Дома, не смотря на, казалось бы, глубокую ночь никто не спал, родители с сестрами сидели на кухне и пили чай с плюшками. На лестнице сидела… Сидел, Рыжик. Он конечно же белка, но он как бы самцом оказался, что до меня не сразу дошло. Пока Ланка не просветила. Я, как-то наступив на шишку, обозвал его профурсеткой рыжей, так он так верещал, жесты мне всякие показывал, а потом Лану притащил, вот она мне и пояснила, что он белчун, и вполне себе разумный. Правда с тех пор этот рыжий мужчинка меня опасается, просто пообещал ему хвост оборвать по самые уши, если у меня в комнате будет мусор валяться и иголки за шиворот падать. В комнате с тех пор чистота, а это хамоватое существо старается мне лишний раз на глаза не попадаться. И своим рыжим хвостом все пылинки собирает, полезная скотинка как оказалось.
Вот и сейчас, пискнув, Рыжик мгновенно исчез, как и не было, я же, пожав плечами на поведение этого неадеквата, усмехнулся пришедшему воспоминанию. Ну да, это было ещё то зрелище, когда родители на пару осматривали мою спальню, они были похожи на японских пенсионеров, которые заглядывают в каждый угол и щёлкают своими мыльницами. Фотоаппарата конечно же не было, а вот всё остальное… Папа даже пытался камень поднять, удивляясь как такое в принципе возможно, кусок скалы из которой течёт вода.
А потом пришла София.
Прямо из дерева. прямо на маму. После столь эпичного появления мне пришлось своей слуге убирать синяк под глазом и трещину в челюсти. Как оказалось, у мамы хорошо поставлен удар левой. Софию вырубило напрочь, я даже испугаться успел, думал всё, зашибла мама мою девушку.
Воспоминания вихрем пронеслись, оставив на моем челе улыбку, с которой я и зашёл на кухню.
Само по себе ночное чаепитие не являлось чем-то из ряда вон выходящим, своей старой и новой памятью я помню, что отец всегда любил среди ночи пойти попить чайку, что бы дозвонившись до компаньонов или своих подчинённых, обсудить пришедшую в голову идею, или решить, через зум-конференцию, критическую проблему.
На мое появление мне просто помахали рукой, мама первая увидела и пригласила к столу.
- Заходи сынок, – она поднялась к шкафу за чашкой – тебе зелёный или как?
- Ага и сахара восемь ложечек, только сильно не размешивай, я сладкое не люблю.
По сгустившейся тишине, и застывшей маме я понял, что шутка из другой реальности не зашла.
– Вообще-то это шутка была. – Поспешил я объясниться.
– Садись шутник, – отец кивнул головой на место рядом с собой, – любимая сделай сыну, что он просил, в конце концов мы с тобой тоже… в некотором роде… шутники.
– Ладно. Ладно. Зачем сразу заводиться, сами не спите и детям не даёте, а ещё родители…
Затрещина в исполнении отца прилетела незамедлительно.
- Ты смотри какой у нас сын взрослый стал, – голос папы не предвещал мне ничего хорошего – так смотри и внуки пойдут скоро.
– Милый не трогай мальчика, – мама улыбнулась мне накладывая в чашку какую-то там ложку сахара, из за подзатыльника я кажется сбился со счёта.
– Алина может ты мне скажешь, что тут произошло, за что мне прилетело?
Линка промолчала, лишь только сильнее уткнувшись в широкую чашку, я перевёл взгляд на Ланку, но та тоже от меня отвернулась, да ещё и спряталась, раскрыв веер.
– Блин! Да что тут вообще происходит?
Походу я ещё тот тормоз, не заметить наливающийся бланш под левым глазом Лины… Молча встав из-за стола, обойдя его по большому кругу, так на всякий случай, рука у мамы… короче это уже серьёзно, подошёл к сестре.
Встав за плечами Лины. Положив ев ей руки на плечи, легко скользнув разумом по её душе, сразу проник в ауру полыхающую багровым в районе правого подреберья и красным вокруг головы.
Ни фига себе, она что тут с демонами подралась, эмоции у сестры какие-то рваные неупорядоченные что ли. Тут тебе и боль, и надежда, и обида, и злость, и ещё какая-то хрень.
Убрав повреждения и разгладив кровяные сгустки и опухоль на лице, тут же приступил к трещине на пятом ребре с правой стороны. Клетки костных тканей восстановил без особого труда, за что Карине нужно передать спасибо, бедная девчонка натерпелась от меня по полной. Ну так всё для её блага. Вот мне интересно как она завтра, то есть уже сегодня, встанет из коляски или нет. Сможет ли сразу пойти, или нужно будет реабилитацию проходить.
Ну да ладно будет день, будет пища.
Пока рефреном размышлял о перспективе полного излечения одноклассницы убрал у сестры все повреждения. Наклонившись, поймал внимательный взгляд отца, следившего за происходящим, и кивнув ему мол все хорошо, прошептал на ушко Лины:
- Я тебя люблю сестрёнка, и всегда буду рядом, всё можешь не прятаться. Я тебя вылечил и теперь ты ещё красивее стала.
Лина крупно вздрогнула, вздохнула, прижавшись щекой к моей руке.
- Я тоже тебя люблю братик.
Подойдя к Лане ожидая тоже телесных повреждений, с удивлением обнаружил полное отсутствие оных. Наклонившись к сестре, поймав внимательный и скажем так напряжённый, взгляд отца спросил:
– Лана, сестричка, а что собственно говоря произошло? Откуда у Лины синяк и сломанные рёбра? – я положил свои руки на плечи сестры, ну так ближе к шее, на всякий случай. – Можешь мне ответить, и убери ты этот веер, раздражает.
К моему удивлению ответил отец. Переглянувшись с мамой от сказал:
- А они, сынок, подрались. Из-за тебя, между прочим.
- Эээ – я подвис, - то есть? Лана так это ты рёбра сломала сестре.
В голове моей даже мысли не хотели укладываться в стройную картину произошедшего.
– Это не я. – Буркнула себе под нос девушка, это Рыжик. Она мне в волосы вцепилась, вот он и зарядил ей… Шишкой… Под глаз. А на перевёрнутый пуфик она сама упала…
– Пуфик! Откуда в моей комнате пуфик. Ну всё хана рыжему.
– Так всё хватит, – отец прихлопнул по столу ладонью, не хрен тебе в бабские свары влезать, без тебя разберутся. Ты вообще, чего прискакал? Благоверную свою одну оставил.
– Так Лана позвала. Ей за какой-то книжкой идти приспичило.
– Папа я чувствую зов, нужно идти к моей Книге Вед.
– Ночью? с каких это пор за Ведами ночью ходят? – отец с удивлением воззрился на дочь.
– Лана? а ты, когда зов услышала? – мама насторожилась, сразу став похожей на зверя защищающего своих щенков.
– Чуть больше часа прошло. А может больше, – Ланка пожала плечами, – мне приснилась моя книга, она меня звала, и я проснулась. Зов никуда не делся. Я чуть полежала, а потом Юре позвонила. А потом Линка прибежала, она под дверью подсушивала…
– Ни чего я не подслушивала, – вскинулась Лина, – я к тебе шла, за помощью. Мне Юра приснился он меня звал, а я на улицу одна боюсь. А ты сразу орать: «Подсушивала, подслушивала»
Лина замолчала, снова уткнувшись в пустую кружку.
Я вообще после этого потерялся. Какие-то сны. Какой-то Зов. Книга опять же. С недоумением переводил взгляд с отца на Лану, с Ланы на Лину. На маму.
– Дорогой. А где наш домовой, – голос мамы не предвещал ни чего хорошего, что было странно, причём тут папа и тем более домовой.
Я толком удивиться не успел. И обдумать услышанное, как из-за плиты, вывинтился Нафаня.
– А я говорил! Неча лес в дом пускать. Теперь шастают туды, сюды, а мне… Ой. Хозяйка-а-а! Ой больно.
Мама, вытянув домового за ухо, держа его перед собой, на вытянутой руке, рявкнула:
– Недосмотрел значит. Ах тыж! – она с размаху запустила Нафаню в стену.
Тот, пролетев над обеденным столом, впечатавишись в стенку смачным шлепком, тихо подвывая сполз на стене на пол.
– Прости хозяйка, прости. Недоглядел. Дом то большой стал. Он теперича и здеся и тама. Недоглядел.
– Как это – тама. Поясни. – Отец, встав из-за стола подошёл к сидящему у стены и потирающему ухо домовому и тоже присел на корточки, достав из кармана платок подал его маленькому человечку.
– Дом — это Лес. Лес — это дом, а за домом пригляд нужОн, а там две избушки и громадина в которой вон его –Нафаня хлюпнул носом и ткнул в мою сторону пальцем, — женщина жевёт.
— Ты чего мелешь? Убогий! — Мама нежно взяла домового за шиворот, подняла как котёнка и поставила на кухонный стол, так, чтобы смотреть прямо ему в глаза, — с тобой какой ряд заключили? Беречь и защищать, а ты что? Не можешь сам привлекай другую нечисть.
— Не могу хозяйка, — по щекам Нафани потекли крупные слёзы — лешак, скотина не пускает, говорит неча домовому в лесу командовать.
— Лешак говоришь? — Голос матери похолодел. И несмотря на то, что она стояла ко мне спиной. Я буквально увидел, как жёсткие складки появились у губ Ми Сук.
Мама повернулась, найдя глазами Лану, и не терпящим возражений голосом произнесла.
— Светлана Евгеньевна! У тебя минута. Бери за шкирку свою белку и быстро сюда доставили этого лесного недоумка.
Ланка и так ошарашенная произошедшим, стрелой метнулась на верх в мою комнату, чтобы тут же появиться у перил лестницы, тянущей за руку охреневшего грибника в треухе.
— Так. Значит это ты пустил в мой дом импов? — мама сделал шаг в сторону Ланы с лешим.
Мужичонка в треухе гордо выпрямился, задрав подбородок с козлиной бородкой.
— А ты кто такая, что бы мне вопросы задавать?
В следующее мгновение случилось непонятное, мама вдруг размылась серой тенью в единый миг переместилась к Лане с лешаком, звучная оплеуха отправляет следующий снаряд в направлении стены. Мама, опять невообразимо быстро переместилась к лесному хозяину и теперь подняв за шиворот второго фольклорного персонажа, оглядела его со всех сторон, стряхнула иголку, задумчиво хмыкнула и подойдя к столу поставила лешего рядом с Нифонтом. Конечно не слоники на полке. Но тоже ни чего. смотрелись наши герои импозантно, уши красные, у лешака так вообще вытянулось на подобии заячьего.
— Так значит ты хочешь знать кто я такая?
На что лешак, потупив взор, сразу став похожим на провинившегося школьника, проворчал: — прости Хозяйка, бес попутал. В карты, рогатый у меня выиграл, вот я и поселил на дальней полянке двух импов.
Леший исподлобья глянув на домового, сжавшегося и шмыгающего носом, стирающегося рукавом крупные слёзы, продолжил:
— Кто ж знал, давно это было, я их на дальней полянке разместил, жрать не просят. Сами миру сосут, у меня там как раз аномалия, вот и поселил, баланса для.
Чем больше Лешак говорил, тем сильнее от мамы веяло холодом, причем это не было оборотом речи, в комнате действительно резко похолодало.
— Любимая успокойся, это нечисть, чего ты от него ждала, да и Ряд мы с ним не подписывали, а ведь надо было. – папа поднялся и подойдя к маме взял её за руку, стараясь успокоить.
Я сидел, успокаивая тихонечко охреневшую психику, мой личный мирок опять повернулся ко мне неизвестной стороной, мама что может повелевать холодом? Это вообще, как?
— Упокойся говорю, ещё немного и он начнёт защищаться, вон уже иней на столешнице, папа повернулся ко мне, — ты бы позвонил Софии, без неё мы эту проблему не решим.
— Софии? — я вообще потерялся в дебрях своих предположений, — хорошо, сейчас. А зачем?
— Сын не тупи, у нас тут проблемы, разве не видишь?
София трубку взяла с первого гудка как будто и не спала.
— Господин?
— Софи ты можешь прийти к нам, мы на кухне в столовой тебя ждём.
— Хорошо Господин.
— Вася. – я решил на всякий случай ещё и кота свое позвать.
Рыжий появился незамедлительно, взмахнув шляпой и уже хотел поклонится, как резко подобравшись, выхватил шпагу и прикрывшись шляпой как щитом, уставился на лешака.
От произошедшего я вконец растерялся, и даже не понял, когда успел встать, рядом, прикрывая собою Лину, с вытянутым в сторону лешака мечом.
Ситуация в комнате явно перешла в состояние предбоевого ожидания. Все замерло в хрупком равновесии. Леший, скосив глаза на мой меч, вытянул уже знакомую мне шишку.
— Что здесь происходит? – София стояла подле лестницы, в розовом махровом халате, пушистых тапочках с застрявшими в ворсе сухими иголками.
— Матушка Берегиня спаси, — Лешак низко склонился в сторону девушки, вотчину мою, Лелей завещанной, забрать хотят, право свое насаждают. Никто не волен в моём лесу распоряжаться, не по Покону это.
— София подошла ко мне, склонив голову спросила: - Господин, вы позволите?
— Конечно-конечно, я враз засуетился, мне вдруг стало стыдно за обнажённый меч.
Девушка подошла к маме с папой.
— Позвольте мне.
— Действуй, — папа оттащил маму в сторону, тихо зашептал на ухо что-то успокаивающее, я почувствовал, как напряжение оставляет маму. Она, выдохнув, опустила плечи и прижавшись к папиному плечу, обернулась и вымученно улыбнувшись мне, виновато пожала плечами.
София меж тем стояла внимательно, всматриваясь в лешака. Потом протянув руку, стерла слезинку со щеки домового, отчего последний вздрогнул, улыбнулся сразу посветлев лицом.
— Накося выкуси! – кукиш из четырех пальцев выглядел не впечатляюще, но лешему явно хватило. – Живой дом, нет у тя на няго правов.
— Как же так, матушка берегинюшка, так пращурами заведено, лес в дом, домовой вон. А меня между прочим, вот он, — заскорузлый палец, с траурной каёмкой под ногтем, ткнул в мою сторону, - в дом сам пустил, когда позвал.
— Разве тебя он звал? Разве тебе? МОЙ? ГОСПОДИН? Дорогу открывал?
На словах «мой господин» тело лешака стало претерпевать изменения, сначала на лице отразился страх, потом кожа стала зеленеть, из волос вытянулись листики и иголки, руки вдруг сделались ветвями, тело враз, приобрело форму пенька с очень короткими ногами корнями.
— Да ка же так? Казалось это листья шелестят вкупе с жужжанием насекомых, голос у этого существа изменился, да и голос ли это был, — не мог я так ошибиться, глаза существа вдруг вспыхнули зелёнкой во флаконе, по мне как будто ветерок пробежался.
— Покон нарушил. Сам порушил, как? — Лешак горестно покачал головой, снова обратясь мужичком грибником, стал жалостливо заглядывать мне в глаза. — Нет мне прощенья Княже, чем Виру брать будешь?
— Я подумаю, за импов тебя живота лишить следовало, но где я другого Лешего для своего леса возьму. – На мои слова мужичонка лишь голову долу опустил.
— Твоя власть! Твоё слово!
Я перевёл взгляд на домового, ошарашенно взирающего на соседа.
— Ну что Нафаня, теперь договорится сможешь?
— Спасибо Кнаже за честь? – домовой поклонился в пояс, теперь смогу.
Нафаня даже ростом больше стал, от того его от гордыни распёрло.
— Хозяйка, более ни кто из духов, али ещё какой мелочи из преисподней, из внешних пределов, в доме не появиться. Вот в том тебе моё слово. Слово Старшака. Теперича я ух… Я такое… Я прям щас…
На этих словах Нифонт растворился в воздухе, оставив после себя запах свежего печенья.
— Мама мы этого, — посмотрел на понурившегося Лешака, — тебя как зовут?
— Шишкой кличут.
— Мы Шишку отпустим? А то, пусть идёт, делом займётся?
Мама отмахнулась от меня рукой, досадливо поморщась, она присела на корточки перед духовкой, с удивлением вглядываясь в её нутро.
— Хорошо Шишка, иди делом займись, почисть свои полянки от всякой гадости, а встретишь беса, задержи, у меня к нему не мало вопросов появилось.
— По твоему слову Княже, — Лешак в пояс поклонился, — всё исполню.
Лешак грузно слез с кухонной столешницы, и так же грузно потопал к лестнице, сотрясая своей поступью пол.
— Ну, может, теперь спать пойдём? — Я деланно зевнул, намекая на глубокую ночь, — завтра день не будний, некоторым в школу надо.
— Ну так и иди, — мама открыла духовку, обдав кухню божественным ароматом выпечки, — Софочку только оставь, у нас тут намечаются неплохие посиделки, в если заберёшь отца, так вообще девишник получится.
— Ну это мы завсегда, — папа дурашливо спародировал нашего домового, вы нам только печенья дайте в дорожку, Лана доченька поднимешь в комнату Юры чай с печеньками, ты чудо как хорошо его готовишь.
— Конечно папа.
— Идите уже проглоты, не мешайте воспитательному процессу, — мама величественным жестом, послала нас, приняв знаменитую позу Ленина. Вот только если вождь всех посылал куда-то, то нас послали конкретно.
Ну мы и пошли,
— Эй, и кота своего заберите, нечего наше печенье жрать.
Я в великом изумлении уставился на своего фамильяра, вот не знал за ним, такой тяги к кулинарному искусству.
— Вася! Что это сейчас было? У тебя хвост лишний?
— Или захотел вслед за другими по комнате полетать, стены от лишней пыли избавить? – добавил уже папа.
Кот молча прошмыгнул мимо нас, сделав это исключительно по кошачьи, на всех четырёх лапах.
— Пойдём и мы, сынок.
В комнате я сразу достал пластиковый стол и три таких же белого пластика стула. Ну да, за письменным столом чай пить можно, не удобно только. Чашки, заварной чайник на пузатом самоваре литра на три, и тарелку с заварными пирожками.
— Хм. Думаешь, чая мы не дождёмся? — задумчиво хмыкнул папа, — а давай ка, поставь еще пару стульев, а ты Рыжик зови Шишку и Нифонта, мужские разговоры поведём.
Мы уже тянули по второй кружке ароматного чая, Шишка добавил в заварник травки, напиток получился одуряюще духмяный и вкусный, поэтому я уже примерялся к третей, когда в комнату попой вперёд вошла Лина, неся перед собой большой разнос с выпечкой и чаем. Повернувшись она вздрогнула от неожиданности, до сидящего на стуле Нафани осталось не более метра, ещё чуть-чуть и домовой мог запросто получить по голове.
— Ой, — Лина аккуратно обнесла ношу вокруг домового, замершего с неестественно вывернутой головой, и поставила разнос на пластиковую поверхность. — Я наверное вам помешала, сейчас уже ухожу.
Глазки девушки быстро, быстро, обежали всех пятерых, на миг задержались на Рыжике, точнее на стуле под ним, для него я достал детский стульчик, и теперь наш бельчун гордо восседал за столом с маленькой чашкой в руках.
— Ну я пошла?
— Иди уже любопытная — папа, улыбнувшись, отхлебнул из чашки, — у нас тут мужские разговоры, девице здесь не место.
— Ну раз ничего не надо тогда я пошла?
— Иди уже. — Воскликнули, в два голоса, мы с папой.
— Ох и любопытная. — Проговорил отхлюпывая из чашки Шишка, ну чистая мавка.
— Так она с пелёнок такая – Добавил Нафаня, давая мне пищу для размышлений. Это получается он с нашей мамой с самого рождения сестёр.
— А что, в твоём лесу и мавки есть? Вплёл в разговор свой вопрос папа.
— Конечно есть, как не быть, — леший степенно отхлебнул из чашки, — у водяного русалки, у лешака мавки, всё по Покону.
— А что, за две избы? – спросил я Нафаню.
— Это у Шишки надо спрашивать, я их только чую, мне пока в них ходу нету.
— Ну Шишка, что скажешь? – переадресовал я вопрос.
— Одну охотники поставили, из лесного народца, что на деревьях живут, а за другую я и сам ничего не знаю, давно стоит, ещё с тех времен, как первое семечко прижилось, дав рост новому лесу, это было, считай сразу, после большой войны.
— Войны? – Я в удивлении оторвался от вкуснючего печенья с корицей, принесённого Линой.
— Той самой, от которой новый счёт ведётся, от Сотворения Мира.
Я поражённо замолчал, переваривая услышанное. Это, что же получается, более семи с половиной тысяч лет назад была война, такая после которой отсчет заново стали вести. Новость никак не хотела укладываться в голове, и я не сразу услышал вопрос отца, о чём это они?
— Что я пропустил? – и на удивленное лицо родителя, чьи брови застыли домиком в немом вопросе, уточнил, — я это… Задумался в общем.
— У него в лесу стоит дом прошлой эпохи, а он о всякой херне думает, — от отца полыхнуло раздражением, как и всегда, когда я начинал читать в облаках.
- Так, и чего сидим, — я решил сместить внимание окружающих с себя на более практичные мероприятия, — пойдём посмотрим. Шишка ты ж поди, и короткую тропу туда знаешь?
— Знаю, — вздохнул он, только идти придётся вокруг Деревни на Деревьях, а меня там не любят.
- А где тебя любят, Деревяха стоеросовая. — хмыкнул домовой.
Лешак на подначку никак не отреагировал, из чего я сделал вывод что это он оскорблением не считает.
— А чего меня любить, мне и без них хорошо.
О том, что ему и без нас хорошо, все предпочли не заметить, хоть и ворчал он себе под нос не сказать, чтобы и тихо.
— Сколько по времени — спросил папа, посмотрев на часы.
— Ну вокруг деревни минут двадцать пять, а в лесу время моё, сколько надо столько и будет.
— Это как? «Сколько надо», — я в очередной раз словил диссонанс который когнитивный.
— Время выдумали вы люди, обозвав им простое условие возможности изменений, целую теорию относительности придумали.
— О теории потом – отец не дал мне узнать интересное – не уходи от темы. Время сейчас почти четыре утра, получается за час обернёмся.
- Ну тогда пошли. — Я первый встал из-за стола — веди давай, Сусанин.
— Я Шишка, — буркнул Лешак, вставая со стула, лаская рукой свеженький побег, пробивший себе дорогу из пластиковых недр.
— Нифонт ты с нами, — отец тоже поднялся со стула и оттопырив нагрудный карман, обратился к домовому, — чувствую, без тебя нам не обойтись.
— Кудыж вы без меня, — Нафаня высоко подпрыгнул, или даже взлетел, и уменьшившись в полёте, четко приземлился прямо в карман папе, — мы домовые, а не всякие там, мы в жильё завсегда первые должны входить.
В лесу было сумрачно и свежо. Мы всей честнОй компанией собрались возле огромного ствола, чьи хвойные лапы не давали проникнуть ни крошечке света. Место под, будем называть это дерево сосной, больно иголки длинные, освещалось большими светлячками, расположившимися на ветвях, красивой елочной гирляндой освещающей все вокруг. Ветки в светляках уносились в такую высь, что сливались в единое световое пятно, где-то там, на недоступной восприятию, высоте. Толстый слой сухих иголок, дорогим матрасом, проминался под моим весом, в паре метрах от ствола, хотя какой там ствол, это больше похоже на деревянную стену, диаметр ствола был огромный, вообще не поддающийся оценке с такого близкого расстояния. Мы с отцом, с удивлением оглядывались, впитывая в себя новые впечатления, не знаю, как папа, а я тихо охренел, пусть я уже и привык к разного рода чудесам, но вот так вот, из собственной спальни шагнуть в сказочный лес, это вам не на балкон покурить выйти.
О чем это я, ах да, в паре метров от ствола, лежал камень, хороший такой, гладкий, с половину моего роста высотой, правой стороны которого была дорожка. Не тропинка, и не лесная дорога, а именно дорожка, замощённая круглым камнем. Такая себе парковая дорожка с бордюром и цветущими кустами по бокам.
— Шишка, а это что за чудо ландшафтного дизайна? — Я ткнул рукой в сторону непонятного камня.
— Это дорога к дому Берегини, по ней она ходит к вам, когда нужно.
Я было открыл рот, за ради вопроса, а почему он Софию называет берегиней, и как она сотворила… Или не она, а если не она то кто? Вопросы бились по внутренне стороне губ в большом количестве. Только не успел.
— Ну а наша дорога где? – Спросил папа.
— Так по ней и пойдем. Слышь ты, хиппи лохматый, обратился Лешак к домовому, — смотри не потеряйся.
Из отцовского кармана выглянула лохматая голова, — Ты деревяшка помалкивай, да веди куда сказано, завидует он.
— Это чему же? — Неожиданно прорезался голос у Васьки, до того скромно стоящего за моим левым плечом.
— Так волосьям, у меня оне Родом дадены, натуральный цвет, не чета некоторым, мороком свою маковку прикрывающим.
— Так выдвигаемся. Шишка в авангарде, за ним Юрий, я, — скомандовал отец, — Василий замыкает группу. Марш, марш!
Я и пяти шагов не успел сделать, как Шишка поднял вверх правый кулак, остановив наш маленький отряд.
— Сейчас будем обходить деревню, увидите местных в глаза не смотрите, тогда нас не заметят и дай Род пронесёт.
— Думаешь нападут, — тихо спросил лешака, стараясь не шипеть и не говорить громко, такие воинственные?
— Чужаков ни где не любят, давайте за мной — махнул рукой наш проводник и двинулся дальше.
Метров через пятьдесят мы вышли, нет не из леса, из чащи. Сказать, что я был поражен это ничего не сказать.
Прямые как свечи, стволы деревьев, спрятали ветви своих зелёных крон где-то на недоступной высоте. Метрах в двадцати, над абсолютно чёрной землёй, распаханной на небольшие огороды, вокруг стволов были обустроены настилы, круговых… не знаю как правильно назвать, балконов может быть, которые между собой были соединены подвесными мостами, самих домов не было видно. Жизнь на верху кипела, люди мельтешили, снуя по мостам и настилам по своим делам.
Направив немножко миры к своим глазам, приблизил картинку и… икнул от неожиданности. Люди были, как бы это сказать, несколько необычными, сверху до пояса, вполне человеческий торс , который заканчивался широким тазом, откляченной к верху попой и восьмью ногами, которые совсем не походили на паучьи. Вполне себе человеческие ноги с гладкой кожей, если бы не по два колена на каждой, наверное, ничем от моих не отличались. По дорожке о чём-то живо переговариваясь, шли парень с девушкой. Очень красивой девушкой. Чёрные, цвета воронова крыла, волнистые волосы, остриженные по плечи, высокий лоб, немного раскосые миндалевидные глаза, анимэшной героини, чётко очерченные губы, аккуратный носик, длинная шея. Глубокое декольте почти не скрывающее выдающуюся грудь. Плоский живот и юбка широкими лентами провисающая между ног, обутыми в высокие сапожки. Казалась девушка плыла над дорожкой, таким плавным было её движение.
Я так увлёкся, увиденным, что не заметил, как остановился. Из состояния созерцания меня вывел легкий тычок под рёбра. Папа проявил родительскую заботу, и вместо подзатыльника, просто ткнул большим пальцем.
— Мы сюда не за этим пришли, сын. — Он показал кивком на нетерпеливо перетаптывающегося Шишку. Успеешь еще насмотреться.
— Ну по крайней мере понятно с чего они нас заочно невзлюбили, — пробормотал я извинения.
Как леший говорил, через двадцать минут мы стояли перед огромным каменным кубом, который должно быть и был тем самым домом, о котором говорил Нафаня.
И что собственно дальше. Я, как и все стоял, задрав голову вверх, рассматривая гладкую каменную поверхность. Ни, тебе окон. Ни тебе дверей. Может надо произнести заветные слова какие-нибудь, ну там к лесу передом, ко мне задом. Вообще странная фраза, почему именно задом, такая себе фразочка, через чур толерастная.
- Нифонт выходи, посмотри на собственность моего сына, чем жилище запечатано.
Домовой вывентился из кармана, прыгнув по большой дуге, лягушачьим прыжком, распластавшись в полёте. Да так растопырившись и прилип к каменной стене. Минут пять напряженного ожидания, мы молчали, только Васька нервно махал хвостом, в очередной раз подтверждая свою принадлежность к кошачьим.
Наконец Нафаня стал медленно погружаться в каменную стену пока совсем не исчез. И сразу после этого стена поплыла воском в разные стороны, нарушая законы гравитации, гладкая каменная поверхность сменилась вполне себе современной архитектурой, чем-то похоже на венецианский стиль.
Узкие, стрельчатые окна, и высокая ажурная дверь, приветливо открывшаяся перед нами свои створки.
На порог вышел домовой вполне себе человеческого роста, почему-то одетый, в серебряные цвета сюртук, и обтягивающие ноги замшевые лосины, обутый в ярко красные кожаные туфли с вытянутыми и загнутыми к верху носами. Но более всего взгляд цеплялся за герб на правой стороне груди. Это был наш старинный Герб, только ружьё было несколько футуристического вида и вместо палаша был мой меч-кладенец.
— Дети Рода Сергеев, — Домовой низко, в пояс поклонился, коснувшись правой рукой пола, распрямившись, замер вытянув спину струной. — Дом истинного пламени, родовая вотчина прародителя вашего, ждёт вас.
Он посторонился, став к нам боком по стойке смирно, пропуская вперёд.
Ну мы и зашли.