Затем он вызвал моего однофамильца, комбата Виктора Семенова, и приказал брать село, не дожидаясь удара кавэскадрона.
- Валентин! - подозвал меня Медведев. - Пошли людей разыскать Мажуру. Видно, он заблудился.
- Я сам поеду!
- Я тебе поеду! Расквартировывай отряд!
Эскадрон Мажуры действительно заблудился, но вскоре его нашли и привели в село. Против обыкновения, Медведев не сделал ему никаких замечаний. Этот суровый человек любил храбрых людей, близких ему по духу, быстро к ним привязывался и не взыскивал слишком строго за их промахи.
А меня он потом наставлял:
- Безрассудная лихость - не храбрость. Бить врага нужно уменьем и сноровкой. Погибнуть - раз плюнуть. А кто будет бить врага? Надо оставаться живым. Твоя жизнь принадлежит Родине, ты должен ее защищать. Для этого нужно сражаться решительно, но умело: беречь себя и, в первую очередь - людей, если ты командир!"
Наконец отряд вступил в большое село Нивицы, расположенное в шестидесяти километрах на северо-востоке от Львова. На следующий день он должен был достичь конечного пункта своего рейда и ждать там возвращения из Львова Кузнецова и других разведчиков. Казалось, можно было наконец хоть немного передохнуть. Но Медведеву не спалось: кроме очередного приступа боли, его не оставляла смутная тревога.
Он встал, оделся и вышел из хаты. Редели предутренние сумерки. За огородом серело открытое поле. И вот на его фоне он заметил движущиеся вдали цепочкой черные силуэты людей. Медведев, не торопясь, вышел в поле. Когда цепь приблизилась, он залег за едва приметный снежный бугорок и окликнул:
- Кто идет?
Ему ответило молчание.
- Кто идет? - повторил он.
- А ты кто?
- Я командир!
- Ходы сюды!
Медведев выхватил пистолет. В ту же секунду раздалась автоматная очередь. В ответ он тоже сделал несколько выстрелов - кто-то упал. Из вражеской цепи снова выдвинулся вперед темный силуэт и дал очередь. Медведев ответил. Автомат замолк.
И тут он услышал дружную стрельбу позади себя - это открыли огонь его партизаны. Командир оказался между двух огней - всего метрах в пяти от врага и в двух десятках метров от своих. Вокруг него визжали пули - одна сбила ушанку. Медведев плотнее прижался к снегу. Если он поползет, враги заметят и начнут стрелять, да и свои откроют огонь, увидев, что к ним приближается человек.
В это время он почувствовал, как кто-то тянет его за ногу. Обернулся и увидел человека в немецкой каске. Решив, что Медведев мертвый, мародер пытался стащить с него меховые унты... и получил пулю в упор.
А тем временем стрельба разгоралась: в петлицу шинели Медведева попала пуля. Он крикнул:
- Прекратить огонь!
Но его, конечно, никто не услышал.
Где-то недалеко строчил пулемет, рвались гранаты.
- Прекратить огонь! - крикнул он снова. - Это я, Медведев!
На этот раз, к счастью, его услышали, со стороны партизан огонь утих. Под градом вражеских пуль Медведев отполз к своим. У плетня его подхватили и с криком "ура!" сразу устремились в атаку.
Оказывается, староста села являлся верным гитлеровским пособником. Как только партизаны вступили в Нивицы, он тотчас сообщил об этом во Львов. Оттуда срочно были высланы подразделения дивизии СС "Галичина", сформированной из украинских националистических подонков. Им удалось достаточно скрытно подойти к селу и окружить его. Несколько головорезов подобрались к хате, где расположилась санчасть, и швырнули в окно гранаты. Был ранен врач отряда Цессарский.
Медведев чудом остался невредим - на его шинели оказалось двенадцать дыр от пуль, на шапке - две. Но именно он предупредил отряд об угрожавшей ему смертельной опасности - напасть внезапно врагу не удалось. Может быть, командир и не имел права так рисковать собой: один, без охраны, никого не предупредив, он вышел за околицу села. Но его вело чутье старого солдата, партизанского командира, которое безошибочно сработало и на этот раз. А в сложившейся обстановке у Медведева не было иного выхода, кроме одного: навязать бой внезапно появившемуся противнику.
Медведеву доложили, что его просит к себе тяжело раненный Дарбек Абдраимов. Оказывается, он первым услышал крик командира, когда тот лежал под перекрестным огнем, бросился вперед на выручку и был срезан пулеметной очередью.
Медведев вошел в хату. Дарбек лежал на топчане осунувшийся, с горящими глазами, обращенными к двери. Медведев потом так вспоминал разговор с ним:
" - Командир, ты жив? Не ранен? - спросил Дарбек.
- Жив и не ранен.
- Ну, хорошо.
Дарбек улыбнулся, протянул руку и слабо сжал мою...
- Ну, а как ты себя чувствуешь?
- Плохо. Помираю, кажется.
- Ну, это ты брось. Мы еще будем кушать твои "болтушки по-казахски". - Я говорил, и мне хотелось плакать.
Дарбек ничего не ответил, только улыбнулся. Через несколько минут он умер".
Тяжело переживал командир утрату боевого товарища.
Фашисты не оставляли надежды расправиться с партизанами: вскоре они предприняли новое наступление. Сначала появились вражеские бронемашины и танкетки, заработали крупнокалиберные пулеметы, пушки и минометы.
Крайние хаты села загорелись. Эсэсовцы наступали с той стороны, куда отряд должен был идти, - с запада. Однако врываться в село они медлили, боялись встретить достойный отпор. Бой длился целый день. Боеприпасы для отечественного оружия у партизан кончались, а им была вооружена основная часть отряда, поэтому с наступлением сумерек Медведев решил уйти. Отходил с хитростью: сначала отошла основная часть отряда, оставив в селе только одну роту, которая яростно отстреливалась. Потом рота оставила взвод. Наконец, незамеченным выскользнул и взвод, и эсэсовцы "Галичины" стали драться между собой: из лесу била по селу артиллерия, когда они уже ворвались в село. Отряд ушел, а у врага еще часа три шла стрельба.
На первом же привале была получена радиограмма: приказ командования о выводе отряда в ближайший тыл Красной Армии. Автор этих строк навсегда запомнил этот момент.
В начале февраля 1944 года мы перешли линию фронта: произошло это на исходе ночи, когда наши разведчики натолкнулись на разведчиков армейских. Что тут было! Родных краснозвездных ребят в белых тулупах душили в объятиях, целовали и качали. Каждый из полутора тысяч партизан непременно хотел пожать руку советским солдатам, которых многие не видели больше двух лет. А после первых горячих минут долгожданной встречи мы вдруг поняли, что попали в "окружение" Красной Армии и пришел конец нашей партизанской жизни, ох, какой тяжелой, но уже привычной для нас. И просто не верилось, что теперь можно жить, не опасаясь нападения врага в любую минуту и в любом месте...
И тем не менее было именно так. Когда мы остановились на дневку в селе Пальче и разместились по хатам, нам разрешили спать разувшись и сняв поясные ремни. Большее счастье казалось невозможным! Но никто заснуть не мог от возбуждения: мы не во сне, а наяву на освобожденной земле!
Первым чувство "безопасности" овладело командиром нашего взвода, и он отдал команду произвести полную разборку и чистку оружия, чем мы и занялись. Но едва я разобрал затвор своего немецкого карабина, как где-то совсем рядом раздалась автоматная очередь, захлопали винтовки, заговорили пулеметы и загрохотали пушки. Вначале наши трофейные, а потом забасили мощные орудия.
Не успев собрать оружие, наспех рассовав его части по карманам, мы выскочили на улицу - в сотне метров от нас по дороге неслись приземистые танки с черными крестами... Танков насчитывалось несколько десятков...
Не помню, подал ли команду командир взвода или нет, но мы все ринулись к небольшой рощице, темневшей метрах в двухстах. Со всех концов села туда тоже бежали наши ребята, и вскоре она наполнилась людьми. Тем временем в роще начали рваться мины - немецкие минометчики с ходу нас накрыли.
Я метался по роще, натыкаясь на товарищей, то и дело прислоняясь к стволам деревьев, пытаясь спастись таким образом от осколков, но мины рвались со всех сторон. И вдруг увидел перед собой командира. Он стоял на небольшой полянке в ушанке и тулупе, в унтах и, не торопясь, со вкусом раскуривал папиросу. Я остановился и вытянулся. Не знаю, как я выглядел, но убежден, что во всяком случае не бравым "орлом". Дмитрий Николаевич смотрел на меня серьезно, без тени порицания и, как обычно, негромким, спокойным голосом приказал:
- Отыщите вашего командира взвода и пришлите ко мне.
- Есть! - И я бросился выполнять приказание.
Теперь меня уже не тревожило, что вокруг метались люди, рвались мины. У меня была ясная, конкретная задача: отыскать командира взвода и направить его к полковнику. Вскоре я его нашел и вместе с ним вернулся к Медведеву. Он стоял на той же полянке, но теперь уже не один, а с комиссаром Стеховым, и они спокойно о чем-то совещались, словно в нашем лагере под Ровно, где я часто видел их такими.