Горбачев, безусловно, был обречен.
Трудно сказать, с какого момента. Скорее всего, с марта 1990 года, когда из Конституции СССР была исключена 6 статья «О руководящей и направляющей роли КПСС». Горбачев верил, что КПСС сможет и в условиях многопартийности играть в обществе главенствующую роль и смог заразить этой верой партаппарат. Однако к 28 съезду КПСС (июль 1990 года) дым иллюзий для большинства рассеялся.
«Один мой хороший товарищ как-то рассказал мне характерную историю, — вспоминает в своей книге «Муки прочтения бытия» Александр Яковлев. — Перед 28 съездом КПСС в гостинице, где жили делегаты, собралась небольшая группа — человек пятнадцать влиятельных секретарей обкомов и крайкомов — и под выпивку, на «партийной основе», говорили о том, что главное для них — отделить Яковлева и Шеварднадзе от Горбачева, а уж с самим Горбачевым они как-нибудь справятся».
В кулуарах 28 съезда распространялась ксерокопия газеты «Русский голос», которая писала: «Нам нужен новый Гитлер, а не Горбачев. Нужен срочно военный переворот. В Сибири у нас еще много неосвоенных мест, ожидающих своих энтузиастов, проваливших дело перестройки».
28 съезд стал апогеем травли Александра Яковлева. Яковлеву пришлось попросить слово для повторного выступления. Обращаясь к съезду, он сказал: «Конечно, все это оставляет рубцы на сердце, но я хотел бы сказать организаторам этой скоординированной кампании, тем, кто стоит за их спиной: укоротить мою жизнь вы можете, но заставить замолчать — никогда!» 28 съезд КПСС открыл дорогу в эмпиреи партийного руководства новичку — первому секретарю Красноярского крайкома КПСС Олегу Шенину. Он стал членом Политбюро ЦК КПСС. Валентин Павлов — членом ЦК КПСС. В нарушение официально провозглашенного курса на многопартийность, съезд оставил в руководящем органе партии — ЦК КПСС министра обороны СССР Язова и председателя КГБ Крючкова.
Александр Яковлев был выведен из состава Политбюро и секретариата ЦК КПСС по «личной просьбе».
Нет никаких сомнений, что 28 съезд был не просто демонстрацией силы — в ходе его была избрана и опробована тактика сопротивления реформам Горбачева.
От Горбачева наряду с «умеренными реформаторами», типа Яковлева, Шеварднадзе, отсекались и «радикалы». Здесь ставка была сделана на раздувание взаимной неприязни Горбачева и Ельцина, вспыхнувшей на октябрьском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС, с трибуны которого Ельцин обвинил Горбачева и его окружение в создании вокруг генсека атмосферы подобострастия. Натравливая Горбачева на Ельцина, реакция вбивала клин между Горбачевым и радикальными реформаторами, тем самым расчищая себе дорогу к ключевым постам в партии и государстве.
КГБ монополизировал каналы информирования президента и располагал немалыми возможностями по части влияния на него. Информация, поступающая из КГБ, постоянно убеждала Горбачева, что Ельцин и его окружение при любых обстоятельствах не пойдут с ним вместе, что Ельцин использует политические лозунги для прикрытия исключительно личных целей, которые заключаются в том, чтобы занять место Горбачева.
Вот несколько типичных цитат из донесений КГБ, обнаруженных следствием. «Ельцин настойчиво подчеркивает, что главная задача сейчас — «свалить» правительство Рыжкова…». «Гдлян намеревается опубликовать текст докладной записки, направленной им и Ивановым в 1986 году на имя М. С. Горбачева. Публикации этих материалов Гдлян придает очень важное значение, поскольку, по его мнению, в них «хорошо просматривается одна вещь: лжец Горбачев вместе с членами своего политического кружка пойман за руку. Если хорошо преподнести, то этот материал просто сражает…». «По данным от источника в руководстве МИД РСФСР, Ельцин планирует активизировать свои усилия с целью использования событий в Прибалтике, прежде всего в Литве, для возможного отстранения М. С. Горбачева от власти в СССР…»
Горбачеву внушалось, что Запад крайне отрицательно относится к Ельцину, что «обстановка в руководстве Российской федерации тяжелая и противоречивая», что Ельцина там с трудом переносят, что «вокруг него нет ни одной ясной и прогрессивной головы», что он «тяжело болен» и вот-вот рухнет, скошенный если не болезнью, то своими же сподвижниками.
Навязывая Горбачеву искаженную, однобокую информацию, его подталкивали к действиям в «нужном» направлении.
27 марта 1991 года, в канун внеочередного съезда народных депутатов России, на котором фракция коммунистов собиралась сместить Ельцина с поста председателя Верховного Совета РСФСР, в Москву были введены войска. Поводом, как тогда это объяснили, послужило письмо на имя президента СССР, подписанное 29-ю депутатами, которые просили Горбачева оградить съезд от морального террора манифестантов — сторонников Ельцина. Тогда вину за бряцанье оружием свалили на премьер-министра Валентина Павлова. Только узкий круг лиц знал, что в действительности ввод войск в Москву санкционировал Горбачев. А Павлов был всего лишь исполнителем. Решение о вводе армейских подразделений президент принял под информационным нажимом Владимира Крючкова и Бориса Пуго, которые приводили «неопровержимые доказательства», что в день открытия съезда манифестанты предпримут штурм Кремля.
Политические обозреватели отмечали огромный контраст между блестящими, уверенными действиями Горбачева на международной арене и его крайне непоследовательными метаниями внутри страны в поисках выхода из затянувшегося кризиса. Перспектива мгновенного перехода к рыночным отношениям пугала его. Эти опасения Горбачева умело подогревало окружение.
На рабочем столе президента множились докладные про то, что Запад, в том числе и США, оценивает программу «500 дней» как «нереалистичную» и «далекую от жизни».
Чем дольше медлил Горбачев, тем больше ухудшалась обстановка в стране. Топтание на месте для экономики, вынужденной жить по старым административным законам в условиях падения государственной дисциплины, неразберихи и неопределенности, было равносильно смерти. Переход к рынку в этих условиях становился все более проблематичным и по-настоящему страшным.
Вся эта политическая буффонада преследовала одну цель — ввести в стране режим чрезвычайного положения, чтобы повернуть события вспять. ЧП стало последней надеждой советско-партийной бюрократии, идеологией ее выживания.
Горбачев не отрицал возможность введения ЧП. Но на конституционной основе и исключительно в тех регионах, где в связи с этническими конфликтами проливалась кровь. Этой проблеме был посвящен ряд заседаний в конце 1990 и начале 1991 года. Он даже отдавал распоряжения готовить соответствующие документы. И все же ЧП, несмотря на мощное давление, не вводил.
Документы свидетельствуют: Горбачева задумывали сместить еще на апрельском (1991 г.) пленуме. План смещения генсека, разработанный будущим членом ГКЧП Александром Тизяковым, и обнаруженный у него при обыске, вкратце выглядит так:
«… — Организовать телеграммы с требованием к ЦК КПСС наведения порядка в экономике…
— В телеграммах должны быть и политические требования. Политическая стабилизация через: приостановление деятельности Советов всех уровней и депутатов, наведение порядка в работе средств массовой информации, оградить советский народ от разгула преступности, разгула демократии…
— Образование ВКУ (Временный комитет управления — первоначальное название ГКЧП — Прим. авт.) с передачей ему всей полноты власти;
— освобождение от обязанностей генсека и избрание и. о.;
— ВКУ образует новое правительство СССР…
Организационные мероприятия:
— Надо, чтобы народ просил КПСС навести порядок в СССР и обращался к ней, как единственной политической силе, способной решить эту задачу! Из этой кампании надо извлечь, получить и огромный политический капитал. Это обеспечит восстановление авторитета КПСС — лучшего момента для восстановления былой славы с 1985 г. не было.
— Надо, чтобы на собраниях выдвигались главные требования: отставки генсека и наведения порядка с введением чрезвычайного положения.
— Надо сыграть на всех трудностях на рынке питания и потребительских товаров. Свалить это на «демократов», неквалифицированные Советы всех уровней с их шоу-программами.
— Выступления на пленуме подготовить тех, кого надо. И у микрофонов.
— Президиум избрать из 3-х человек. Председательствующий абсолютно надежный человек и хорошо ориентирующийся.
— Прессу, кроме «Правды» и «Советской России», не пускать…»
Их остановило скорее всего, то что Горбачев незадолго до пленума в очередной раз со своим окружением обсуждал возможность введения ЧП.
Когда же закрывая пленум ЦК КПСС, Горбачев в своем заключительном слове вдруг заявил, что он никогда не поддержит тех, кто в ЧП «видит средство возврата к политической системе, существовавшей в доперестроечный период», стало ясно: президента надо убирать.
Верить ему более было нельзя.
Пресса, политики предупреждали, что дни Михаила Горбачева сочтены. Предупреждений было много, но им никто не верил. В том числе и сам Горбачев.
ДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ
Из протокола допроса министра иностранных дел СССР Александра Бессмертных от 6 ноября 1991 года:
— …20 июня 1991 года мы закончили раунд переговоров с Бейкером в американской резиденции в Берлине. Я возвратился в свое посольство для встречи с министрами иностранных дел других стран, как это обычно у нас бывает.
Позвонил Бейкер и сказал, что он очень хотел бы со мной срочно встретиться. Меня это очень удивило, так как мы только что беседовали.
Я говорю: «Джим! В чем дело? Что произошло?»
Он мнется: «У меня срочное дело. Очень хотелось бы встретиться».
Я сказал, что у меня запланирована встреча. Если нужно, пусть подъезжает, поговорим.
Он: «У меня несколько деликатное дело. Я не хотел бы… Если я поеду, то вслед двинется огромное количество машин с охраной, в городе создастся большой шум… Подключится пресса». «Если можешь, — говорит, — я буду тебя ждать в гостинице, где я остановился, но желательно так, чтобы не было особого шума».
Я говорю: «Что?! Действительно очень срочно? У меня беседа!»
Он отвечает: «Я бы на Вашем месте в принципе отложил все дела и подъехал».
… Я попросил у совпосла машину, чтобы без сирены, охраны, мотоциклистов выехать из советского посольства.
Прибыл я довольно быстро. Со мной был начальник Управления США и Канады МИД СССР — Мамедов, на случай, если понадобится эксперт. Мы с ним зашли в кабинет. Но Бейкер сказал, что он бы предпочел вести беседу один на один. И мы остались вдвоем.
Бейкер говорит: «Я только что, в промежутке между нашей беседой, получил из Вашингтона информацию. Я так понимаю, что она может быть построена на разведывательных источниках. Речь идет о попытке смещения Горбачева!»
Я, конечно, опешил и так на него смотрю внимательно. В руках у Бейкера листок бумаги.
«Это дело сугубо деликатное, — говорит, — и нам нужно как-то такую информацию передать. По нашим данным, в смещении будут участвовать Павлов, Язов, Крючков».
Бейкер еще кого-то назвал, но троих он назвал точно.
«Вопрос, — говорит, — срочный. Его нужно довести до сведения Горбачева».
Он спросил меня, есть ли прямая, совершенно защищенная связь с президентом.
Я ответил, что полностью защищенной нет, тем более, если речь идет об этих персонах… Сказал, что очень сомневаюсь в достоверности того, что ему сообщили, что это, видимо, какое-то недоразумение.
«Нет! — говорит Бейкер. — Мало ли что? Все же надо передать».
Я ему ответил, если за этим действительно что-то есть, то у меня просто нет защищенной связи, у нас в посольстве есть только связь «ВЧ», но она находится под контролем КГБ.
Тогда Бейкер предложил имеющуюся информацию передать, воспользовавшись американским посольством в Москве.
Я, в свою очередь, пообещал позвонить помощнику президента Черняеву, чтобы тот связался с посольством.
Бейкер говорит: «Тогда мы поручим послу Метлоку. Его уже запрашивают. А Вы звоните Черняеву и попросите его быстро организовать встречу. Таким образом Горбачев получит сведения. Это абсолютно надежно, и никто ничего не перехватит».
…Я приехал из Берлина в Москву 22 июня. Было возложение венков на могилу Неизвестного солдата, где присутствовало все руководство страны.
После церемонии Михаил Сергеевич пригласил меня к себе в кабинет и попросил рассказать о работе, проделанной в Берлине.
Когда мы зашли в кабинет, то я поинтересовался об информации, которую сообщил ему Метлок.
Михаил Сергеевич кратко сообщил, что ему информация известна. Он поблагодарил меня за то, что я ему все рассказал, и также сказал, что с этими «деятелями» поговорил, круто поговорил.
Вопрос:
— Когда Бейкер говорил о готовящемся смещении Горбачева, называлось ли при этом какое-то определенное время.
Ответ:
— Нет. Никаких обстоятельств не называл. Он сказал, что это может произойти в ближайшие дни, что-то в этом духе.
Уже теперь я понимаю, о чем шла речь. Когда я приехал 22 июня, все было ясно. Все это было связано с выступлением этих деятелей на закрытой сессии Верховного Совета…
Все указывало на то, что развязка близка.
20 июня Крючков направляет Болдину «Информацию о высказываниях представителя окружения президента». На конверте написано: «Вскрыть лично». А внутри приписка: «Валерий Иванович, прошу переговорить». Болдин должен был довести до Горбачева донесение КГБ, преследующее цель внушить президенту, что главная его опора в конфликте с Павловым — Крючков.
15 августа решением Центральной Контрольной Комиссии из партии был исключен ближайший соратник Горбачева Александр Яковлев.
16 августа Александр Яковлев в открытом письме к коммунистам «Об опасности реваншизма» заявил, что в стране создалась теневая структура власти, которая вот-вот выйдет из-под контроля народовластных структур. «Что касается президента, — писал он, — то очевидны попытки отвести ему роль заложника теневой структуры…»
ДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ
Информация КГБ СССР «О высказываниях представителя окружения М. С. Горбачева от 20 июня 1991 года»:
По данным из окружения М. С. Горбачева, в ближайшие 2–3 дня им должно быть принято решение, которое существенным образом повлияет на дальнейшее развитие событий в СССР, окончательный выбор основных направлений внутренней и внешней политики. Это связано с шагами, которые были предприняты в последнее время кабинетом министров и его председателем Павловым. М. С. Горбачев расценил эти действия как попытку определенной группы людей, сконцентрированных вокруг Павлова, резко укрепить власть правительства в стране, не допускать радикальных реформ во внутренней политике и экономическом развитии, отодвинув тем самым М. С. Горбачева на второй план, подорвав его личный авторитет в стране и за рубежом.
Особую озабоченность ближайшего окружения М. С. Горбачева вызвал тот факт, что линия Павлова получила активную поддержку у Язова, Крючкова, а также частично Пуго (позиция последнего не однозначна). М. С. Горбачев также озабочен наметившейся линией Верховного Совета СССР на резкую критику позиций президента на его переговорах по созданию федеративного Союза. В частности, большинство в Верховном Совете резко возражает против линии Горбачева на то, чтобы передать в ведение республик целый ряд важных функций, принадлежащих в настоящее время центральному правительству СССР, в первую очередь, его предварительного согласия на требования некоторых республик о фактическом роспуске министерства внешних экономических связей и передаче прав на внешнеторговую деятельность в ведение республиканских властей.
Ситуация для М. С. Горбачева осложняется тем фактом, что в правительственных кругах США и стран Западной Европы также оценивают сегодняшнее положение в результате действий Павлова и его кабинета министров как реальное ослабление позиций президента СССР и снижение возможности для него влиять на дальнейшее развитие событий, определять выбор основных направлений внутренней и внешней политики СССР. В частности, в ближайшем окружении Дж. Буша полагают, что М. С. Горбачев практически исчерпал свои возможности как лидер такой страны, как СССР. Вместе с тем, с учетом надвигающихся президентских выборов в США, для республиканской администрации было бы крайне нежелательным в данный момент отказываться от поддержки М. С. Горбачева, оказываемой ему в течение длительного времени. Параллельно в администрации Буша и правительствах других западных стран пытаются определить возможную кандидатуру на замену Горбачева, которая могла бы быть положительно оценена в политических и общественных кругах Запада. На данном этапе такая кандидатура пока не просматривается. Президент Буш и его ближайшее окружение категорически отказываются рассматривать в качестве возможной фигуры для замены Горбачева Б. Н. Ельцина.
В окружении Буша полагают, что приход Ельцина к власти в СССР приведет к «катастрофическому развитию событий и кардинальному пересмотру позиций США и ведущих западных стран по вопросу их политики в отношении СССР». Окружение Буша также считает крайне неправильными действия Горбачева по практической поддержке программы экономического развития СССР, подготовленной Явлинским вместе с американскими учеными. В администрации Буша считают, что этот план абсолютно нереалистичен. В первую очередь, он не учитывает «русских национальных особенностей, которые будут играть существенную роль при выполнении любой программы экономического развития в такой стране, как СССР». По существующему мнению в администрации Буша, лишь отдельные компоненты этого плана могут представить практический интерес и быть реализованы. В этой связи с настороженностью воспринимается линия М. С. Горбачева на то, чтобы «сделать ставку на программу Явлинского и вести дело к тому, чтобы сделать его премьер-министром СССР».
В окружении Буша также расценили действия Лукьянова во время его визита в Лондон как первую серьезную попытку начать возможную работу «по замене М. С. Горбачева». Они считают, что Лукьянов во время переговоров в Лондоне пытался «показать себя Западу как возможный преемник Горбачева».
С учетом указанных факторов, как считают в ближайшем окружении Горбачева, у него сейчас существуют следующие варианты выхода из создавшегося положения. Первый из них — начать активную борьбу против Павлова и поддерживающих его Крючкова, Язова и др. С настоятельными рекомендациями действовать именно в этом направлении выступает А. Н. Яковлев. В ближайшем окружении М. С. Горбачева также считают, что он не исключает для себя варианта повторения «действий Ельцина», то есть, выйти из КПСС как силы, которая препятствует «дальнейшему демократическому развитию СССР». После этого он должен будет, по логике вещей, пойти на союз с Ельциным и радикальными «демократическими» силами, поддерживающими его.
В настоящее время, по негласному указанию Горбачева, через его пресс-секретариат начата работа по сбору компрометирующих данных на Павлова. В частности, ведется анализ критических публикаций и высказываний ведущих западных политиков и экономистов.
Вместе с тем в ближайшем окружении М. С. Горбачева считают, что он в последнее время практически лишился поддержки бывших ближайших соратников: Шеварднадзе предпринимает усилия по созданию оппозиционной КПСС партии и намерен ее возглавить. Бакатин после президентских выборов в России не выполняет ни одного из указаний Горбачева, абсолютно устранился от всяких дел в Совете безопасности, деятельность которого в значительной степени парализована. Такие соратники М. С. Горбачева, как Черняев и Болдин, не способны серьезным образом влиять на развитие событий и оказывать реальное содействие президенту.
В ближайшем окружении М. С. Горбачева полагают, что наиболее логичным, разумным и приемлемым для дальнейшей судьбы СССР было бы повторение М. С. Горбачевым варианта действий, связанных с обстановкой в свое время вокруг программы «500 дней», когда Горбачев в самый последний момент отверг эту программу и поддержал линию Рыжкова.
В этой связи в окружении Горбачева отмечают, что было бы важно с учетом внутренних и внешних факторов «не загонять М. С. Горбачева в угол, а попытаться найти компромиссное решение между ним и Павловым и поддерживающими премьер-министра группами и силами». В частности, по словам источника, было бы целесообразно создать ситуацию, когда М. С. Горбачев пошел бы на фактическое согласие с линией Павлова с одновременным предоставлением ему возможности публично «скорректировать некоторые элементы программы Павлова и его политической линии».
По словам источника, в ближайшем окружении М. С. Горбачева считают, что наиболее влиятельной фигурой, которая могла бы согласовать с президентом такую тактику, является В. А. Крючков.
Подготовка к заговору уже шла полным ходом. Ожидалось, что церемония подписания Союзного договора должна состояться не раньше осени. Но президент, проявляя нетерпение, уговорил руководителей республик подписать договор уже 20 августа, заявив, что для этого случая даже прервет отпуск.
Перед отлетом в Форос в последний день жаркого июля Горбачев встретился в Ново-Огареве с президентом Казахстана Назарбаевым и президентом России Ельциным.
Союз стоял на грани глобальной реформы. Горбачева и других лидеров привело к ней осознание того, что причины затяжной стагнации, не обошедшей ни одну из республик Союза, — в полном кризисе имперской распределительной системы, недееспособности структур всесоюзной власти.
Новый Союз требовал новых подходов к управлению экономикой. Предстояло очистить центр от многочисленного нагромождения административных структур, значительно обновить высшие этажи власти. Показать народам республик, что подписание Союзного договора не просто формальность, а начало нового этапа в жизни страны.
Разговор шел без посторонних, но президентов не покидало ощущение чьего-то незримого присутствия. Первым в этом признался Ельцин.
— У меня такое впечатление, что Крючков слышит каждое наше слово, — сказал он своим собеседникам.
Они пошутили по поводу того, что у Крючкова везде есть «уши», но сочтя, что КГБ вряд ли отважится прослушивать разговор трех самых значительных политических фигур, продолжили беседу.
— То, о чем мы договорились, существенно меняло расстановку сил в стране, — свидетельствует Борис Ельцин. — После подписания Договора место Валентина Павлова должен был занять руководитель одной из республик. Было достигнуто согласие о замене Язова, Крючкова. Но кого поставить вместо них, решили обсудить позже. Министерства в основном упразднялись. Речь шла о ликвидации 60–70 министерств!..
6 августа, на второй день после того, как Горбачев улетел с семьей в Форос, Крючков вызвал двух сотрудников КГБ Егорова и Жижина и приказал им составить стратегический прогноз последствий введения в стране ЧП. К работе над прогнозом от министерства обороны был привлечен командующий воздушно-десантными войсками Павел Грачев.
После двух дней работы в условиях особого комфорта и секретности на спецобъекте КГБ в деревне Машкино под Москвой эксперты пришли к выводу: объявлять ЧП нецелесообразно. Не наступил еще тот критический момент, когда народ согласен на что угодно, лишь бы был наведен порядок.
— Но после подписания Союзного договора вводить ЧП уже будет поздно. — возразил экспертам Крючков.
— 14 августа Крючков снова вызвал нас, — свидетельствует Алексей Егоров. — Обстановка, сказал он, сложная. Горбачев не в состоянии оценить ее адекватно. У него психическое расстройство… Будет вводиться ЧП.
За день и ночь работы на том же объекте КГБ в деревне Машкино совместно с Павлом Грачевым они набросали по заданию Крючкова перечень мер, которые следовало принять, чтобы обеспечить ЧП.
Материал, ставший основой Постановления ГКЧП № 1, утром 16 августа был на столе Крючкова.
Вскоре после этого, в 11.30, Олег Бакланов прибыл в КГБ к Крючкову.
Долгий, полуторачасовой, разговор между ними дал толчок заговору. Главные фигуры предстоящих событий пришли в движение.
В 14.00 Крючков отдал распоряжение своему заместителю Гению Агееву скомплектовать группу связистов для полета в Форос, чтобы отключить у президента связь.
На следующий день, 17 августа, в 16 часов заговорщики встретились на секретном объекте Комитета госбезопасности «АБЦ», расположенном на тихой окраинной улице Москвы. Адрес был хоршо знаком. Сауна, плавательный бассейн, видеозал, кухня, холлы, номера, которые могли бы составить честь любому фешенебельному отелю, делали «АБЦ» одинаково удобным, как для отдыха, так и для работы. Здесь Крючков принимал гостей. На «АБЦ» попариться приезжали Язов, Шенин, Бакланов, Пуго… Высокие заборы, сверхбдительная охрана позволяли им здесь быть самими собой, спокойно обсуждать любые, даже самые деликатные темы.
И все же решающий разговор Крючков вынес на открытый воздух. На небольшом круглом столе в беседке, расположенной неподалеку от основного здания, стояли бутылка водки и бутылка виски, легкая закуска. Язов, Шенин и Павлов предпочли водку, остальные — виски.
Разговор начался с ехидного сообщения Палову, что его после 20-го уберут.
«Я хоть сейчас готов в отставку!» — в своей обычной лихой манере отпарировал тот и, уйдя от «личной» темы, стал высказывать озабоченность за судьбу Отечества. Положение, говорил премьер, катастрофическое. Страна стоит на пороге голода. Какая-то всеобщая вакханалия. Никто не хочет исполнять распоряжения. Одна надежда на ЧП.
— Я регулярно докладываю Горбачеву о тяжелейшем положении, — завел свою любимую пластинку Крючков. — Но он реагирует неадекватно. Прерывает разговор, переводит его на другую тему. Не верит моей информации…
Завершил Крючков предложением создать комитет по чрезвычайному положению. К Горбачеву направить делегацию. Пусть передает власть комитету. Если откажется — оставить в Крыму. Объявить, что болен… Янаев вступит в обязанности президента. На сессии Верховного Совета СССР узаконить это…
Только начался обмен мнениями — кончилась водка. За ней и закуской послали Егорова. Когда он вернулся, в беседке уже обсуждали, кому лететь в Крым.
Шенин и Бакланов, как понял из разговора Егоров, уже дали на это согласие. Язов предложил направить к Горбачеву Валерия Болдина как человека наиболее близкого к президенту, пошутив при этом: «И ты, Брут?»
— Раз надо, я поеду, — отозвался Болдин.
Павлов стал настаивать на том, чтобы к Горбачеву поехали люди, представляющие реальную власть — армию и КГБ.
— Нам с Язовым нельзя, мы должны быть в Москве, — возразил Крючков.
От армии поначалу намеревались отправить начальника Генерального штаба Моисеева, но потом, посчитав, что он не сможет «повлиять» на Горбачева, заменили его решительным и громогласным Валентином Варенниковым.
От КГБ Крючков откомандировал в Крым начальника Службы охраны Юрия Плеханова.
Язов предложил согласовать действия армии, КГБ и МВД.
— Участие МВД еще не определено, — сообщил Крючков, — Пуго пока ни о чем не знает.
— А Янаев? Лукьянов? Бессмертных? — подал голос Павлов. — Надо и их поставить в известность о нашем решении.
— Янаев тоже пока не в курсе, — сказал Шенин. — Но я с ним поговорю. Он согласится. А вот Лукьянов сильно колеблется, говорит, что Горбачев запретил ему появляться в Москве до своего прилета. Надо Лукьянова вызывать…
… В 18.15, когда обсуждение всех вопросов завершилось, Язов с военными отбыл с объекта «АБЦ». Остальные по предложению Крючкова остались на ужин.
В машине, по дороге домой, Язов посочувствовал Горбачеву: «Подписал бы Договор, а потом в отпуск отправлялся. И все было бы хорошо…»