Мы шли по улице города, а вокруг нас кипела ночная жизнь. В понимании современного человека, особенно человека молодого, термин «ночная жизнь города» означает работу ночных клубов, дискотек, баров и ресторанов, сияющие витрины дорогих магазинов, проносящиеся по улицам автомобили в салонах которых громко играет музыка. Ночная жизнь города Приштина была другой. Термин «ночная жизнь» в городе Приштина в те дни означал горящие сербские дома, редкую, непонятно чью стрельбу, грохот боевой техники натовских патрулей и конечно же повсеместное движение албанских грабителей и мародёров. До того места где жили цыгане мы дошли без приключений. Уже на подходе к табору я понял, что мягко говоря, не верно представлял себе то, как живут эти цыгане.
По всей видимости к местным цыганам приехали все их родственники и друзья спасающиеся от албанского беспредела. На находящейся за полупрозрачным забором площадке, перед каким-то зданием, располагался реальный лагерь цыган-кочевников. Множество самодельных, не то палаток, не то шалашей, вокруг них снуют люди, взрослые и дети, горят костры. Натуральный табор. Мы зашли в ворота забора и оказались на небольшой площади посреди этого табора. Пока мы шли вдоль забора на нас не обращали особого внимания, но как только мы оказались внутри табора произошло событие сильно потрясшее меня.
Как только мы остановились в центре площади со всех сторон к нам хлынула толпа цыган всех возрастов. Людское море двинулось на нас. Цыгане что-то громко орали и шли на нас как лавина. Мне стало «не по себе» - никогда до этого я не оказывался в центре огромной возбуждённой и нацеленной лично на меня толпы чужаков. Я не понимал что они орут, я не понимал враждебны они или просто возбуждены, я не понимал что они собираются делать дальше, зато я чётко и ясно понимал что если они кинуться на нас то нам не поможет ни автомат, ни пулемёт - они просто разорвут нас руками. Оружие, которое мы держали в руках не могло спасти нас. С какой-то странной легкостью на душе я осознал, что если они захотят схватить нас, то нам не спастись и поэтому спокойно стоял стараясь ничем не спровоцировать толпу. Мой товарищ вёл себя аналогично. Мы встали спина к спине посредине возбуждённой толпы и ждали что же будет дальше.
Я успел разглядеть, что толпа состоит по большей части из молодёжи, среди которой было много маленьких детей. Пришедший с нами старикан стал грозно кричать и отгонять от нас толпу. У него получалось не особо хорошо, как я понимаю толпа в общем-то его игнорировала, зато подошедшие на шум великовозрастные цыгане быстро навели порядок. Они несколько раз властно прокричали что-то и толпа «осела». Я не разобрал тогда на каком языке говорили старшие цыгане, но даже если они и говорили на сербском я всё равно не понял ни слова из того что они говорили своим юным соплеменникам. Молодёжь продолжала осматривать нас, дети кажется даже пытались нас потрогать, но никто больше не орал и не напирал на нас. Старшие цыгане продолжали что-то растолковывать своим молодым соплеменникам и в скором времени те поменяли своё эмоциональное возбуждение на любопытство и доброжелательность. Взрослые даже прогнали часть молодёжи, как я понимаю для того чтобы молодёжь не надоедала нам своим чрезмерным вниманием. Что именно молодёжь хотела сделать когда толпой ринулась к нам я так и не понял.
Как только страсти поутихли я стал присматриваться к окружавшим нас людям стараясь понять чего от них можно ждать дальше. Чувствовал я себя неуютно, мне хотелось уйти оттуда, но такой возможности не было. Старик тем временем ушёл искать не то «вождей», не то родственников девушек, в общем кого-то, кто может разрешить девушкам уйти к нам на ночь, мы же, таким образом, остались вдвоём посреди чуждого нам табора. Несмотря на доброжелательность общаться с молодёжью у нас получалось «не очень» и вскоре большинство цыган потеряло к нам интерес, тем более что старшие цыгане чуть ранее уже прогнали существенную часть желающих пообщаться. Вскоре табор продолжил жить своей обычной жизнью, интерес к нам со стороны его обитателей был полностью утерян. Старика мы ждали примерно полчаса и такая продолжительность его переговоров нас нервировала - нам тут было неуютно и мы поскорее хотели пойти обратно.
В принципе интимное общение с девушками должно было с лихвой компенсировать все сегодняшние неурядицы, но когда старик вернулся с «переговоров» выяснилось что никакой компенсации не будет - девушки к нам не пойдут. Почему они не пошли тогда с нами я сейчас уже не помню, да и это никакой роли не играет. Вообще-то мы были абсолютно уверены что сегодня встреча состоится и такой поворот дела лично меня сильно раздосадовал, но выбора у нас не было. Образно выражаясь, предполагая встречу мы делили шкуру неубитого медведя. Многие люди любят считать своими деньги, которые хотя и заработали, но на руки ещё не получили. Это дурная привычка. Я никогда не считал какие-либо деньги своими до тех пор пока они не лежали в моём кармане, зато в отношениях с женщинами я очень любил пофантазировать, опережая таким образом события. Зачастую налаживая отношения с той или иной женщиной я мысленно представлял себе самый благоприятный для меня результат и этот результат казался мне прекрасным и неизбежным, практически уже свершившимся. Когда всё получалось так как я себе представлял, то я был вполне доволен, однако когда реальность существенно расходилась с моими фантазиями (попросту говоря когда женщина не пожелала мне отдаться, либо когда она оказывалась не столь хороша как я надеялся) то всякий раз я ощущал себя дураком. Когда моя подруга оказывалась не так хороша как предполагалось, то вообще получалась комедия - надо дело доделывать, стыдно слабаком показаться, а интереса нет вообще, получается как будто работу выполняешь, да к тому же на это своё время и ресурсы тратишь. В голове господствуют мысли: «Зачем я вообще к ней полез?!» и «Скорей бы всё это кончилось…». К тому же мне как-то всегда было неудобно демонстративно и грубо показывать благосклонной ко мне женщине, что я разочарован близостью с ней. Да и мне самому очень неприятен факт того, что девушка будет думать, что я изображал к ней хорошее отношение только чтобы разок ей попользоваться. Я презираю «фуфлогонов» и поэтому мне не хочется чтобы хоть кто-то считал меня таковым, особенно если я в действительности был честен. Безнравственным или глупым «мужчинам» в этом вопросе проще.
Самым комичным является то, что моё хорошее отношение к женщинам ни разу(!) не принесло мне пользы в установлении близких отношений с ними. Более того, оно связывало мне руки, то есть мешало. Парадоксально и смешно. Понятно, что я не «принц на белом коне» и поэтому неудачный для меня вариант развития событий происходил намного чаще нежели чем удачный. Всякий раз ощущая себя дураком я принимал решение в дальнейшем в отношениях с женщинами не опережать мыслями событий, однако от этой дурной привычки я так и не избавился до сих пор. Так было и в те далёкие годы - не фантазировал бы заранее, не огорчился бы когда ничего не получилось. Ну ладно, пора мне было возвращаться и я пошёл обратно. Пошёл я один. Старик остался в своём таборе, а мой товарищ отправился к своей подруге. Идти было не очень далеко, но тем не менее идти одному было опасно. Не смотря на опасность я покинул неуютный табор с чувством облегчения. Перед выходом я клацнул затвором - случись что, каждая секунда будет дорога.
Я шёл осторожно, старался избегать открытого пространства и тех мест где меня можно будет легко схватить. Эти две взаимоисключающие друг друга задачи я решал просто - я двигался по обочине на небольшом удалении от дороги. Таким образом я был незаметен издалека и в то же время прекрасно видел местность в непосредственной близости от себя. Примерно половину пути я прошёл без приключений как вдруг за своей спиной я услышал пока ещё слабый, но уже очевидно нарастающий грохот приближающейся техники. Я остановился и прислушался - звуки издаваемые приближающейся машиной были весьма характерными. Свирепо урчал мощный мотор и грохотали гусеницы. Сомнений быть не могло - по дороге вдоль которой я шёл двигался танк или БМП. Я пока не мог разобрать сколько конкретно единиц техники двигалось по дороге зато я точно понял что техника движется в мою сторону и в самом ближайшем времени она будут уже здесь.
В нашем батальоне не было гусеничной техники и следовательно любая гусеничная машина была однозначно чужой. Для меня это означало одно - смертельную опасность. Я не мог даже представить, что может придти на ум экипажу машины когда они заметят меня на дороге. Для людей невоенных поясню: в условиях вооружённого конфликта любой объект передвигающийся в ночное время является опасным и следовательно является потенциальной мишенью. Самым вероятным было предположить, что приближающаяся ко мне боевая машина является британской, а в том, что подданные Её Величества не будут долго думать перед тем как применить оружие я не сомневался. К тому же они обладали в крае Косово всей полнотой власти и могли безнаказанно делать всё что захотят.
Мой мозг лихорадочно работал, я пытался выбрать как мне поступить в этой ситуации - демонстративно стоять на обочине дороги или же где ни будь спрятаться. Оба варианта имели свои плюсы и минусы. Если открыто стоять на дороге то британцы могли просто проехать мимо, приняв меня за патрульного российских, ну или каких-либо других относящихся к КФОР, сил. С другой стороны, они могли просто застрелить меня увидев что я вооружён и не являюсь представителем их армии. Такой вариант был вполне реален поскольку наша форма и вооружение сильно отличалась от английской, а по планам НАТО кроме англичан в этом районе не должно было находиться других «миротворцев». Я передвигался в ночное время и был вооружён, а значит был опасен и именно из-за потенциальной опасности они могли и убить меня. В принципе правильно бы и сделали - на войне, равно как и в жизни, выживает сильнейший. В данном случае более осторожный и умеющий опередить врага. Если бы я стал прятаться, неудачно прятаться, то это могло спровоцировать англичан на открытие огня - раз прячется значит что-то замышляет, например засаду готовит или дорогу минирует. Я размышлял несколько секунд и принял решение прятаться. Возле дороги было несколько домов и эти дома представляли из себя отличное укрытие. Я быстро оббежал ближний к дороге дом и спрятался возле следующего здания. Я выбрал укрытие так, чтобы быть абсолютно невидимым со стороны дороги и при этом быть надёжно прикрытым от возможного огня. Наблюдение за дорогой я продолжил.
Грохот нарастал и судя по его силе можно было понять что через несколько секунд из-за ближайшего поворота покажется его источник. У меня не было необходимости наблюдать за идущей техникой и поэтому как только я осознал что машина вот-вот покажется я спрятался за здание. Я ориентировался по звуку и спустя несколько тревожных секунд понял, что могучая машина на высокой скорости, без остановки, прошла мимо моего укрытия. Я осторожно выглянул вслед проехавшей машине. Двигаясь по дороге, от меня удалялся одинокий английский танк.
Танк ехал на высокой скорости, как будто спешил к кому-то на подмогу или же инглезы просто выпили лишнего и решили погонять на танке по ночному городу. Других объяснений появления одинокого английского танка у меня нет. Одинокий танк находясь в городе представляет из себя лёгкую добычу. Танк силён в поле, где у него есть возможность реализовать мощность своего оружия и брони (танку страшны только прямые попадания специальных противотанковых средств) и естественно свою скорость и манёвренность. В городе всё наоборот: манёвра нет, обзор плохой, единственное направление движения (дорогу) заминировать легко, скрытно подобраться к танку поближе также не сложно, да и по верхним этажам близлежащих зданий огонь вести танк не может. Танк в городе можно использовать только как САУ, да и то при серьёзном прикрытии пехотой. Сербский город Приштина был враждебен для англичан и поэтому для того чтобы танк без сопровождения выехал в ночной город нужна была существенная причина. Такой причиной могла быть военная необходимость или же вышеупомянутое желание пьяных и или уколотых «инглезов» покататься по ночному городу. В принципе если танк действительно катался то я понимаю ребят из его экипажа, я сам в общем-то такой же. Такое необычное и удивительное экстремальное приключение как свободная езда на танке по городу не может себе позволить даже большинство богачей-миллионеров и поэтому если простым английским парням выпал редкий шанс экстремально порезвиться то его было бы глупо упускать. Жить нужно интересно, иначе зачем вообще жить. В смысле доступности тех или иных удовольствий жизнь очень интересная штука - то, что недоступно богатым и знаменитым может оказаться вполне доступно простым и скромным, главное не боятся и свой шанс не упустить. Великий Создатель мудро сотворил наш мир уравняв в таких вещах как счастье, смерть и острота ощущений бедных и богатых, сильных и слабых, известных и неизвестных.
За примерами этой великой справедливости ходить далеко не надо. Сколько бы богатые мужчины и женщины не окружали себя холёными продажными сексуальными партнёрами никто и никогда из них не испытает столько искреннего счастья и наслаждения сколько будет доступно простым, бедным, неизвестным и не особо красивым парню и девушке где ни будь на заднем сиденье старенькой машины, ну или в кустиках на природе. То же и со смертью - подох Гитлер, подох Ленин, подыхали Рокфеллеры и Ротшильды, подохнут Билл Клинтон и Мадлен Олбрайт и ни деньги, ни власть, ни известность не помогут им избежать общей участи всех людей. Умрут все, и хорошие и плохие. А после физической смерти всех нас ожидает суд Божий, во всяком случае я в это верю, и на этом суде спросят с каждого за то как он жил и что делал. И там тоже не помогут ни деньги, ни власть, ни известность, там будет важно только то, что ты делал во время своей земной жизни.
Тоже самое и с острыми ощущениями: любой парень может пойти подраться на ринге и в тот момент когда он преодолеет свой страх, свою боль, когда он соберёт в кулак свою волю и силу и победит сильного противника, ну или хотя бы выстоит и не сдастся, то в этот момент на всей Земле не будет человека испытывающего более яркие эмоции чем он. Ну или появление ребёнка. Ребёнок это новая жизнь, частичка огромной Жизни, это продолжение Божественного творчества, это просто ЧУДО. ЧУДО недоступное всей человеческой науке и технике вместе взятой, но доступное почти что любой, даже самой никудышной женщине. Любая, даже самая дрянная бабёшка, вынашивая своего ребёнка является в общем-то творцом новой жизни, повторяя то, что когда-то было сделано всемогущим Богом. Дрянная бабёшка способна на большее нежели чем вся человеческая цивилизация вместе взятая! А какая радость видеть в ребёнке свои черты, понимать что он является твоим продолжением, как кайфово осознавать факт того, что близких тебе людей на планете стало больше! Этот кайф не заменит ничто и этот кайф доступен почти всем людям независимо от денег, власти и известности … хотя конечно когда есть много денег и есть власть то плодиться и размножатся можно в более благоприятных условиях, да и расплодиться можно в значительно большем количестве, чего бы лично мне очень хотелось.
В общем-то и на счёт лично моего счастья Косово хороший пример. Тогда у меня не было ни денег, ни имущества, ни власти, но зато я участвовал в важнейших мировых событиях, я старался помочь обездоленным людям, со мной рядом были мои товарищи среди которых и мой настоящий друг, у меня были опасные и интересные приключения, я был молод. В те дни я был счастлив, и даже ежедневно виденная мною несправедливость не омрачала это счастье. Вот так.
Танк грохоча обрезиненными траками гусениц, урча могучим движком и яростно мотая антенной удалялся. Я вышел из-за своего укрытия и возобновил свой путь к госпиталю. После посещения неуютного табора и недавней встрече с английским танком я был немного «на взводе». Не то чтобы я нервничал или сожалел о чём-то, просто было немного «не по себе». Я мысленно задавал себе вопрос: «О чём я думал когда куда-то попёрся среди ночи?» Ответ был для меня очевиден и смысл его укладывался в старую русскую поговорку: «Хуй стоит - голова не думает». Пошёл ради девочек и приключений - мотив похода вполне достойный для мужчины. Вскорости я прибыл на наш пост и ответив на несколько в общем-то нелепых вопросов своих товарищей, ну и естественно Командира, о том, почему я не привёл девок и почему отсутствовал так долго (долго по их мнению) я заступил на дежурство. Больше в эту ночь со мной ничего не произошло. А цыганки так и не пришли к нам. Ни на следующий день, ни когда-либо позже. Все парни были огорчены, видимо не один я слишком рьяно настроился на встречу, но возможности повлиять на ситуацию у нас не было. Через пару дней мы о цыганках уже и не вспоминали. Если меня не подводит память, старик кажется говорил потом, что табор откочевал дальше в Сербию, в Косово оставаться им было опасно.
Последующие дни мы продолжали нести службу по охране госпиталя. Время от времени к нам заезжали наши товарищи отправляющиеся или возвращавшиеся с каких-либо заданий. Мы общались, делились новостями и обменивались мнениями о происходящем. С учётом всего услышанного можно было сделать вывод о том, что ситуация в крае Косово была в общем-то стабильная. Ни одного мало-мальски серьёзного столкновения наших сил с албанами так и не произошло. Натовские подразделения повсеместно разворачивались и обживались. Албанцы продолжали свирепствовать. Не смотря на прибытие нескольких самолётов из России никакого существенного подкрепления мы по-прежнему не получили. Практически все попытки наших младших («полевых») командиров оказать помощь сербам пресекались командованием. Последнее не нравилось большинству из нас. Сербы видели, что на местах русские стараются их защитить, но при этом сербы стали осознавать, что на серьёзную помощь со стороны России им рассчитывать не придётся. В разговорах с местными я выяснил, что кроме нас, русских, их хоть как-то пытались защищать испанцы. Где именно это было я не знаю - ни одного испанца я вообще не видел. Поскольку никакой видимой существенной помощи от нас не было, да и вели мы себя вызывающе, сербы должно быть решили, что нам наплевать на их судьбу и что мы не хотим их защищать. Но это было не так.
Наблюдая день за днём страдания беззащитных сербов мы понимали что должны что ни будь сделать чтобы хоть как-то им помочь. Все мы на тот момент уже осознали, что со стороны нашего командования явно не будет сделано ни каких шагов в этом направлении, но примириться с ситуацией нам было тяжело. Особо тяжело было примирится с ситуацией из-за того, что сербы постоянно сообщали нам о новых своих бедствиях, да и видеть албанских мародёров безнаказанно везущих награбленное в сербских домах имущество нам приходилось каждый день. К слову сказать, вывозя награбленное албаны действовали по принципу «кто во что горазд». Для перевозки награбленного кто-то из них использовал трактор с прицепом, кто-то машину, ну а кто-то и самую обычную тележку.
Мы часто говорили между собой, что этих мразей надо наказывать и возмущались тем, что командование не даёт нам расправиться хотя бы с самыми наглыми из них. Командир хотя и был сдержан, но тем не менее поддерживал наши справедливые карательные помыслы. Он так же как и мы не мог изменить ситуацию, но и примириться с таким положением дел у него не получалось. Как-то вечером собравшись коллективно поужинать и выпить пива мы снова заговорили на эту тему и в этот раз наш разговор неожиданно принял вполне конкретный оборот. После непродолжительного обсуждения мы пришли к выводу, что раз уж командование не разрешает нам защищать сербов то мы сделаем это самостоятельно. Без разрешения. Тайно и неофициально. На свой страх и риск.
Мы решили узнать у сербов где по близости находится какая ни будь не слишком большая банда шиптаров, после чего переодевшись в гражданскую одежду пробраться к этим выродкам и всех их поубивать. В гражданскую одежду было необходимо переодеться для того, чтобы какой ни будь случайный свидетель не смог опознать нас как солдат российского контингента. Получилось бы, что шиптаров убили какие-то неизвестные люди, похоже даже было бы на разборку между группами мародёров. Банды бы не стало и сербам по меньшей мере на какое-то время стало бы безопаснее жить. Случайные свидетели смогли бы рассказать другим албанам только про группу неизвестных лиц в масках и гражданской одежде. Шиптарам некому было бы мстить и не на кого было бы жаловаться, таким образом нам бы всё сошло с рук.
Если бы шиптары оказались ловчее и смогли бы опередить нас, то значит нам не повезло. Риск благородное дело. Необходимо было ещё и раздобыть оружие, поскольку со своими стволами «идти на дело» было недопустимо. Раздобыть оружие нам не представлялось слишком сложным поскольку мы знали что оно есть у некоторых, возможно даже у многих сербов. Мы обсуждали этот план действий вместе с Командиром - никто никому не приказывал, а было натуральное обсуждение. «На дело» должны были пойти только добровольцы и с этим проблем не возникло. Командир возглавил нашу нештатную штурмовую группу.
Что же касается меня, то я был одним из самых рьяных сторонников вышеописанного мероприятия и естественно я был в числе вызвавшихся добровольцев. Поскольку охранять госпиталь по-прежнему было необходимо, то нашлось занятие и для тех из нас кто не слишком горел желанием рисковать собой ради защиты сербов. То, что мы собирались сделать с точки зрения уголовного закона полностью подходило под понятие преступления, причём преступления тяжкого. Соответственно мы могли понести за него наказание и мы прекрасно отдавали себе отчёт в этом, но мы не боялись рискнуть ради правого дела. Что же касается морально-психологического аспекта, то тут уместно сделать пояснение следующего характера.
Мною было уже упомянуто, что среди военнослужащих боснийской миротворческой бригады было немало ребятишек ориентировавших свою жизнь на так называемые «понятия» и любое нарушение закона для них было однозначным геройством. Хотя таких «воинов» в нашем отделении не было ни одного, зато и фанатичных сторонников правопорядка среди нас также не наблюдалось. Посему могу уверенно утверждать, что даже серьёзное нарушение закона никем из нас не воспринималось как что-то сверхъестественное и недопустимое. Что касается меня лично, то тут всё ещё более просто - для меня всегда были нерушимы мои внутренние нравственные нормы, а вовсе не формальные правила поведения. Более того, я всегда считал, что если я совершу благой поступок и пострадаю за это, то таким образом я буду героем. Для меня не было разницы законно или незаконно то или иное моё действие, главное чтобы оно было справедливо.
С годами мои убеждения сформировались в чёткие нравственно-религиозные нормы основанные на жизни в гармонии с природой. Таким образом, сейчас в своей жизни я придерживаюсь Законов установленных Богом, а вовсе не законов выдуманных какими-то неизвестными мне людьми. Причём почитаемые мной божественные законы природы всегда неизбежно реализуются, тогда как законы выдуманные современной цивилизацией если и работают, то только тогда, когда в них верят люди и когда есть силовой механизм принуждения к ним. Даже если представить, что не будет взяток, подкупа, сговора, лжесвидетельства, то всё равно в суде окажется победителем тот, кто лучше юридически подкован, а вовсе не тот, кто объективно прав. Законы природы наоборот - вершатся точно, неизбежно и независимо от чьего либо мнения. Стало быть этих законов и нужно придерживаться. Только так можно быть полноценным человеком, обладать целостными познаниями о жизни и в конечном итоге получить всё что в действительности заслуживаешь.
Я всегда был готов рисковать ради того, что считал правильным, но с тех пор как я пришёл к своим религиозным нормам для меня самым главным в жизни стало не опоганить свою душу, пусть даже если мне и придётся пострадать ради этого. Говоря простым языком я лучше умру чем изменю своим убеждениям. Это не просто красивые слова. Я не герой и не фанатик, просто-напросто я ясно осознал, что в конце физической жизни всем людям придётся ответить за свои поступки. Меня, как и большинство людей, конечно же можно под пытками заставить сказать что угодно, но вот заставить меня совершить какой ни будь абсолютно несовместимый с моими убеждениями поступок навряд ли получится. Например попав в плен я не встану в ряды врагов и не буду, ни расстреливать своих товарищей, ни воевать против своей Родины. Пускай меня мучают, уродуют, убивают, пускай делают всё что захотят - предателем я не буду. Лучше один раз мучительно умереть в земной жизни, чем вечно страдать в жизни духовной. Да и не смогу я нормально жить если буду мразью себя чувствовать. Безнравственным «людям» на свете живётся проще.
Что же касается законов общества, то для меня они являются законами только в той части, в которой они не противоречат моим религиозным убеждениям. Всё остальное это только правила поведения в чуждом моим убеждениям обществе. Правила, которые можно выполнять, а можно и не выполнять, главное не попадаться. Осваивая юридическую науку я пришёл к чёткому убеждению, что не смотря на очевидную справедливость большинства законов, мудрая поговорка «Закон что дышло, куда повернул так и вышло» актуальна для всех времён и народов. Хорошим примером подтверждения этой поговорки является позорный гаагский суд над руководителем Сербии Слободаном Милошевичем. Военная агрессия согласно современному международному праву является преступлением против человечества. В Гааге представители стран агрессоров судили человека безуспешно пытавшегося защитить свой народ. Да и не его одного, подавляющее большинство подсудимых были сербами. Проще (и честнее) можно сказать, что в Гааге ПРЕСТУПНИКИ СУДИЛИ ЧЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ. Естественно, к справедливости эта юридическая клоунада не имела ни какого отношения, но тем не менее у организаторов этого позорного трибунала нашлись законные основания для возбуждения процесса.
Честно признаюсь, что помимо желания защитить сербов у меня ещё присутствовал и боевой кураж. По моим представлениям устроить ловкий налёт и свирепо расправиться с негодяями, оккупантами-мародёрами, было делом крутым, а потому кайфовым. Это не пьяному в баре подраться и не дурочку где ни будь повалять. Серьезное, опасное, крутое, в общем настоящее дело. Так сказать, очередная золотая монетка в копилку жизненного опыта настоящего мужчины.
Кроме того, мне ещё очень хотелось захватить какой-нибудь трофей - пистолет, нож, часы, да вообще всё что угодно лишь бы эта вещ принадлежала врагу которого убил лично я. Что ни будь памятное, какой-либо материальный знак моей победы в смертельной схватке с ВРАГОМ. Материальный символ того, что я убил не какого-то таракана, а убил человека, одержав таким образом верх в самой бескомпромиссной и самой честной в мире борьбе - борьбе за выживание. Борьбе, ведущейся не на жизнь, а на смерть.
Именно СМЕРТЕЛЬНОСТЬ борьбы представляет главную ценность победы в ней. Выражаясь языком столь милых моему сердцу индейцев я хотел заполучить своеобразный «скальп». Охотники любят развешивать по стенам рога и шкуры убитых ими зверушек, гордясь при этом своими трофеями. Я никогда не понимал, чем тут можно гордиться - по моим убеждениям, ради развлечения расстрелять из мощного оружия, с безопасного расстояния, несчастное, ни в чём не повинное, как правило беззащитное, прекрасное живое существо это не слишком великий подвиг. Думаю, что в отличие от меня, большинство «отважных» охотников никогда на войне не были, да и не спешат туда по вполне понятной причине - на войне легко из охотника превратиться в жертву. Причём на войне можно погибнуть очень просто и очень быстро. Глумится над зверятами куда как безопаснее.
Совсем другое дело противник в лице вооружённого человека. Противник, который может оказаться умнее, сильнее, ловчее тебя. Противник, который ЛЕГКО может тебя убить, искалечить или изуверски замучить. Убить такого противника это значит навсегда поставить точку в его деятельности. Убить такого противника безусловно означает совершить действительно значимый поступок. Возможно даже самый значимый поступок за всю свою жизнь. Соответственно вещь принадлежавшая убитому врагу это очень знатная вещь. И поэтому я весьма хотел заполучить такую вещицу.
Моими помыслами руководила здоровая природная мужская энергия, энергия практически несовместимая с ценностями современной извращённой цивилизацией. Выродки интеллигенты-гуманисты всегда осуждали такие помыслы, но я точно знаю, что все они руководствовались исключительно страхом смерти, а вовсе не добротой и состраданием. Трусостью и эгоизмом они руководствовались, то есть низменными качествами души. Они всегда осуждали здоровую природную естественность, поскольку сами были сильно нездоровы. Осуждая дикость они из кожи вон лезли создавая современную цивилизацию. Цивилизацию, неотъемлемой частью которой являются такие «нужные» и «полезные» для человечества явления как атомное оружие, аборты, химические наркотики, генная инженерия и загрязнение окружающей среды. Прогрессивные интеллигенты очень любят похваляться тем, что «высокоразвитая» цивилизация принесла людям много пользы, в частности научилась лечить многие болезни. У этих выродков не хватает ума для того чтобы понять, или же честности для того чтобы признать, простой факт - абсолютное большинство современных заболеваний как раз и вызваны особенностями современной цивилизации. Если конкретнее, то большинство современных заболеваний вызваны крайне неблагоприятной экологией, неестественным для человека образом жизни и в том числе неестественными отношениями между людьми, вирусами и бактериями вырвавшимися из лабораторий (кто не в курсе, СПИД появился как раз оттуда) ну а главное, отсутствием у большинства людей возможности вести здоровый образ жизни как таковой.
Современная «высокоразвитая» цивилизация в прямом смысле слова делает недоступным здоровый образ жизни для большинства людей населяющих нашу планету. Полным бредом является утверждение что современная цивилизация сделала людей счастливыми. Счастье это состояние души вообще не зависящее от каких-либо материальных аспектов. Оно или есть - или его нет. Здесь, в Косово, я не имел большинства материальных благ и удобств присущих современной цивилизации, но я был счастлив как никогда больше в своей жизни. По большому счёту у меня не было ничего кроме автомата за спиной, жаркого солнца над головой да товарищей рядом, но я был счастлив.
Я мало спал, сильно уставал, я в любой момент мог быть изловлен жестокими врагами, я мог быть убит или искалечен, но я был счастлив. Даже виденные мною страдания ни в чём не повинных людей хотя и «задевали меня за живое», но всё же не убивали состояния эмоционального подъёма в моей душе. И хотя от происходящих в те дни в Косово событий на душе временами становилось погано, всё же счастье «на совсем» от меня не уходило. Я был счастлив от своего участия в крутых событиях мирового масштаба, я был счастлив от ощущения боевого братства, я был счастлив от опасных и интересных приключений, я был счастлив от лета и солнца, наконец я был счастлив просто потому что был молод, жив и здоров. Личное участие в расправе над оккупантами - террористами, мародёрами, насильниками, грабителями и убийцами сделало бы меня ещё счастливее. Добытый при этом трофей осчастливил бы меня ещё более.
На следующее же утро мы обратились с предложением вышеописанной помощи к одному из знакомых нам сербов. Этим знакомым был полицейский спецназовец очень удачно пришедший зачем-то в госпиталь с самого утра. Серб выслушал нас и в общем-то одобрил наши замыслы, а заодно и подтвердил наши предположения насчёт того, что в случае необходимости достать нужное нам оружие будет несложно. Он слушал нас очень внимательно, но наше предложение воспринял как-то не слишком восторженно. В принципе он вообще был сдержанным парнем поэтому я не придал его чрезмерному спокойствию большого значения. Серб сказал, что сегодня же он передаст наше предложение своему знакомому, бывшему начальнику местной полиции и позже организует нашу встречу с ним.
Мужчина сказал - мужчина сделал. Уже на следующий же день мы сидели за столиками специально открытого по этому случаю кафе, а напротив нас сидел мужичёк который был представлен как бывший начальник полиции этого района. Мужик слушал нас внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы, иногда наоборот, сам вносил какое-либо уточнение. Он был доброжелателен, но так же как и спецназовец почему-то не высказывал большого энтузиазма на счёт скорейшей реализации наших замыслов. Шеф полиции сразу и без ненужных кривляний сообщил нам два важных момента. Он прямо сказал, что необходимое для этой операции оружие у него есть. Также он сообщил, что ему точно известно где располагается группа не просто каких-то мародёров, а самых настоящих боевиков ОАК-УЧК. Последняя информация вызвала у нас бурный восторг поскольку расправиться с боевиками-террористами было намного более полезно и почётно нежели чем с оборванцами-мародёрами. Поскольку нам было необходимо провести операцию во-первых скрытно, а во-вторых абсолютно без потерь, то мы заранее старались как можно лучше обсудить все возможные варианты развития событий.
Насчёт того, что операцию нужно было провести без малейших потерь необходимо сделать следующее пояснение. Конечно же нам были дороги наши жизни и здоровье, но дело тут было не только в этом. Важным моментом являлся факт незаконности операции которую мы собирались проводить. Если бы всё было по закону и случись бы кому-то из нас схлопотать пулю то проблемы возникли бы только у него, ну да ещё у его родных и близких. Незаконная операция это совсем другое дело. Что бы случилось если бы на месте неудачного для нас боя остался бы труп того, кто в дальнейшем был бы опознан как российский десантник? Это ещё не худший вариант, худший вариант получился если бы большая часть группы погибла, а кто-то, будучи например раненым, попал бы в плен. Выбить из пленного информацию необходимую для нашего разоблачения, равно как и передать его своим заокеанским покровителям, шиптары безусловно смогли бы. Представителями «мирового сообщества» наши действия были бы расценены в лучшем случае как бандитизм, а в худшем как спланированная террористическая провокация нацеленная российскими спецслужбами на дестабилизацию обстановки в Косово.
Политические последствия для России были бы непредсказуемы и пострадать могли бы тысячи людей. Для тех из нас, кто участвуя в операции остался бы жив это означало бы суд и срок. Мы понимали это, но от безысходности готовы были рискнуть. Рискнуть своей жизнью, своим здоровьем, своей свободой, своей Родиной. Защитить сербов было делом правым, а если ради правого дела человек не готов рисковать всем что имеет то дрянь он, а не человек. Да и к тому же те, кто не борется с беспределом сегодня, завтра сами могут стать его жертвами. Мне бы очень не хотелось чтобы косовские события повторились в России. Хочешь быть человеком, так сделай свой выбор и борись против зла. Мы тогда свой выбор сделали. Конкретно сделали. При всём, при этом, мы вовсе не горели желанием умереть молодыми героями и поэтому старались принять все возможные меры для благополучного исхода операции.
В ходе обсуждения мы детально рассмотрели все возможные варианты и в частности пришли к соглашению, что с нами на операцию должен пойти кто ни будь из местных. Это было необходимо для того чтобы проводить нас до места и обратно, а так же для того чтобы мы по ошибке не «шлёпнули» кого ни будь постороннего. Обсуждения совмещённые с обедом затянулись часа на два. Несмотря на подробное обсуждение многих теоретических вопросов к конкретному результату мы так и не пришли. Сербы не ставили под сомнение уровень нашей боевой подготовки, нашу решимость и сам факт успеха операции и тем не менее они не проявляли ярко выраженного интереса к переходу от теоретических обсуждений к практической реализации. Вскоре обсуждать стало больше нечего, да и обед уже был съеден. Мы подняли ещё по стопочке ракии проведя таким образом финальную черту нашему заседанию.
Настала пора бывшему главному полисмену сказать своё окончательное слово и он его сказал. «Я подумаю, завтра-послезавтра дам ответ» - сказал шеф полиции доброжелательным, но пресным тоном. По тому как это было сказано, да и впрочем вообще по отсутствию повышенного интереса сербов к нашему предложению я со всей ясностью осознал, что придуманная нами операция не состоится. Мы попрощались с бывшим шефом полиции. Именно попрощались, поскольку никогда больше его уже не увидели. Мы вышли из кафе и пошли к госпиталю по пути обсуждая возможные перспективы развития нашего плана. В тот день произошло последнее посещение нами этого кафе, больше никто из нас туда не ходил. Вернее сказать мы ходили туда, но кафана была закрыта, а её владельца поблизости не было. Разыскивать его через спецназовца мы уже не могли (да по большому счёту и не хотели) по причине охлаждения отношений с сербами.
Наш Командир высказывал предположение, что операция может состояться, кто-то из парней тоже так считал, но я уже тогда знал что её не будет. Я даже точно понял по какой именно причине она не состоится. Сербы могли уничтожить эту, равно как и многие другие группы албанов самостоятельно, без всякой нашей помощи, однако не делали этого из-за нежелания спровоцировать в отношении себя ответных действий как со стороны шиптаров, так и со стороны сил НАТО. Сербская армия уже давно ушла из Косово и поэтому нагнетать обстановку было не в сербских интересах. То, что мы были людьми сторонними и неизвестными по сути ничего не меняло - за смерть своих земляков шиптары всё равно бы нанесли ответный удар по сербам. Вернее не удар, а удары. Наше мероприятие принесло бы сербам не пользу, а вред. Сербы нуждались не самоуправной расправе крутых парней над террористами, а в ОФИЦИАЛЬНОЙ защите со стороны России. Все возможные последствия нашего отчаянного поступка сербы поняли ещё в ходе разговора. Поняли и сделали соответствующие выводы. Обсуждение подробностей только укрепило их уверенность, что предложенная операция это чистой воды наша самодеятельность. Они с уважением отнеслись к тому, что мы собирались рисковать собой ради оказания помощи их родственникам, друзьям и землякам, но от нас им нужно было не самопожертвование, а реальная защита. Защиту мы дать не могли.
Некультурные люди имеют привычку оставлять без какого бы то ни было ответа непонравившееся им предложение, выказывая таким образом неуважение к тому кто это предложение сделал. Некультурных людей иногда за это хамство наказывают. Правильно что наказывают, неправильно что только иногда. Бывший начальник полиции являлся человеком культурным и не стал игнорировать наше предложение. Через несколько дней после нашей, едва не ставшей исторической, встречи в кафе он прислал нам ответ. Его ответ передал нам на словах серб-спецназовец. Я не помню точной формулировки, но суть ответа была проста: «Операцию проводить не надо». Так всё и кончилось не успев толком начаться. После этого я окончательно утратил надежду на то, что мы сможем помочь сербам. Я не разозлился, скорее у меня появилась своеобразная апатия ко всему происходящему. Не то чтобы я перестал сочувствовать сербам, просто я смирился с мыслью что мы им ничем помочь не сможем. Я перестал придавать большое значение происходящим вокруг событиям, как бы перестал замечать их. Обращать пристальное внимание на что-то негативное и не иметь возможности это негативное исправить значит попросту трепать свои нервы. Думаю большинство наших парней к тому времени уже пришло к аналогичному выводу.
Я уже упомянул, что наши отношения с местными сербами стали заметно охлаждаться и после того как наша отчаянная попытка помочь им не увенчалась успехом отчуждение стало взаимным. Мне, да наверное не только мне, но и большинству из нас, было неудобно и даже стыдно общаться с людьми которые обоснованно ждали от нас защиты, но не получили её. Я старался лишний раз не разговаривать с сербами и даже старался без надобности не находиться рядом с ними. Однако, кроме стыда за свою за неспособность защитить сербов в нежелании лишний раз общаться с ними сыграло немаловажную роль и поведение самих сербов. Дело в том, что адекватных людей, понимавших что мы являемся простыми солдатами и от нас уже не многое зависит, среди сербов было мало. Одним из редких исключений был бывший полицейский спецназовец, но он в общем-то даже и сам по себе отличался от простых гражданских людей. Мало кто из сербов отдавал себе отчёт в том, что русские солдаты очень даже хотели бы прогнать проклятых албанских оккупантов и обеспечить безопасность братьям славянам да только эти солдаты не имеют для осуществления своего желания ни достаточных сил, ни, что самое главное, приказа. То ли сербы реально «не врубались» в ситуацию, то ли они всё понимали, но не имея возможности высказать всё что думают о такой «братской помощи» напрямую правительству России выплёскивали свои неприязнь и разочарование на нас. В любом случае требовать от простых солдат урегулировать вопросы мировой политики было проявлением неадекватности.
Я понимаю, что жизнь каждого серба в те дни висела на ниточке, но всё же не нужно было требовать от нас прыгнуть выше головы. Поскольку среди местных сербов адекватно воспринимающих ситуацию людей было мало, а людей желавших невозможного, наоборот, много, то вскоре общее отношение к нам со стороны сербов стало недоброжелательным. В принципе, наше поведение провоцировало сербов - будучи физически крепкими, вооружёнными и экипированными парнями мы только и делали что день за днём пили, ели, разговоры разговаривали и бездельничали. Как бы то ни было, охлаждение отношений начатое сербами вызвало у нас ответную реакцию. Меня раздражала ставшая в последние дни очевидной недоброжелательность сербов. Особо огорчало то, что буквально на днях я собирался рискнуть жизнью, здоровьем и свободой ради того чтобы хоть как-то помочь им.
Я решил, что раз сербы так несправедливы к нам, то и пускай «все они идут на хер вместе со своими трудностями». И я стал отвечать на сербскую холодность своим равнодушием. На практике это означало, что помимо ограничения в общении я стал почти не обращать внимания на сербские проблемы. Так в общем-то стали делать мы все, во всяком случае на нашем посту. Я не профессиональный психолог, но сейчас я чётко понимаю, что в такой обстановке наши отношения с сербами по-другому развиваться не могли. Невозможно нормально общаться с людьми когда испытываешь перед ними стыд и в тоже время понимаешь, что эти же самые люди относятся к тебе несправедливо. Короче, всё шло по принципу: «Чем дальше, тем хуже».
Любопытно отметить, что когда я читал многочисленные воспоминания русских добровольцев воевавших на стороне сербов во время балканских конфликтов 1990-99 годов, то мною было подмечено что авторы этих воспоминаний замечали, что по прошествии какого-то времени между ними и сербами появлялось необъяснимое словами отчуждение. Тема участия наших соотечественников в балканских войнах меня притягивала как магнит (почему не знаю сам) и интересоваться этой темой я стал ещё до армии. За несколько лет я прочитал существенное количество литературы посвящённой этой теме и в дальнейшем даже пообщался с несколькими добровольцами.
В некоторых публикациях авторы обращали внимание на взаимное отчуждение возникавшее между русскими и сербами спустя какое-то время после прибытия наших соотечественников в места боевых действий. Наиболее интересно это явление было описано в журнале «Солдат удачи» Борисом Земцовым повоевавшим в Боснии на стороне сербов в качестве добровольца. Помимо ведения боевых действий он вёл ещё и своеобразный дневник, записи из которого стали основой для его статьи. Написано было толково, видно было, что писал человек неглупый и хорошо понимавший ситуацию. Хотелось бы мне как ни будь встретиться с этим человеком и вдоволь пообщаться, но видимо это вряд ли получится.
Я много думал о том, почему же между нами и сербами неизбежно появлялся психологический барьер. Думал-думал и придумал. Вернее понял. Как мне представляется дело тут в том, что реальные русские бойцы очень сильно отличались от того образа русских воинов, что витал в сербских головах. Начитавшись учебников истории сербы должно быть ориентировались на тех русских, что жили в России до революции: православных, свято чтящих славянское братство, смиренных чудо-богатырей. Это очень напоминает ситуацию, когда потомки дореволюционных эмигрантов приехав в современную Россию наивно и нелепо рассчитывают увидеть страну которую покинули их предки. В действительности от России дореволюционной не осталось ничего кроме памятников и антиквариата. Русских людей как таковых в России в общем-то тоже не осталось - большинство русскоязычных жителей современной России это люди не русские, а ПОСТСОВЕТСКИЕ. Между русскими и постсоветскими людьми пропасть. Не в смысле внешнего вида или языка, а в смысле мировоззрения.
Русский народ был смертельно ранен в 1917 году и затем мало-помалу умер. Нету больше русского народа в прямом смысле слова, зато есть народ постсоветский. Но именно этот постсоветский народ сейчас официально называется русским. Принадлежность к русскому народу всегда определялась не по характерному внешнему виду, а по культурной идентичности. Этот принцип русские унаследовали от своих предков - древних славян. Этот принцип называется принципом общинности - раз живёшь с нами по нашим жизненным понятиям, считаешь себя нашим, ну значит ты наш, родной. Так живут все сильные народы, живут и процветают не смотря ни на что. К примеру, такой принцип характерен для казаков. Русский народ унаследовал от древних славян принцип общинности, но не религию. Христианство убило общинность (старообрядцы пытались её сохранять), но тем не менее оно объединяло народ вокруг одной мировоззренческой идеи. Советская система убила и эту идею, заменив её на веру в светлое будущее. Светлое будущее так и не настало.
Современный русский народ даже сложно назвать народом по причине отсутствия у него общенародной объединяющей идеи. Я уверен, что её уже никогда и не будет, равно как не будет и самого народа - русский народ уже прошёл свою точку невозвращения. Кстати, европейцы тоже. Великий русский народ-исполин уйдёт в небытие, но повернул он туда не сегодня, и не в семнадцатом году, и даже не тогда когда пучеглазый император запретил русским любить русское. Русский народ повернул в небытие когда его князья стали насильственно повсеместно внедрять чуждое славянам христианство. Европейцы сгинут по той же причине - куда приходит христианство, те народы не процветают. Причина в том, что вырождение и противоестественность заложены в саму идеологию христианства и являются его неотъемлемыми составляющими. Я даже не представляю кто придумал христианство, но точно уверен что это были очень хитрые и злые люди.