Летчики, естественно, побывали за границей СССР значительно раньше. Хотя, честно говоря, сами мы это событие чуть не пропустили. На наших полетных картах государственная граница не отмечалась. Вместо нее мы наносили каждый день положение вражеских войск. Три реки: Южный Буг, Днестр и Прут - были в зоне действия нашей авиации весной этого года. События развивались стремительно. Кажется, только что прикрывали форсирование Южного Буга и ходили на разведку вражеских переправ через Днестр, а уже штурмуем отходящие к Пруту поиска противника, барражируем над понтонными мостами через Днестр, по которым днем и ночью идут наши танки, пехота, артиллерия. Вчера я вел воздушный бой где-то в районе Каменки, что на характерном изгибе Днестра, сегодня уже сопровождаю штурмовиков майора Одинцова под Бельцы. Этот городок Советской Молдавии завтра утром наши войска освобождают, а мы в это время уже ведем бои над Яссами.
Летчики полка сделали несколько вылетов на ту сторону Прута. Вдруг кого-то осенило:
- Братцы, а мы ведь сейчас из-за границы вернулись!
Что тут началось! Открытие ошеломило всех. Мы ждали, верили, что настанет день, когда будем бить врага и его союзников на их земле, в их небе. Но как-то не подумали о том, что в горячке наступательных будней этот день подойдет так просто, незаметно. Поднялись в воздух, пролетели над границей и обратно...
- Над государственной границей! Вдумайтесь только! - восторженно повторял Николай Буряк.
Кто-то разрядил в небо обойму пистолета, за что и получил взыскание от командира, нестрогое по такому случаю. Молодые ребята - механики и мотористы прыгали от радости, бросали вверх пилотки. Все обнимались, кричали "ура", словно наступила сама победа.
В следующем вылете внимательно (как будто можно рассмотреть эту невидимую линию - границу) смотрю вниз, на землю, на реку. Земля, как и на нашей стороне, просыпается от зимы. Сады стоят еще серые, голые, но луга начинают зеленеть.
В деревнях и селах, над которыми пролетаем, дома такие же, как в Молдавии и на Украине, - в основном белые мазанки. Но... есть, конечно, разница. На румынской стороне не видно сожженных, разрушенных домов, тем более деревень. А сколько их на нашей земле! Этим же отличались друг от друга городки Бельцы и Яссы. В Бельцах много разрушений, пожарищ, а в Яссах целехонькие, аккуратные улочки...
Через день после освобождения Бельцов я получил приказ организовать рядом с городом пункт наведения. Мне не хотелось расставаться с истребителем в самый разгар наступления. Но начальник штаба дивизии полковник Виноградов, пригласивший меня на беседу, объяснил, что, во-первых, пунктам наведения придается сейчас очень большое значение, поэтому летчики на них должны быть опытными. Во-вторых, опыт боевого управления действиями истребителей с земли необходим авиационному командиру.
- Товарищ полковник, я же не командир!.. Услышав мое уточнение, начальник штаба улыбнулся:
- Сегодня - начальник воздушно-стрелковой службы, завтра - командир полка, дивизии и так далее. Жизнь, товарищ Шевчук, на месте не стоит. Я вам по секрету скажу, генерал Баранчук приказал "пропустить" через пункт наведения всех кандидатов на выдвижение.
И вот самолет У-2 высадил меня на восточной окраине городка. Летчик ушел вторым рейсом за радистом, выделенным в распоряжение нашего ПН, а я решил осмотреться и выбрать удобное место.
Для наземной боевой работы - наблюдения за воздухом, наведения самолетов - я еще с У-2 присмотрел подходящую высотку. На ней мы и разместились с рядовым Васильевым.
Васильев - человек в возрасте, опытный радист, но уж очень любил побурчать, что, мол, ему, профессионалу, приходится работать на таком старом аппарате, для которого нужен не радист, а рабочая лошадь... Дело в том, что радиостанция пункта наведения обеспечивалась питанием от специального устройства, в шутку названного "солдат-мотор". Радисту приходилось вручную крутить рычаги, те вращали динамо-машину, вырабатывающую электрический ток. И это занятие, конечно, не вызывало энтузиазма у моего помощника. Однако человек он был исполнительный, отлично знал свое дело, и с радиостанцией, с качеством приема и передачи забот у меня не было.
Но в работе по непосредственному руководству полетами я встретился с немалыми трудностями, особенно поначалу. Хотя и проинструктировали меня в штабе дивизии подробно, обстоятельно, ввели в курс всех обязанностей, практически с этим делом столкнулся впервые. В воздухе я получал с земли, с такого же вот пункта наведения, информацию о противнике, указание о направлении, более удобном для атаки. Нередко пункты наведения предупреждали летчиков об опасности - внезапно появившихся вражеских истребителях. Все это на первый взгляд не представлялось мне особенно сложным. Но здесь, на ПН, в первый же день я почувствовал, что дело это очень непростое. Во-первых, чувство большой ответственности: любая команда с земли исполнялась летчиками беспрекословно, а значит, любая моя ошибка могла дорого обойтись. Во-вторых, если ты даже хорошо просматриваешь воздушную обстановку, свои самолеты и самолеты противника, необходимо уметь быстро принять правильное решение времени на раздумья нет.
В нашем районе установилась хорошая, по-настоящему весенняя погода. Авиации в воздухе - больше чем достаточно. Немецкие бомбардировщики все время пытались бомбить наши войска как на передовой, так и на подходе из тыла, а истребители постоянно шныряли над Бельцами в поисках добычи. Летать дальше в тыл они не рисковали. Особенно досаждали нам "фокке-вульфы", которые враг использовал для штурмовки.
Над передним краем в полосе наступления наземных войск, действия которых обеспечивал наш авиакорпус, с утра до вечера в воздухе кружилась карусель воздушных боев, проносились эскадрильи штурмовиков, проплывали девятки бомбардировщиков Пе-2, надсадно, с каким-то прерыванием урчали моторы "хейнкелей". Конечно, хорошо разобраться в такой обстановке, выделить главное - сложно. Тем более что я должен был не только наводить истребители своего полка, но и помогать всем самолетам, действующим в этом районе.
Генерал Баранчук, который всегда лично инструктировал офицеров-летчиков, направленных на пункты наведения, подчеркнул, что во время воздушного боя, и особенно когда в воздухе несколько его очагов, очень важно произвести перегруппировку сил с таким расчетом, чтобы был обеспечен перевес сил на наиболее важных участках воздушной схватки. "Этого, настоятельно указывал он, - можно добиться, даже не имея превосходства в воздухе, хотя сейчас оно наше полностью".
И в первый же день я убедился в правоте его слов. Около полудня надо мной сошлось до двух десятков машин. Ведущего группы советских истребителей я узнал по голосу - заместитель командира соседнего истребительного авиаполка Герой Советского Союза майор С. Д. Луганский.
Сергей Данилович прославился еще в боях под Сталинградом, где сбил более десяти вражеских самолетов, причем один из них - таранным ударом. Именно за смелость, мужество, мастерство, проявленные в боях над Волгой, Луганскому и присвоили это высокое звание. Отлично воевал он и во время Курского сражения.
Наши полки, входившие в одну дивизию, часто базировались вместе, и летчики хорошо знали друг друга. В этой части летал и мой товарищ по службе в полку Дзусова - отчаянный пилот, весельчак Николай Шутт. Он, кстати, дрался сейчас в группе Луганского.
Честно говоря, увидев бой с земли со всеми подробностями, я немного растерялся. В воздухе, будь ты о семи пядей во лбу, всего происходящего не увидишь. Там прежде всего тебя интересуют ближайшие самолеты противника: из них выделяешь тот, который можешь атаковать сам или который собирается напасть на тебя. За остальными же уследить просто невозможно.
С земли все видно как на ладони. Встретились истребители на высоте метров восемьсот двумя ярусами: и наши, и немецкие на разных эшелонах, с превышением - группа над группой. Одна четверка Шутта шла позади своих и выше. Немецкие летчики ее, вероятно, не заметили, иначе вряд ли бы вступили в бой.
С ходу обе четверки немцев ринулись на звено, которое вел сам Луганский. Но тот упредил их: его нары разошлись, как ножницы, и с двух сторон атаковали "мессеров" на встречных курсах.
Один Ме-109 задымил в первую же минуту и, выходя из боя, начал снижаться на свою территорию. Его тут же добили.
Я так увлекся картиной боя, что чуть не пропустил самого главного немцы вызвали подмогу. С запада приближалась еще четверка "мессеров". Я крикнул в микрофон Луганскому:
- Внимание! С юго-запада четыре "мессершмитта"! С юга-запада четыре Ме-109!
- Спасибо, понял, - ответил Луганский и передал приказ Николаю Шутту атаковать подходящего противника.
Тот ответил:
- Понял, командир, выполняю.
Шестерка остроносых "ястребков" Луганского весьма успешно расправилась с "худыми". Тот Ме-109, который был сбит в начале боя, упал в километре от пункта наведения.
Вслед за ним к земле пошел еще один. "Мессершмитты" заметались между парой и четверкой группы Луганского. Тогда, чтобы не тянуть время, он со своим ведомым отвалил в сторону, с небольшим принижением набрал скорость и боевым разворотом вышел для атаки "мессеров". Несколько коротких очередей и сбит третий самолет гитлеровцев.
А что же четверка Шутта? Она продолжает набор высоты и идет явно в сторону от приближающегося противника. Еще немного - и будут потеряны возможности для атаки.
Тогда я закричал в микрофон:
- Шутт! Противник ниже справа!
После секундного молчания Николай переспросил:
- Где?
Теперь понятно: он просто не видел подходившую группу Ме-109, а переспросить не решился - понадеялся на свои глаза. Я же, наблюдая с земли воздушную обстановку, не учел, что из кабины самолета оценить ее труднее. Такие просчеты могли бы дорого нам стоить.
Летчики группы Луганского, уверенные, что им ничего не грозит, все внимание сосредоточили на оставшихся "мессершмиттах". Звено Николая Шутта, приняв мою команду, быстро и четко выполнило ее, и пилоты открыли по "мессерам" огонь на пикировании. Попасть с большой дистанции, понятно, трудно, но трассы заставили немцев отвернуть в сторону.
Группа Луганского тем временем, услышав наши переговоры по радио, естественно, отвлеклась, в какой-то степени утратила активность, и немецкие летчики вышли из боя. "Мессершмитты", атакованные звеном Шутта, тоже убрались восвояси.
По давно сложившейся привычке вечером я постарался проанализировать свою сегодняшнюю работу, особенно при наведении группы Луганского. Сколько же раз у меня было такое: победа одержана, а горький осадок остается! Да, наши истребители сбили три самолета, и потерь нет. Но если бы не моя оплошность и Шутта, бой мог кончиться с большим эффектом...
После наступления темноты, когда на пункте наведения, все техническое оснащение которого состояло из радиостанции с "солдатом-мотором", делать было нечего, я еще раз вычертил схемы схваток с противником, разобрал характерные промахи, возможные, наиболее оптимальные варианты тактических приемов, которые мог подсказать летчикам.
В эти дни в жестоком бою над Яссами был сбит Василий Афанасьевич Меркушев - Герой Советского Союза, любимый наш комиссар, бывший заместитель командира полка по политической части. Я долго не мог поверить этому горестному известию...
А бои продолжались.
В последующие дни я довольно быстро усвоил, что самое важное при управлении боем - разгадать как можно раньше замысел противника. По положению его самолетов, по предшествующим действиям старался смоделировать возможные варианты схваток с гитлеровцами. Исходя из этого, давал целеуказания своим истребителям.
Командир дивизии был прав - работа на пункте наведения пошла на пользу. Теперь я многое пересмотрел, переосмыслил. По-новому, например, оценил действия ведущего в бою. До сих пор многие наши командиры, водившие в бой группы из восьми и более самолетов, действовали так же, как и ведущие пары, звена. Мы шли в атаку во главе группы, увлекая за собой ведомых, нападали на первые попавшиеся на пути самолеты противника. Практика на пункте наведения привела меня к выводу, что ведущему группы, особенно большой, далеко не всегда необходимо идти впереди подчиненных. Участие в первой же атаке противника лишает командира возможности по-настоящему руководить боем, так как основное внимание он уделяет уже ближайшим самолетам противника, а не общей воздушной обстановке. И тогда ведущие звеньев и пар полагаются больше на самих себя, чем на его руководство.
А если ведущие - недостаточно опытные? Тогда бой может превратиться в хаотичную, неуправляемую схватку, единоборство звеньев, пар, подчас и отдельных летчиков. В таком случае исход его решают, только индивидуальное мастерство, настойчивость, активность.
Конечно, приятно записать на свой счет сбитый немецкий самолет. Больше того, бывают случаи, когда пойти в атаку первым просто необходимо. Но весьма часто, в этом я убедился, ведущему группы из четырех, трех и даже двух звеньев резоннее находиться во втором эшелоне истребителей и оттуда руководить боем. Понятно, каждую пару, каждого летчика опекать невозможно, да это и не требуется, но основные очаги боя, главный удар истребителей должны находиться под непосредственным руководством. Тогда бой станет управляемым процессом.
Об этом еще стоило поразмыслить, посоветоваться с, товарищами, но я был уверен, что рациональное зерно в моих суждениях есть.