Пятое. Мы требуем, чтобы не было никаких провокационных действий со стороны немцев - выстрелов и прочих диверсий, иначе наши войска будут вынуждены принять ответные меры.
Хейнерсдорф заявляет просьбу о защите сотрудников министерства пропаганды.
- Те, - говорю, - кто сложит добровольно оружие и не проявят враждебных действий против советских людей, могут быть спокойны: у них и волос с головы не упадет.
Явился полковник Вайгачев и с ним переводчик гвардии старшина Журавлев. Ставлю задачу Вайгачеву:
- Вы поедете с Хейнерсдорфом к доктору Гансу Фриче. От имени немецкого правительства Фриче даст приказ войскам о капитуляции, о сдаче войск в плен в полном порядке, с вооружением и техникой. Пусть Фриче передаст по радио всем, что советское командование приняло предложение о капитуляции и берет Берлин и весь его гарнизон под свою защиту. Вы обеспечите приезд Фриче на нашу радиостанцию и установите контроль за передачей того, что я сказал. После выступления Фриче по радио, он и его ближайшие сотрудники должны прибыть сюда. Будем здесь разговаривать о дальнейшем. Ясно?
Полковник Вайгачев и старшина Журавлев, а вместе с ними и немецкая делегация направляются к выходу. В дверях они неожиданно сталкиваются с Вейдлингом. Тог зло покосился на них и проговорил:
- Нужно это было делать раньше!
С Вейдлингом длительных переговоров не предстояло.
Вейдлинг - в очках, среднего роста, сухощавый и собранный. Спрашиваю его:
- Вы командуете гарнизоном Берлина?
- Да.
- Где Кребс? Что он говорил вам?
- Я видел его вчера в имперской канцелярии. Я предполагал, что он покончит жизнь самоубийством. Вначале он упрекал меня за то, что - неофициально капитуляция была начата вчера. Сегодня приказ о капитуляции дан войскам корпуса. Крабе, Геббельс и Борман вчера отклонили капитуляцию, но вскоре Кребс сам убедился в плотности окружения и решил - наперекор Геббельсу - прекратить бессмысленное кровопролитие. Повторяю, я дал приказ о капитуляции моему корпусу.
- А весь гарнизон? Распространяется ли на него ваша власть?
- Вчера вечером я всем дал приказ отбиваться, но... потом дал другой...
Чувствую, что у немцев беспорядок. Вейдлинг показывает по немецкой карте место расположения своего штаба и частей корпуса, фольксштурма и прочих. В шесть часов утра они должны были начать капитуляцию.
Входит генерал Соколовский. Разговор продолжается втроем:
- Что с Гитлером и Геббельсом?
- Насколько мне известно, Геббельс и его семья должны были покончить с собой. Фюрер тридцатого апреля принял яд... Его жена тоже отравилась...
- Это вы слышали или видели?
- Я был тридцатого к вечеру в имперской канцелярии. Кребс, Борман и Геббельс мне это сообщили...
- Значит, это конец войны?
- По-моему, каждая лишняя жертва - преступление, сумасшествие...
- Правильно. Давно вы в армии?
- С одиннадцатого года. Начал солдатом.
- Вы должны отдать приказ о полной капитуляции, - говорит Соколовский.
- Я не мог отдать всем приказ о капитуляции, так как не было связи, объясняет Вейдлинг. - Таким образом, в ряде мест отдельные группы еще могут сопротивляться. Многие не знают о смерти фюрера, так как доктор Геббельс запретил сообщать это...
Соколовский. Мы полностью прекратили военные действия и даже убрали авиацию. Вы не в курсе событий? Ваши войска начали сдаваться, вслед за этим прибыла гражданская делегация от Фриче с заявлением о капитуляции, и мы, чтобы облегчить ее задачи, прекратили огонь.
- Я охотно помогу прекратить военные действия наших войск.
Он показывает, где еще остались части СС. В основном вокруг имперской канцелярии.
- Они хотят пробиться на север, - сообщает Вейдлинг. - На них моя власть не распространяется.
Соколовский. Отдайте приказ о полной капитуляции... Чтобы и на отдельных участках не сопротивлялись.
- У нас нет боеприпасов. Поэтому сопротивление долго продолжаться не может.
Соколовский. Это мы знаем. Напишите приказ о полной капитуляции, и у вас будет совесть чиста.
Вейдлинг набрасывает проект приказа. Присутствующие беседуют вполголоса. Вейдлинг пишет...
- Может быть, вам нужен ваш помощник? - спрашиваю его.
- О, да, да! Это будет очень хорошо! - обрадовался генерал.
Приказываю позвать начальника штаба германского корпуса. Входит рослый брюнет - с моноклем, с отличным пробором, серые перчатки. Франт франтом. Немцы советуются друг с другом. Вейдлинг хватается за голову, но пишет. Всматриваюсь в него. С гладко зачесанными назад волосами он типично по-немецки аккуратен.
Вейдлинг молча вручает мне бумагу. Читаем... Формулировки, может быть, и не все хороши. Но ему сейчас, конечно, не до четкости формулировок. Вот что он написал: "30 апреля фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил нас, присягавших ему на верность, одних. По приказу фюрера, мы, германские войска, должны были еще драться за Берлин, несмотря на то что иссякли боевые запасы и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше дальнейшее сопротивление.
Приказываю: немедленно прекратить сопротивление.
Вейдлинг, генерал артиллерии, бывший комендант округа обороны Берлина".
- Не надо "бывший", вы еще комендант, - поправляет Соколовский.
- Нужны ли формулировки о присяге? - сомневается Пожарский.
- Не надо переделывать, - сказал я, - это его собственный приказ.
Вейдлинг в затруднении, не знает, как озаглавить: призыв или приказ?
- Приказ, - говорю я.
- Сколько экземпляров отпечатать? - спрашивает переводчик.
- Двенадцать. Нет, как можно больше...
- У меня большой штаб, - говорит Вейдлинг. - У меня два начальника штаба и еще два генерала, которые были на пенсии, но пришли служить ко мне и отдали себя в мое распоряжение. Они помогут организовать капитуляцию...