по божьему благословенью..." ЗОЛОТАЯ РЫБКА. Персонаж одной из наиболее знаменитых русских волшебных сказок. Владычица моря. Она исполняет желания старого рыбака, поймавшего ее, но впоследствии отпустившего на свободу. УЧЕНЫЙ КОТ. Персонаж многих русских волшебных сказок, воплощение мудрости и знаний. Бард в прославленном пушкинском прологе к поэме "Руслан и Людмила". ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ. Ужасный, крылатый, многоголовый дракон, изрыгающий искры, пламя и дым. Часто ревностно охраняет сокровища Иного Мира. Концепции Змея-пожирателя и Змея-обольстителя или бога смерти, похитителя души тесно связаны, поскольку Змей часто похищает девушку, чтобы взять ее в свое королевство и жениться на ней. Герой волшебной сказки побеждает Змея в смертельной схватке над охраняемым сокровищем. КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. Образ и сущность смерти, что показано скелетообразной внешностью Кощея. Именуется "бессмертным", поскольку его "смерть", потаенная душа, находится в яйце, которое, в свою очередь, расположено далеко, в месте, практически не достижимом для смертных. Воплощение всех социальных зол и несправедливостей мира.
Иные фольклорные персонажи
1.ЖИВАЯ ВОДА (перевод латинского aqua vitae или греческого hylor zoes, как в "Откровении" 22:1). 1.Нечто,дарующее духовное обновление или вечную жизнь. 2. Крепкий очищенный алкогольный напиток (например, бренди, виски). 3.Волшебная жидкость, возвращающая умершего к жизни, как в волшебной сказке "Иван-царевич и серый волк". Она также вылечивает все болезни или дает бессмертие. Появляется в многочисленный сказках о поисках, в которых герой посылается на поиски живой воды из далекого колодца, родника, озера, реки и т.д. Не имеет строгой привязки ни к месту, ни ко времени: многие народы по всему свету верили в живую воду, начиная с древнейших времен. 2.ДИВАН БЕН-БЕЦАЛЕЛЯ. Бен-Бецалель - легендарный ребе времен Возрождения. Его философские труды большей частью связаны с рассмотрением иррационального и сверхъестественного в традиционных учениях Каббалы. Многочисленные легенды о нем варьируют мотив приписываемых ему магических способностей. Как и легендарный маг Фауст, он создал "голема", искусственное человекообразное существо, и вдохнул в него жизнь, подобно тому, как поступали с гомункулом алхимики. В ПНВС Бен-Бецалель - создатель дивана, превращающего повседневную реальность в реальность волшебной сказки. 3.ЯНУС. Бог из римской мифологии, покровитель дверей, входов и выходов, а тем самым - всех начинаний. Изображался с двумя лицами, глядящими в противоположных направлениях, подобно дверям (одно лицо смотрит в прошлое, другое - в будущее). 4.ДЕМОНЫ МАКСВЕЛЛА. Названы в честь Джеймса Максвелла, английского физика, предположившего их существование. Один из наиболее прославленных образов современной науки - демон сортирующий (термин использован самим Максвеллом в его научных работах). Гипотетическое разумное существо, размерами сопоставимое с молекулой, введенное, чтобы показать ограничения второго закона термодинамики. Этот демон якобы мог сортировать быстрые и медленные частицы газа, тем самым превращая хаос (энтропию, инертность) в порядок, а недостижимую энергию - в достижимую. Демоны Максвелла относятся к категории мифов не традиционных, а современных литературных, как метод художника-индивидуальности осознанное использование такого метода для выражения чего-то, глубоко ощущаемого художником. используя этот прием, Максвелл ввел литературный дискурс в научный.
Список научно-фантастических сущностей и изобретений 1.КОНТРАМОЦИЯ. Взаимодействие с противоположным потоком времени. Контрамоты - пришельцы из космоса - воспринимают наш мир как фильм, пущенный задом наперед. 2.ЛИНЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ. В ПНВС - научная сущность, изучаемая в Научно-исследовательском институте чародейства и волшебства, а также название одного из отделов Института. 3.ЗЛОБОДРОБИТЕЛЬ. В ПНВС - устройство, созданное в Научно-исследовательском институте чародейства и волшебства для борьбы со злыми силами в человеке как часть более крупного исследования счастья. 4.РЕМОРАЛИЗАТОР. В СОТ - экспериментальный аппарат, с функцией, аналогичной злободробителю. Его лучи подавляют примитивные человеческие стремления и поднимают на поверхность все разумное, доброе, вечное. Использовался с определенным - хотя и ограниченным - успехом в борьбе со злыми силами Тройки.
ВВЕДЕНИЕ
Творчество Аркадия и Бориса Стругацких2 чрезвычайно разнообразно, и в нем можно выделить несколько периодов. Особенным интересом для меня отличаются середина и конец 1960-х годов. В этот период было создано несколько произведений, среди которых "Понедельник начинается в субботу" (далее ПНВС, 1965) и "Сказка о Тройке" (далее - СОТ, 1968) составляют последовательность, "Приваловский цикл", отличающийся от остальных работ доминированием комического компонента. Комическое может быть найдено - в различной степени - в большей части произведений Стругацких, но в "Приваловском цикле" оно играет центральную и наиболее творческую роль, поскольку авторы используют комический эффект, их основной способ, чтобы выразить свое комическое видение мира. КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ СКАЗОК. В ПНВС три части. В первой описываются события, происшедшие с рассказчиком, главным героем Приваловым на протяжении дня и ночи, проведенных им в музее Научно-исследовательского института чародейства и волшебства. С ним происходят таинственные приключения, о которых он сначала рассказывает, а потом размышляет во внутренних монологах. Действие второй части происходит в самом Институте, где Привалов дежурит в новогоднюю ночь. Он проводит читателя через различные отделы Института, через собрание фантастических, мифологических и вымышленных существ, и делает читателя свидетелем экспериментов "сумасшедшего ученого" Выбегалло. В третьей части Привалов путешествует на машине времени в описываемое будущее, то есть в миры фантастических романов и утопий, а позже принимает участие в разгадывании тайны директора Института, который живет жизнью контрамота и человека, единого в двух лицах. В СОТ, продолжении ПНВС, Привалов и его коллега Амперян, снабженные реморализатором, отправляются в филиал Института, где деспотически правит Тройка.
Эти две работы Стругацких появились как последовательное литературное целое, но если их рассматривать изнутри, в них можно увидеть комбинацию различных дискурсов. Литература всегда искала источники нового в смешении и сращивании различных жанровых форм. Как было предположено Линдой Хатчеон (Linda Hutcheon), роман ныне стал одной из многих форм искусства, превратившихся из-за демократизации и потенциального оживления в народное искусство и культуру3. Обращаясь к народным литературным формам, таким, как волшебная сказка, Стругацкие в ПНВС и СОТ поступают как раз этим образом. И их литературные успехи обязаны своим существованием их дару комбинирования и выворачивания наизнанку существующих литературных условностей. Среди различных дискурсов, составляющих текст произведений Стругацких, я выделяю три основных: 1.Традиционный романный дискурс, основанный в основном на "реалистических" принципах4. 2.Дискурс волшебной сказки, "сказочность" (волшебные сказки и прочие связанные с ними фольклорные дискурсы - легенды и мифы). 3.Юмористический, комический научно-фантастический дискурс. (Этот дискурс является результатом взаимодействия первых двух). Первый дискурс, показывающий работу ученых НИИ, является репрезентацией, моделью современной социальной и эмпирической реальности, и идентичен ей, хотя и не во всем. По Шолсу, литература не захватывает мир, не имитирует и не записывает его. Напротив, она конструирует его. И "хотя все творчество есть конструирование, некоторые модели могут прямо относиться (и быть полезными) к некоторым аспектам нашей человеческой ситуации"5. Часть деятельности магов сосредоточена на науке, и цель использования науки достижение счастья для человечества. Таким образом это снабжает третий дискурс - научно-фантастический - необходимым научным компонентом. Дискурс волшебной сказки c ее магическими персонажами и событиями, вводит элемент фантастического в третий дискурс Стругацких. При взаимодействии двух первых дискурсов две несопоставимые реальности - реальность эмпирическая (научная работа в Институте) и реальность магическая создают комические несоответствия, характерные для третьего дискурса комической научной фантастики. Значительная часть научной фантастики укоренена или связана с волшебной сказкой: НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА: "Вид фантастики, в которой научные факты, утверждения или гипотезы оправдывают или являются основой - в результате логической экстраполяции - приключений в будущем, на других планетах, в иных измерениях времени или пространства или при условии новых физических законов"6. ВОЛШЕБНАЯ СКАЗКА: (или просто сказка) - магическая сказка, тип народной сказки, связанный с западной волшебной сказкой. Это простая история с магическим содержанием, описывающая людей, экзотические персонажи и сверхъестественные существа и события. В волшебных сказках есть следы мифов, в той степени, в какой они представляют собой первичные человеческие мысли о жизни и мироздании и о добре и зле. Один из распространенных мифов, представленных в волшебных сказках, - это миф о поиске, связанный с ритуалом взросления. Оно представляется как приключение, как путешествие через жизнь. Поиск в волшебной сказке зачастую содержит в себе миф о социальной утопии, мечту о рае, о счастье и совершенстве7. У русских волшебных сказок солнечный, доброжелательный и оптимистический настрой, когда чудеса совершаются привычно, а положительный герой приходит к хорошему концу. "Волшебная сказка выполняет роль социальной утопии. По определению Бориса Соколова, это вид мечты-компенсации. Это мечта о покорении природы - о магическом мире, где "по щучьему веленью, по моему хотенью" все ведра сами собой поднимаются в гору, топоры сами собой рубят, незапряженные сани едут в лес, а дрова сами собой прыгают в печь8". "Городская волшебная сказка", как назвал Замятин научную фантастику, продолжает выполнять роль социальной утопии и мечты о покорении природы9. Ее чудеса творятся техническими приспособлениями, продуктами человеческой мощи - разума и знания. Многие произведения популярной научной фантастики также написаны в оптимистическом духе "дивного нового мира". Эта тема в значительной степени присутствует и в сказках Стругацких, но там у нее антиутопическая направленность. Хотя некоторые футуристические приспособления все же появляются в сказках Стругацких, авторы их не подчеркивают. Их научная фантастика в общем и ПНВС и СОТ в частности относятся к так называемой "мягкой научной фантастике", имеющей дело в основном с человеческим фактором, рассматривая людские моральные, интеллектуальные и духовные моменты. При смешении повседневной эмпирической жизни Института магией волшебной сказки, происходящем в тексте Стругацких, скрытые тематические или структурные черты волшебной сказки, как описывалось в вышеприведенных цитатах, включаются-таки в научно-фантастический дискурс. Но это разительнее, чем наиболее определенные, "чистые" персонажи волшебных сказок, такие, как, например, Наина Киевна, кот Василий, Змей Горыныч и многие другие, также присутствующие в этом дискурсе. Введение магических существ в эмпирический мир Института скрадывает сущностную разницу между эмпиризмом науки магов и сверхъестественным элементом мира волшебной сказки. Они представляют два противоположных взгляда на мир, две цивилизации - древнюю и современную. Это - та техника игры на сходствах и различиях двух дискурсов и их относительного этоса, что является источником комического эффекта, выражающегося в третьем дискурсе юмористической научной фантастике. Движущая сила комического искусства Стругацких находится в парадоксах и несоответствиях, составляющих многие уровни нарративной структуры сказок. (Механизм комического будет подробно рассмотрен в Части 1). Стругацкие используют как несовместимость двух миров, так и их родство для сотворения оригинальной прозы высоких эстетических и комических качеств. Из-за техники противопоставления и смешения эмпирической науки и магии, как эти замечания, так и деятельность магов/ученых Института становятся двусмысленными и двузначными. В повествовании Привалова магия волшебной сказки является сверхъестественной силой и искусством, но также и наукой и технологией. И наоборот - наука и изобретения магов - и эмпирическая деятельность, и современные магия и колдовство. СОТ - продолжение ПНВС. Есть и очевидные элементы, связывающие эти две сказки, - такие, как частично то же самое место действия - Институт, те же самые персонажи, включая рассказчика и главного героя - Привалова. Помимо этих очевидных связей, впрочем, тематическое и стилистическое постоянство и развитие связывают два произведения еще прочнее. Общей темой двух сказок является, как показано в Институте, эксплицитно поставленная и активно преследуемая цель человеческого счастья. При этом используются как эмпирическая наука, так и волшебство, - два различных дискурса, комически взаимодействующие друг с другом. Поиск счастья развивает подтему, которая также основана на механизме относительного несоответствия. Этой подтемой является творческое восприятие противоречия между верой в возможность улучшения человеческого общества и тщетностью этой идеи. Неизбежно она генерирует и другие парадоксы или несоответствия, являющиеся, в свою очередь, еще одним источником эстетической и комической динамики этих сказок.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ УСТАНОВКИ
Моя диссертация разделена на три части, в каждой части - две главы.
Часть 1.
Глава 1 посвящена теоретическим аспектам комического и их отношению к сказкам Стругацких. Глава 2 рассматривает определения кодов комического. Части 2 и 3 являются основными в моей работе, будучи по форме анализом текста Стругацких.
Часть 2
Глава 3 - Русские волшебные сказки и их коды комического. Глава 4 - Иные фольклорные источники (мифы и легенды) и их коды комического. В этих двух главах я выбираю и рассматриваю несколько отрывков, представляющих разнообразные комические образы и эпизоды. В главе 3 показывается, что общей чертой внешне различных эпизодов является их происхождение от русских волшебных сказок. Глава 4 рассматривает иные, не русские, фольклорные сущности. В этой части я пытаюсь показать, что волшебно-сказочные и фольклорные сущности подвергаются в тексте Стругацких комическим трансформациям, составляя сложную, исполненную значения эстетическую модель, и впоследствии служат обильным источником большего числа комических эффектов. Следовательно, анализ, представленный в этой части, организован вокруг небольших отрывков, составляющих большие взаимосвязанные модели. В то же время я старался учитывать их различную кодировку комического. Каждый отрывок рассматривается в терминах по меньшей мере двух, а иногда и всех трех перекрывающих друг друга комических кодов.
Часть 3
Глава 5. Выбегалловские модели человека. Глава 6. Тройка по рационализации и утилизации необъясненных явлений разбор дела Константина. Часть 3 отличается от части 2 в плане организации анализа. Организующим началом в части 3 является деление на три комических кода. Каждая из двух глав части 3 рассматривает одно событие, анализируемое в терминах кодов комедии, пародии и сатиры. Я выбрал два основных события, являющихся центральными и наиболее представительными для этих сказок (Выбегалло в ПНВС и Константина в СОТ). В случае с Выбегалло несколько основных мотивов ПНВС сближаются, там присутствуют основные техники комического, а комические эффекты, характерные для этой сказки, густо сконцентрированы. Все вышесказанное в равной степени приложимо и к эпизоду с Константином в СОТ. Сюжет СОТ состоит из нескольких "разборов" странных и загадочных явлений, а разбор дела Константина - наиболее проработанный, значащий и представительный из них.
ЧАСТЬ 1.
КОМИЧЕСКОЕ
ГЛАВА 1
ТЕОРИЯ КОМИЧЕСКОГО
Сократ признавал, что "комедия - очень серьезный объект для изучения, и настолько трудный, что попытки понять его делают все остальные проблемы простыми"10. Хотя с тех времени были написаны многие тома по теории комедии и комического, каждый, обращающийся к этой теме сегодня, испытывает те же самые трудности с предметом11: "Подобно всякому, кто когда-либо писал о комедии, я испытывал трудности с терминологией начиная с той самой минуты, когда я начал работать над темой. По своей природе тема не склонна к четкой ясной терминологии; напротив, приходится осторожно использовать знакомые, но туманные термины, надеясь, что они постепенно станут достаточно ясными. Когда дело ухудшается, приходится одалживать или составлять термины незнакомые, надеясь, что они укажут с разумной ясностью на суть вещей, для которых редко используют слова12". Макфадден (McFadden) и Галлиган (Galligan)13 доказывают, что, если мы определим комедию как драму, что они предлагают для ясности, станет невозможным обсуждать под этим термином иные формы комического характера. Оба они предлагают понимать комедию и производное от нее прилагательное "комическое" не как жанр, а как тип, тип воображения или комического "качества" который выражается в различных формах литературы, будь то комедия, анекдот или роман. Далее, после обзора основных теорий комического, можно заключить, что слова "комический" и "юмористический" взаимозаменяемы14. Таким будет и мой метод. Еще один взаимосвязанный термин - "смех". Это спонтанный ответ на комическое. Как широк спектр комического - от вульгарных до нежных форм, так и, соответственно, ответ на комическое может варьироваться от "гомерического смеха" и содрогания всем телом до еле заметной улыбки или простого оживления выражения лица. Явное разнообразие теорий комического свидетельствует о сложности и неуловимости темы, и ни одна из теорий не определяет "комическое" полно и адекватно. Чтобы продвинуться в этом направлении, я предлагаю как первый шаг составную теорию комического, полученную путем обзора нескольких основных теорий и подчеркивания их общих черт - основного механизма комического. Используя этот подход, я также учитываю предостережение Бергсона (Bergson): "Мы не должны ставить себе целью заключение комического духа в клетку определения... нам надлежит ограничиться рассмотрением роста и расширения его"15. Все, что мы знаем из трудов Аристотеля о комическом, - это определение из его "Поэтики": "Смешное, - он говорит, - состоит в неком дефекте или уродливости, не причиняющих боли и не разрушительных. Очевидный пример: комическая маска изуродована и искажена, но она не выражает боли."16 С.Х.Батчер (S.H.Butcher) пытается растянуть термины Аристотеля "дефекты" или "искажения" так, чтобы под них подпали несоответствия, абсурдности или глупости человеческой жизни. Он, тем не менее, заключает, что аристотелево определение неполно, поскольку несоответствие само по себе не всегда комично: "Несоответствие, чтобы быть забавным, нуждается в переходе, в изменении настроения, приводящем к открытию либо неожиданного сходства там, где была непохожесть, либо неожиданного различия там, где было сходство."17 Среди современных теорий одна из наиболее влиятельных - это теория Бергсона (Bergson)18. Он пишет, что смех происходит от того человеческого состояния, в котором человек колеблется между машинным и человеческим поведением. Эта идея лучше всего выражена в его часто цитируемой фразе: "механическая инкрустация жизни", символизирующей дуализм духа и безжизненной материи. Фактически, Бергсон использует слово "механический" для обозначения всего нечеловеческого, будь то машины или животные. Таким образом он противопоставляет моральный код человеческого поведения автоматизму машин и примитивному миру животных, запрограммированному инстинктами. Когда эти противоположности смешиваются, получается комический эффект. Механические характеристики - инерция и жесткость, вторгающиеся в жизнь, - по Бергсону, исходят от трех основных начал: повторения, обращения и l'interference des series. Последний термин соотносится с парадоксальным началом. В данном случае - это столкновение двух обычно различных и разъединенных цепочек ассоциаций, когда они неожиданно соприкасаются19. Впрочем, в общем дуализм Бергсона приложим только к одному варианту комической формы. Поэтому его нельзя назвать всеобъемлющим. Критикуя теорию Бергсона, Кестлер (Koestler) указывает, что, если бы автоматическое повторение в человеческом поведении было бы достаточным условием для комического эффекта, то в мире не было бы зрелища забавнее эпилептического припадка20. Фрейд сделал очень важный вклад в теорию комического. Поскольку он связывал комическое с бессознательным, он добавил новые прозрения к пониманию комического: комический эффект действует подобно сну, то есть, как и сон, решает внутренние конфликты и дает выход агрессивности. По Фрейду, конфликт заключен в паре цензурирумая/освобожденная мысль, и шутка позволяет нам обойти нашего внутреннего цензора и перейти из области контролируемых идей в область освобожденных, тем самым решая проблему несоответствия двух несовместимых сфер: "Шутка позволит нам использовать нечто смешное в нашем враге, что мы, по стечению обстоятельств, не можем проявить открыто или сознательно; опять же, шутка снимет ограничения и откроет вновь ставшие было недоступными источники удовольствий... Таким образом, шутка представляет собой восстание против авторитетов, освобождение от их давления."21 Теории Бергсона и Фрейда - это тот фундамент, на котором Кестлер построил одну из наиболее полных на сегодняшний день теорий комического. Кестлерова теория шутки приложима к более высоким, литературным комическим формам, являясь, в то же время, частью его теории креативности. Комический эффект производится "восприятием ситуации или идеи (Л) в двух самосогласующихся, но обычно несопоставимых рамках отсылок, М1 и М2. Событие Л, в котором эти два набора пересекаются, создано так, чтобы одновременно испускать волны разной длины. Пока эта необычная ситуация длится, Л не просто привязано к одному ассоциативному комплексу, но бисоциирует с двумя"22 (курсив оригинала). Теория бисоциации представляет на сегодня наиболее авторитетную теорию комического, а ее интерпретация в терминах конфликта программ, сделанная Н.Р.Норриком (Neal R.Norrick) еще более проясняет и усиливает ее23. Теория рамок выражает человеческое знание в схемах. Она представляет эти схемы как множества отношений между вариантами, заменяющие действующих лиц, объекты, инструменты и т.д. Схемы для продолжающейся деятельности зачастую именуются сценариями: "Со вступительным контекстом повествования "Давным-давно, когда-то", открывающим сценарий волшебной сказки, связаны определенные ожидания персонажей, сюжета и развязки; "И вот этот коммивояжер" предполагает совсем другой сценарий, со своими ожиданиями. шутка, начатая первым зачином, не получит успеха как шутка, разве что это будет некая пародия; волшебная сказка, начатая вторым вариантом, запутает аудиторию и не будет признана волшебной сказкой. Мы ожидаем "Жили они долго и счастливо" в конце волшебной сказки, но не анекдота. Сценарий волшебной сказки предписывает это окончание, равно как сценарий анекдота предписывает ударную строку в конце. Обмен зачинами или финалами, относящимися к разнородным сценариям, приводит к юмору, пародии. Описание бисоциаций как конфликта схем на одном уровне предполагает (возможность) разрешения конфликта на некотором другом уровне. Это ведет к гипотетической ассоциации забавности с соответствием схеме, воплощающимся на более высоком уровне. Идея совпадения схем на более высоком уровне в комбинации с конфликтом схем на более низком уровне добавляет смысла традиционным определениям юмора как "смысла в бессмыслице" или "метода в безумии" (Freud 1905: 8, 146; Milner 1972: 27; Wilson 1979: 31 и др.)"24. Сам по себе принцип несоответствия, основной логический образец мышления на двух планах, может быть найден не только в комической форме, но и в любом виде творческой деятельности25. Чтобы определить комическое более четко, теоретики пытаются выявить и остальные условия, помимо несоответствия, как сущностные для комического эффекта. Та же самая пара взаимодействующих планов мыслей может породить комический эффект, трагический эффект или эффект интеллектуального вызова. Что различает эти три эффекта, по Кестлеру, так это эмоциональный климат, ассоциирующийся с ними. У комической улыбки есть привкус агрессивности или самоутверждения, поэтический образ вдохновляется позитивными эмоциями, а работа ученого нейтральна. Граница между этими тремя видами деятельности столь же зыбка, как и человеческие эмоции. Та же самая пара бисоциируемых планов мысли может измениться от комической до трагической или чисто интеллектуальной при изменении эмоционального климата. Человек, падающий на скользком тротуаре, - смешон, если наблюдатель относится к нему со злом, трагичен если с жалостью или нейтрален, если отношение аналитично, подобно отношению врача. Если эмоции смешиваются, как то происходит в "Шинели" Гоголя, эффект оказывается трагикомическим, гоголевским "смехом сквозь слезы". Вышеприведенные теории представляют собой попытки объяснить комическое в терминах различных научных дисциплин: философии, литературоведения, психологии, семиотики; возможно, именно в этом заключается один из источников туманности терминов. Если между этими определениями наличествует конфликт, то он может быть разрешен в терминах каждой специальности - так, чтобы подходить для изучения комического именно в этой области26. Несмотря на тот факт, что теории рассматривают весьма различные аспекты комического, более важна их общая, объединяющая черта. Они сходятся в том, что есть основной механизм комического, логическая структура комического. Эта общая черта, прямо ли утверждаемая или подразумеваемая, - принцип несоответствия, но только очевидный или относительный, то есть частично примиримое несоответствие или то, что традиционно называется "смысл в бессмыслице" или "метод в безумии"27. Теоретики находят этот принцип в каждой шутке или анекдоте, а анекдот лежит в основе комедии. Единственный комический эффект - характеристика шутки или анекдота, но более высокие комические повествования, такие, как литературные формы, строятся не на единственном комическом эффекте, а на сплетении несоответствий, приводящих к серии комических кульминаций28.
Отделившись от остальных наук, я попытался утверждать, что одной из наиболее важных черт комического является принцип очевидного несоответствия. С этого момента мое исследование сотворения комических эффектов будет иметь дело исключительно с литературоведением. Я считаю комический эффект частью литературы, относящейся к литературному дискурсу, и он будет рассматриваться как составная часть литературы, независимо от остальных наук, за исключением, конечно, лингвистики. Современные лингвисты (де Соссюр, Якобсон) создали основу современной литературной теории. Мы можем начать задавать дальнейшие вопросы о комическом так, как Тодоров (Todorov) задает вопросы о литературе в целом: "Мы читаем книгу. Мы хотим поговорить о ней. Какие феномены мы можем наблюдать, какие вопросы должны быть подняты? Появляется такое разнообразие феноменов и проблем, что, с первого взгляда, можно усомниться в существовании какого бы то ни было порядка. Но не будем симулировать невинность: литературный дискурс конгениален самой литературе, и вопрос не столько в изобретении порядка, сколько в выборе среди многих возможностей, доступных нам, в выборе наименее произвольной манеры из всех возможных."29 В этой связи современная лингвистика была решающей для развития литературоведения. Лингвистика имеет дело с законами и условиями языка, управляющими любым высказыванием. Поскольку язык - основа, первичная система, на которой строится литература, последнюю можно назвать "вторичной моделирующей системой"30, вторичной структурой, построенной по правилам, управляющим естественным языком. Лингвистика, таким образом, может обеспечить начальную основу для литературоведения. По сути, в основе всех лингвистических и литературоведческих моделей лежат два структурных начала. Язык и литература организованы на том, что называют парадигматической и синтагматической (соответственно) осями лингвистической структуры31: "Значение одного слова в предложении определяется отношением этого слова к некоторым группам слов не в данном предложении, а в парадигматическом ("вертикальном", синхроническом) отношении к данному слову. Слово, таким образом, частично определяется всеми словами, которые могли бы заполнить его место, но были удалены оттуда. Эти удаленные слова могут рассматриваться как принадлежащие к нескольким парадигматическим наборам: одни слова выполняют ту же самую грамматическую функцию, другие обладают значением, как-то связанным с рассматриваемым словом (синонимы и антонимы), третьи обладают похожим звучанием."32 Если использовать другую терминологию, парадигматические отношения могут быть названы отношениями in absentia (отношениями между присутствующими и отсутствующими элементами); они являются предметом изучения семантики: "С чем оно соотносится в нашем читательском опыте? Отношения in absentia (парадигматические)33 - отношения значения и символики. Определенное означающее обозначает определенное означаемое, определенный феномен вызывает другой, определенный эпизод символизирует идею, другой иллюстрирует психологию."34 "В конкретном предложении значение единственного слова определяется (также) частично его позицией в предложении и его отношением к другим словам и грамматическим единицам этого предложения. Это синтагматический (линейный, диахронический) аспект слова, зачастую концептуализируемый как горизонтальная ось, вдоль которой предложение вытягивается в необходимом порядке."35 Синтагматические отношения называются также отношениями in praesentia (отношениями между соприсутствующими элементами) и являются областью синтаксиса36: "Отношения in praesentia - отношения конфигурации, конструкции. Силой причинности (а не вызывания) феномены связаны друг с другом, персонажи формируют из себя антитезы и градации (не символы), слова соединяются в новые связи - кратко говоря, слово, действие, персонажи, для которых существенно, что они сопоставляются."37 Это деление на отношения in praesentia и in absentia не может рассматриваться как абсолютное, в частности, в приложении к литературному анализу: "Есть элементы, отсутствующие в тексте, но до такой степени присутствующие в коллективной памяти читателей определенного времени, что мы явно имеем дело с отношениями in praesentia. И напротив, фрагменты достаточно большой книги могут отстоять так далеко друг от друга, что их отношения не отличаются от отношений in absentia."38 Тем не менее, это общее разделение дает очень полезную стартовую позицию для литературного анализа в общем и для рассмотрения комических и эстетических эффектов - в частности, потому что это - начальный принцип организации составных частей литературного творчества. Он устанавливает, что значение слова или любого большего элемента дискурса определяется влиянием окружающих его элементов текста и памятью тех, которые могли бы занять их место. Помимо двух вышеприведенных принципов есть, впрочем, и третий, широко признаваемый, принцип лингвистической организации, который заключается в том, что любой кусок языка структурируется одновременно более чем на одном "уровне": фонологическом, синтаксическом, семантическом39. В литературоведении этот принцип соотносится с тремя (с некоторыми различиями и совпадениями) основными уровнями анализа, хотя они могут носить разные имена40: Русские формалисты: стилистика, композиция, тематика. Древняя риторика41: elucutio, dispositio, inventio. Тодоров: вербальный, синтаксический, семантический. Я буду анализировать комические эффекты на всех трех уровнях дискурса, следуя классификации формалистов: Стилистика (вербальный) - комичность отдельных звуков, формирующих слова. Композиция (синтаксический) - комичность слов, формирующих фразы и предложения. Тематика - комичность отрывков, больших предложения. "Одна часть текста обозначает другую: характер будет "охарактеризован" его действиями или деталями описания, абстрактное отражения будет "проиллюстрировано" целостностью замысла."42 Помимо принципа несоответствия и его эмоционального компонента, комическое в значительной степени зависит от динамики техники коммуникации, и тем самым тематический уровень текста играет очень большую роль в сотворении комических эффектов. Кестлер (Koestler) описывает три основных критерия этой техники: оригинальность, усиление и экономия. Мера оригинальности это эффект удивления, то есть действительно неожиданная связь двух различных планов мысли. Усиление (фокусирование) для него значит отбор, преувеличение и упрощение материала ради намека. Оно вызывает неопределенность, выделяя аспекты реальности, которые считаются значимыми для комического эффекта: "Внушения через усиление недостаточно; оно может не достичь своей цели. Надлежит его компенсировать противоположностью: упражнением в экономии или, точнее, в технике подтекста."43 Важно не то, что говорится, а то, что подразумевается, и читатель "должен сам решать, что подразумевалось под лаконичным намеком; он должен делать усилие, использовать воображение, чтобы разгадать загадку."44 Весь этот творческий процесс коммуникации очень важен для того, чтобы несоответствие могло произвести комический эффект. Аналогично, по Бентли (Bentley), "интеллектуальное содержание - не суть. Что важно, так это то, что мы называем "пониманием" шутки или остроты."45
ГЛАВА 2
КОМИЧЕСКИЕ КОДЫ
Тексты Стругацких обильно закодированы комическими эффектами. Среди различных кодов комического я выделяю три: код комедии, код пародии и код сатиры. Различение мною комедии, пародии и сатиры в произведениях Стругацких основано на теоретических предпосылках, разделяемых различными школами литературоведения. Восприятие и понимание искусства читателем по сути своей предопределены неотъемлемыми качествами произведения искусства и собственно читательскими чувствительностью и знаниями. В соответствии с моделью, предложенной Р.Якобсоном (Jakobson) код - один из шести компонентов в любом коммуникативном акте: ОТПРАВИТЕЛЬ - контекст, послание, контакт, код - ПОЛУЧАТЕЛЬ Код - набор правил, условий, в которые обрамлено послание (текст). Таким образом, я использую термин "код" в смысле литературных условий: "жанровые правила составляют код, необходимый для правильного понимания литературного произведения"46. Лотман утверждает, что уникальной чертой произведения искусства является его способность давать каждому читателю различную информацию, "каждому - в меру его понимания"47. Эта черта, утверждает он, есть результат качеств, присущих самому искусству, но она является и вопросом потребительского ответа: "Лотман привержен идее, заключающейся в том. что восприятие - процесс установления кода или кодов... Процесс познания Лотман описывает так: сначала послание получается, заем выбирается или вырабатывается код, наконец код сравнивается с текстом; в этом процессе отбираются систематические элементы, носители значения, в то время как несистематические элементы отбрасываются, поскольку они значения не несут. Таким образом, "процесс познания неизбежно предполагает поднятие текста до уровня абстрактного языка"."48 Восприятие или Теории Чтения также подчеркивают последовательность и обоснованность читательского ответа и предполагают. что значение зависит от горизонта читательских ожиданий. Одно и то же произведение может привести к различному пониманию в разные исторические периоды. Примером могут быть работы Гоголя, которые в различные исторические периоды читались как реалистические, символистские или комические. В любой конкретный момент истории чтение и восприятие могут варьироваться в зависимости от эстетической чувствительности индивида, равно как и от общих и литературных его знаний49. Тексты Стругацких несут в себе множество возможных ответов и пониманий. Во-первых, они часто вызывают смех, который может варьироваться от абстрактной улыбки до "полнокровного" смеха, как ответ на значительное разнообразие комических несовпадений, характерных для комедии. Но за чистым комическим призывом может следовать вторая стадия, предлагающая больше комических эффектов и более подходящее прочтение в случае, если читатель узнает многочисленные пародийные аллюзии на другие тексты. Затем может последовать еще одна стадия восприятия, на которой еще большее число комических эффектов обязано своим появлением открытию сатирических отсылок к социальной и моральной внелитературной реальности. Таким образом, различия черт, присущих этим текстам, равно как и читательским ответам, приводят нас к разделению литературных кодов произведений Стругацких на три комические категории: код комедии, код пародии, код сатиры.
КОД КОМЕДИИ
"Трагическое (и драматическое), говорят, универсально... Комическое, с другой стороны, кажется привязанным к своему времени, обществу, культурной антропологии. Мы понимаем драму главного героя "Расемона", но мы не понимаем, когда и почему японцы смеются. Требуется усилие, чтобы найти комическое в Аристофане, и требуется больше знаний для того, чтобы смеяться над произведением Рабле, нежели для того, чтобы рыдать над смертью паладина Орландо."50 Комическое основано на функции отсылок. Его эффект зависит от нашего знания культурных, социальных или литературных кодов, привычных моделей поведения, доминирующих или традиционных отношений, литературных персонажей, событий или стилей. "Юмор - не для детей, марсиане, или прирожденных идиотов. Мы делимся нашим юмором с теми, кто разделяет нашу историю и понимает нашу интерпретацию опыта."51 Есть, впрочем, значительное количество таких случаев, когда адресация юмора более или менее универсальна; это называется элементарным (или абсолютным) комическим. Бодлер делил комическое на "абсолютное комическое" и на "указывающее комическое". Первое он идентифицировал с гротескным созданием, не имеющим утилитарного назначения, а второе полагал более подражательным, нежели творческим. Общая теория, выдвинутая Бодлером, остается неясной по сей день (в сущности, он полагал весь смех сатанинским), но его классификация комического соотносится с более поздними экскурсами в теорию комического. Э.Керн (E.Kern)52 связывает бодлеровскую идею абсолютного комического с концепцией Бахтина о гротескном творении и "амбивалентном карнавальном смехе". Абсолютный смех берет свое начло в карнавальных празднествах, которые отбрасывали существующие правила, переворачивали мир с ног на голову, смешивали насмешку и триумф, сплавляли восхваления и брань53. Далее, Гуревич (Gurewitch) интерпретирует бодлеровский термин "абсолютное комическое" как воплощение иррациональности, выворачивающей логику и отрицающей практический здравый смысл54. Слово "комический" происходит от греческого слова "komos" ((((((), означающего "веселье" (точнее - "деревенский праздник: веселую круговерть, веселье", а также "толпу веселящихся, радостную группу", а также "песнь, исполняемую праздничной процессией"55). Таким образом, комедия предполагает празднество, жизненную силу, веселье и анархическое переворачивание. Хотя абсолютное комическое всегда знает об общепринятых нормах, которые оно нарушает, целью его является не морализаторство, а восторг от веселого творения. Игрой на норме и абсурде, смысле и бессмыслице оно творит собственный мир, лишенный утилитарной полезности и не являющийся подражательным или реалистическим; этот мир характеризуется дискурсом комической фантазии и гротеска. Комическая фантазия, подобно остальным формам комического, основана на оппозиции, на игре нормы и абсурда. Разница в том, что комическая фантазия доводит эти несоответствия до крайности. Ее воображение - раскованно, юмор ее ближе к нелепому, чем к удивительному: животные и машины могут говорить, дикие и невозможные события - происходить, но, в то же самое время, этот фантастический мир правдоподобен из-за своей внутренней логики, характерной для всего комического56. Гротеск - комическая форма, усложненная некими ужасными, пугающими или отвратительными аспектами. Комический компонент обеспечивает эффект освобождения, в то время как пугающий - неразрешенное напряжение.57 Гротеск - жанр, в котором несопоставимые элементы составляют целостную эстетическую систему. Это парадокс, поскольку с точки зрения разума подобная система не может существовать, она алогична, абсурдна, и, тем не менее, существует. Гротеск выделяет свой комический компонент, являющийся основой, к которой добавляются остальные элементы - трагическое, фантастическое, реалистическое. Совместно эти компоненты составляют новую целостность. По Эйхенбауму (Eichenbaum), "стиль гротеска требует, в первую очередь, чтобы описываемые ситуация или событие были помещены в фантастически маленький искусственный мир, полностью изолированный от реальности или истинной полноты внутренней жизни; а во вторую очередь, - чтобы это было сделано не с сатирическими или дидактическими намерениями, а ради игры с реальностью, для ломки и свободного расположения ее компонентов, для того, чтобы нормальные соответствия и ассоциации (психологические и логические) оказались недействительными в этом заново сконструированном мире, а любой пустяк мог вырасти до колоссальных размеров"58. По Бахтину, гротеск по сути своей телесен, всегда связан с телом и телесными излишествами, и отмечает эти телесные удовольствия и функции в несдержанной, бешеной, но в сущности веселой манере59. У Стругацких комическое обладает различной степенью притягательности. Часто встречается универсальное комическое гротеска, абсурда, алогичности, но есть и комическое, требующее для понимания особых знаний и воспоминаний, что приводит нас к рассмотрению пародии и сатиры.
КОД ПАРОДИИ
Пародия - очень сложный и многозначный термин. У него в длинная история, отраженная в теории литературы, но нет определения, подходящего для всех исторических этапов. "Обильная литература по пародии всех времени и народов делает очевидным тот факт, что значение термина "пародия" менялось."60 Термин происходит от греческого слова "parodia" ((((((((). Корень "odos" означает песнь, но многозначность присутствует уже в приставке "para", у которой есть два значения: "против" (предполагающее контраст) и "помимо" (предполагающее согласованность, согласие). традиционные теории пародии сосредотачивают внимание на первом значении, таким образом, пародия предстает как текст, написанный "в противовес" "оригинальному" тексту, ради насмешки или высмеивания его. Второе же значение, которым пренебрегают, допускает другое, более широкое определение, отличающееся от традиционных словарных, но более соответствующее практике современных искусства и литературы. В соответствии со значением "помимо", пародист производит текст, являющийся иронической переделкой "оригинального" текста61. Таким образом, на уровне формальном или структурном пародия есть отношение между двумя текстами; между первичным, поверхностным или находящемся на переднем плане текстом пародии, с одной стороны, и вторичным, подразумеваемым, фоновым, "одолженным", пародируемым текстом или моделью, оригинальным текстом, текстом-мишенью - с другой. По мере объединения двух текстов, два уровня значения сосуществуют на структурном уровне. В терминологии Стюарт (Stewart), текст пародии "находится в обратном или несовместимом положении по отношению к исходному тексту"62. Впрочем, важно подчеркнуть, что из-за сходства и контраста между этими двумя текстами, отношения между ними несут печать относительной или частичной несовместимости, что придает им комический эффект. Пародия - не насмешка над оригинальным текстом, а, скорее, амбивалентная смесь критики и/или восхищения. Хотя комический эффект не всегда является необходимым условием современной пародии, он обычно все же присутствует (по крайней мере, в редуцированной форме) и может варьироваться от иронических реверансов до игривого или оскорбительного отношения. Чаще комический эффект выражается знающей, умудренной улыбкой, а не громким хохотом. Бахтин также подчеркивает амбивалентное отношение пародиста к своей мишени. Его "двухголосое" слово пародии и вывернутый мир карнавальной пародии соотносятся с теорией "полифонической", "диалогической" литературы63. Амбивалентная природа пародии далее разрабатывается Хатчеон в свете ее концепции парадокса пародии: "...Обсуждая частный случай средневекового карнавала, Бахтин, по-видимому, не обнаружил того, что, как мне кажется, является еще одним базовым принципом всего пародического дискурса: парадокса разрешенного нарушения норм... пародийные нарушения всегда остаются разрешенными - разрешенными самой нормой, которую они стремятся вывернуть наизнанку. Даже насмешкой пародия укрепляется; если использовать формальные термины, - она обращает высмеиваемые условия на себя, тем самым обеспечивая их продолжающееся существование."64 И восхваляя, и передразнивая, современная пародия парадоксально включает в себя "закон" и "нарушение", "подобие" и "различие", "постоянство" и "изменение", "почтение" и "злоупотребление". Еще один шаг от усеченных, стандартных, словарных определений пародии заключается в том наблюдении Хатчеон, что современная пародия не обязана даже принадлежать к тому же жанру: "Литература знаменита пародированием внелитературного дискурса. "Бледный огонь" ("Pale Fire") играет с редакторскими комментариями, "Том Джонс", "Тристрам Шенди" и даже "Поминки по Финнегану" подразумевают обычаи научных заметок и примечаний... Фильм Питера Гринуэя "The Draughtsman's Contract" является любовной пародией на картины 18 века и на комедию Реставрации."65 Движение от традиционного насмешливого типа пародии может быть увидено также в кругозоре пародии: "Современная пародия может обращаться с текстами самых разных размеров... Ее физическое измерение может быть столь же большим, сколь "Улисс" Джойса, или столь малым, как изменение одной буквы или слова в тексте."66 Хатчеон оспаривает традиционное понимание пародии и полагает, что для своей эффективности пародия не нуждается в "сознательном искажении формы и духа произведения, взятого в наиболее типичный момент"67, как то утверждают теоретики - приверженцы традиционного толкования. Напротив, "в современной пародии иной контекст может вызываться (а затем изменяться) без пошагового отражения всей формы и духа"68. Хотя и фрагментарные и зачастую небольшие (по размерам), эти пародии могут в то же самое время действовать и как составные части больших структур пародийного отклика. Действительно, современные романы могут характеризоваться обильным и проработанным пародийным кодированием, которым авторы "переделывают", "перерабатывают", "пересматривают", "переигрывают" более ранние произведения искусства. Такая расширенная пародийная форма может находиться в разительном "контрасте с теми краткими случайными пародиями, что столь регулярно попадали в сборники конца 19 и начала 20 веков"69. Столь расширив понятие пародии, надо, впрочем, учитывать одно базовое ограничение, а именно - то, что "мишенью" или "источником" пародии является другое произведение искусства. Этот конкретный момент резко отграничивает пародию от сатиры (зачастую эти два явления смешиваются). В отличие от пародии, сатира высмеивает обычаи и мораль общества с целью их изменения и улучшения. Как выразился Набоков, "пародия - игра, сатира урок"70. Одной из причин обычного смешения этих терминов является тот факт, что пародия часто используется как сатирический прием. Переработка серьезного литературного произведения может проводиться с сатирическими целями, направленными, впрочем, не против литературной модели, а против современных обычаев и практик71: "Сатирики предпочитают использовать пародии на наиболее знакомые тексты как механизм для сатиры - чтобы добавить к начальному воздействию и тем еще более усилить иронический контраст."72 Отличный пример такого приема выявлен Личем (Geoffrey Leech) в сатире Дж.Оруэлла - клишированный и жаргонизированный английский язык73. Пародийное переписывание Оруэллом знаменитого стиха из Экклезиаста в форме современного жаргона производит комический эффект, направленный не против Библии, но, сатирически - против деградировавшей современной манеры письма. По ходу этого, библейский образец превозносится как достойная восхищения модель, как идеал. Экклезиаст: Я вернулся и увидел, что гонки не для быстрого, а битва не для сильного, не получить хлеб мудрому, не получить богатств познающему, не прославиться тихому, но время и случай властвуют над всем. Оруэлловская пародия на Библию как способ сатирически отразить современную английскую прозу: Объективное рассмотрение современных феноменов приводит к выводу, что успех или неудача в соревнованиях не проявляют тенденции к соизмеримости с врожденными способностями, но надлежит учитывать и элемент непредсказуемости. Определенно, что наиболее часто пародируемые произведения искусства являются в то же время и самыми известными. В живописи - "Мона Лиза", "Тайная вечеря"; в английской литературе - монологи шекспировских персонажей (например, "Быть иль не быть?"); в русской литературе пушкинский пролог к "Руслану и Людмиле" пародируется в популярных сатирических народных песнях, а также у Стругацких в ПНВС и песнях В.Высоцкого. Используя хорошо известное произведение искусства в качестве модели, пародисты "одалживают" долю престижности и авторитета оригинала. Они стараются показать уважение и знание традиции, в которой действуют74. Но это также предполагает, что автор (кодировщик) и читатель (декодировщик) должны в равной степени владеть кодами, используемыми в тексте. Предполагается, что читатель достаточно умудрен, чтобы узнать исходную литературную модель, разглядеть ее новые семантические возможности и насладиться эстетическим и комическим эффектами ее пародийной трансформации. Это - прагматическое измерение пародии, учитывающей роль писателя и читателя в тексте. Прагматика пародии предполагает, что "пародия - в глазах воспринимающего"75. "Историки пародии соглашаются, что пародия процветает в периоды культурного усложнения, дающего возможность пародистам полагаться на эрудицию читателя (зрителя, слушателя) пародии."76
КОД САТИРЫ
Бодлеровское "указывающее комическое" теперь интерпретируется как синоним сатиры. Сатира, смешанная с комедией как синоним сатиры. Сатира использует тот же механизм комического эффекта, что и комедия, и может обладать всеми элементами и качествами, характерными для комедии. Впрочем, вдобавок сатира включает, посредством больших намеков и конкретизации, специфические черты, указывающие на реальный мир. Сатирическое представление жизни, морали и идей, впрочем, не идентично реальному. Оно концентрируется на негативных сторонах, и. путем систематического отбора и усиления недостатков и глупостей, производит карикатуру на свой объект. Более реалистичные сатирики, подобно Салтыкову-Щедрину или Зощенко, используют свое богатое знание описываемого материала "из первых рук" и чувствительный слух на диалоги для поддержки иллюзии реальности: "Но сатирики, использующие элементы причудливого или странного, - подобно Свифту, Рабле, Гоголю, Оруэллу или Хаксли - столь же озабочены созданием подробной иллюзии реальности; они подкрепляют свои фантастические предположения множеством аутентичных деталей, характерных имен, дат и статистики".77 К последней группе я бы с уверенностью добавил Стругацких, чьи произведения часто расширяются до фантастического, но в то же время относятся к настоящему. Это подтверждается открытым заявлением Б.Стругацкого об отношении советской научной фантастики к настоящему78. Еще сатиру отличает от комедии осуждающий тон по отношению к миру, в котором она присутствует: "Это осуждающее отношения является единственным постоянным элементом во взглядах всех сатириков на мир. Что бы они ни делали, они критикуют; сатира сочетается с неудовлетворенностью, жалобой, отрицанием, сожалением. В этом смысле сатира уникальна, так как ее финальная перспектива отличается от таковой любого другого жанра."79 "Два момента характерны для сатиры: остроумие или юмор, основанные на фантазии, на гротеске или абсурде, и объект нападения. Нападение без юмора, или чистое отрицание, является одной из границ сатиры".80 Механизмом комического в сатире является читательское восприятие несоответствия между социальной и моральной реальностью, известной ему, и смешным искаженным представлением этой реальности в сатирическом тексте. Относительный разрыв между этими двумя планами мысли комически соединяется с их основными концепциями, открывая, тем самым, поучительное значение.
Проанализировав ранее несоответствие как элемент комплексной концепции комического, с этого момента я буду использовать термин "несоответствие" или "комическое несоответствие" как сокращение или эквивалент термина "комический эффект". Как указывалось выше, комические эффекты во всех трех кодах зависят от явственно различных источников несоответствий: Мишень (пародируемый текст) == пародия (межтекстовые комические несовпадения) == комедия (ПНВС и СОТ - внутритекстовые комические несоответствия) == сатира (внетекстовые комические несоответствия) == социо-моральная реальность В комедии комический эффект обязан (что наиболее важно для моего исследования) несоответствиям внутри самого текста. В пародии несоответствиям между текстом Стругацких и "оригинальным", пародируемым, текстом. В сатире - несоответствиям между социо-моральной реальностью и ее искажениями в тексте Стругацких.
У всех трех кодов есть лежащий в глубине комический элемент, основанный на механизме относительных несоответствий. В сущности, коды отличаются друг от друга только в терминологии источников несоответствия. Следовательно, в моем последующем анализе, когда я использую термин "комическое", я говорю о несоответствии без необходимости указания на его источник. И когда я использую термины "комедийное", "пародийное" или "сатирическое", я говорю о комическом и указываю на источник комического несоответствия. Редко встречается чисто комедийный, сатирический или пародийный отрывок текста. В своих сказках Стругацкие эффектно смешивают все три кода комического для создания целостного с точки зрения эстетики текста, наполненного как юмором, так и значением. Целостность кодов комического у Стругацких, во многих случаях, зависит от анализа на трех различных текстовых уровнях: начиная от мельчайших единиц (стилистического уровня), через более крупные единицы (композиционный уровень) к наибольшим (уровень тематический). В своем исследовании я буду также учитывать фундаментальное противопоставление парадигматических (in absentia) и синтагматических (in praesentia) отношений. Когда эта система прилагается к принципу трех кодов комического, ясно, что, в первую очередь, в моем анализе код комедии связан с отношениями in praesentia, а коды пародии и сатиры - с отношениями in absentia. Рассматривая под этим углом зрения произведения Стругацких, я буду не только исследовать комбинации различных составных частей материала в их отношениях с другими частями внутри двух сказок, но я также буду анализировать те же элементы в контексте связанных с этими двумя сказками произведений русской и мировой литературы, а также в контексте мировой культуры. Помещение текста в этот более широкий контекст выявляет и проясняет иные значения текста. Такие различные прочтения текста будут рассматриваться здесь как основная демонстрация случаев литературного богатства и сложности, а также как ключи к природе комического искусства Стругацких. Важно заметить также, что несоответствия, будь то комедийные, пародийные или сатирические, являются не только источниками комических эффектов, но и эффектов эстетических, происходящих от формальных контрастов и гармоний, несомых комическими несоответствиями: "Гармония - результат контраста, - сказал я. - Весь мир состоит из противостоящих элементов. И..." "И поэзия", - вмешался он, - истинная поэзия - чем более оригинальный и живой ее мир, тем более противоречивы те контрасты, в которых заключено тайное родство."81 Так, прослеживая контрасты и несоответствия, повторяющиеся и варьирующиеся линии, совпадение и взаимодействие различных комических образов, я буду анализировать их поэтическую функцию. По мере того как они откликаются, пересекаются, накладываются, реагируют друг на друга, они составляют эстетические модели, которые расширяют и поддерживают большее комическое повествование. Две сказки следуют друг за другом, примечательно варьируя характер комического, что выражается постепенным переходом от легкой дружественной комедии к более мрачному юмору или сатире. В массовых фильмах и литературе есть неписаное правило продолжений - количество смертей и катастроф в них должно расти по экспоненте. В сказках Стругацких - ПНВС и СОТ - "смертей и катастроф" в буквальном смысле слова нет, но, тем не менее, сказки пародируют этот принцип. Веселое комическое взаимодействие волшебной сказки и обыденной реальности в начале ПНВС сначала уступает место гротеску (комическому и пугающему) злоупотреблений наукой - в середине произведения, - а затем мрачным и беспокоящим абсурдностям злоупотребления властью в СОТ.
ЧАСТЬ 2
МАГИЯ И НАУКА
ГЛАВА 3