Во время написания этой книги я на три дня вылетел со всем семейством в Лондон, чтобы слегка развеяться. И вот, гуляя по мартовской набережной, мы решили зайти на лондонскую «Аврору» – боевой пароход «Белфаст», превращенный в музей и пришвартованный у гранитной набережной Темзы.
Ничего особенного от этого музея я не ожидал, но провели мы там два часа, поднимаясь на мостики, залезая в орудийные башни и спускаясь в машинное отделение, трогая бесконечные рукоятки и наблюдая удивительное хитросплетение его железных кишочек. Даже моя гуманитарная жена была впечатлена:
– Целый город!
Хотите ощутить интеллектуальную мощь цивилизации – изучите устройство современного корабля. Впрочем, сойдет и пароход без малого столетней давности, типа «Белфаста». Боевой корабль – сложнейшая система взаимосвязей и взаимозависимостей! Глядя на это бесконечное нагромождение непонятного умного железа, поневоле проникаешься уважением к человеческому интеллекту. Удивляешься эволюции кораблей – от деревянных каравелл до этакого вот чуда железной техники. И понимаешь, насколько все это дорого стоит. Безумные деньги! А потом где-то возле радиорубки читаешь простую надпись о том, что экипаж должен поддерживать постоянную связь с берегом и слушать вечный переписк морзянки.
– Чтобы на земле знали: корабль в море, и он еще жив, – без пафоса перевела жена надпись с английского.
А почему бы ему не жить, такому умному, дорогому и сложному хищнику? А потому что море бороздят точно такие же умные хищники. Эволюция техники и социумов порождает все более и более сложные системы, которые несут себя по планете и конкурируют с аналогичными структурами.
Европейские социально-технические организмы вырвались в этой эволюционной гонке вперед. И начали распространяться по планете. И когда я слышу какую-нибудь девчачью чушь о том, что злые европейцы в погоне за прибылью поработили несчастных жителей колоний, мне делается смешно. Потому что в этом «порабощении» нет не только ничьей персональной вины, но даже и ничьего персонального желания. Или стремления к наживе за счет эксплуатации. А есть нормальное и естественное системное распространение победивших форм. Интеллектуальная техносфера расползалась по экологической нише, имя которой Земля, совершенно объективным образом. И обвинять Британию, например, в колонизаторстве и жадности так же глупо, как обвинять лед в стакане с замерзающей водой в том, что он «хочет поработить» воду. Лед, как и Британия, ничего не хочет. Просто идет естественный природный процесс замещения одной формы другой, потому что этого требуют физические условия.
И потому пути назад у нас нет, хотя временные откаты возможны… Говоря о путях назад, я имею в виду то, с чего начал эту книгу, – мощное мировоззренческое столкновение, которое сейчас ярко обозначилось, как это всегда бывает в кризисные времена. Помните тоскливые слова моего собеседника Михаила Хазина, коего я назвал старовером, о спокойной деревне, куда тянулась его душа от непонятного мира чипов, вживленных под кожу, генетически модифицированной продукции и общего городского «разврата».
«Разврат» побеждает. Он не может не победить. Потому, что «разврат» удобнее, веселее и привлекательнее. Именно его выбирает будущее. И чтобы убедиться в этом, не обязательно заглядывать за асимптотический «горизонт событий». Достаточно обернуться и посмотреть в прошлое, например, поехав в какой-нибудь деревенский заповедник чистоты, которая тщится отгородиться от грехов современности.
Я был в таком заповеднике. И видел, как его размывает море цивилизации. Этот заповедник, строгая мораль коего родилась задолго до греховного XVI «века ростовщиков» и усиленно поддерживается жителями, называется Николаевск.
Николаевск – это не город. Николаевск – не очень большая деревенька на Аляске, так что название ей дали явно «на вырост», которого не будет. Здесь обитают русские староверы. И занесла меня туда судьба, когда я трудился начальником отдела в журнале «Огонек».
…С утра стоял туман, а старый американский самолетик, склепанный еще, наверное, братьями Райт, не был оборудован системой для всепогодных полетов. А, может быть, он- то был оборудован, но аэропорт города Хомер, куда мы направлялись, оборудован не был, поэтому из-за тумана не мог принять наш аэроплан. И потому мы – я и два фотокорреспондента – сидели на пластиковых креслах в зале ожидания анкориджского аэропорта и ждали, когда туман в Хоме- ре рассеется. На летном поле, неподалеку от выхода, стоял самолет, видимый через стеклянную стенку. Периодически я приближался к стойке и спрашивал у девушек по-нерусски, наш ли это самолетик там стоит такой страшненький.
А поскольку у меня в голове с утра все перепуталось, вместо слова «плэйн», что по-нерусски означает «самолет», я по- чему-то говорил «флай», что имеет два значения – «летать» и «муха». Девушка смотрела на меня круглыми глазами, недоумевая, про какую такую муху спрашивает этот сумасшедший русский. Русские все сумасшедшие…
Потом объявили посадку. Пассажиры прошли в самолет, расселись, после чего пилот обернулся и объявил, что сейчас мы, конечно, вылетим, но если по прилете в Хомер выяснится, что там туман или низкая облачность, мы вернемся обратно в Анкоридж. По счастью, в аэропорту прибытия случился разрыв в облачках и мы благополучно сели на благословенную землю Хомера – ничтожного американского городка, про который мир никогда бы не услышал, если бы не было поблизости от него русской деревни Николаевск.
Мне давно хотелось посмотреть, как живут староверы. Из газет и книжек я узнал про староверов много интересного: что они не едят из общественной посуды, поэтому питаются только дома, чтобы не оскверняться. Что они не смотрят телевизор, потому как грех большой. Что они нелюдимые. Неконтактные. Не признают цивилизацию. И особенно разные новомодные штучки, в изобилии появившиеся начиная с XVI века.
По предварительной телефонной договоренности нас должен был встретить старовер Иван. Но почему-то не встретил. Может, передумал, черт нелюдимый? Действительно, чего ему с беспутными-то греховодничать? Позвонив на всякий случай Ивану домой из аэропорта прибытия, мы узнали от его жены, что Иван давно уже уехал «туды».
– Куды «туды»?
– Туды. Вас встречать.
Вот она, неспешная провинциальная жизнь, несравнимая с московской суетой! Часом раньше, часом позже… Хорошо, хоть наш самолет опоздал, а то бы измучились ожи- даючи.
Через некоторое время подрулил Иван, загрузил нас в свою машинерию и повез в Николаевск. По дороге разговорились. Выяснилось, что родом Иван «с Китаю», в России никогда не был, хотя по-русски (как и все староверы) говорит без акцента.
– Коло Харбина мы жили тама. Ближе к монгольской стороне туды. Но у нас в етим… э-э… Хабаровске – дяди, братаны. Разъехалися после революции-то.
Жизнь Ивана-старовера и его соплеменников не сказать чтобы была легкой, но зато полной приключений. Из Китая староверская деревня вся целиком перебралась в Бразилию, затем немного пожила в Италии, после роем снялась и перебралась в Аризону – южный штат США, ну а уж после Аризоны занесла их нелегкая на Аляску. Но чувствуют староверы, что и отсюда придется скоро куда-то переезжать: больно людно становится. Цивилизация наступает со всех сторон, не дает пожить, как предки завещали.
Это я и сам заметил. В машине, на которой мы ехали, было полно музыкальных дисков и стоял неплохой проигрыватель.
– А не грех сидюки-то слушать? – спросил я.
– Это сына мово машина, – вздохнув, ответил Иван. – Оно грех, конечно. Все грех…
– И на машине ездить грех?
– Грех.
– А чего ж ездите?
– Ну а как?
– На лошади. Скок-поскок…
– На лошаде я бы весь день в еропорт ехал за вами…
– А на какой марке автомобиля ездить меньший грех, а на какой больший?
– Ну, у нас больше берут пикап «шевроле». Всякая машина, конечно, грех. Но зато «шевроле» удобнее.
– Понимаю. Если уж грешить, так с удобством… А телевизор у вас дома есть?
– Не-е. Нам нельзя.
– А телефон вот у вас дома стоит, мы по нему звонили… Это грех?
– Грех.
– А канализация?…
– Все грех…
Закончился асфальт, пошла грунтовка. В России такие дороги называют грейдерами. А в Америке не знаю как. Трясло. Пылило… Где вы, знаменитые американские хайвэи, существуете ли на свете?…
– А дети-то как, Ваня, не отходят от отцовской веры, не бегут в города?
Оказалось, бегут. Ваня в печали… Детей, кстати, у староверов много, штук по 8-15 в каждой семье. А все потому, что не предохраняются, как я выяснил. Грех предохраняться! Иван к своим сорока шести годам нажил 9 детей и, кажется, не собирается заканчивать этот увлекательный процесс… Так вот, бегут повзрослевшие дети из староверческих сел. В большие города, в «нижние» штаты. Не все, но бегут. Я бы тоже утек. «Гарун бежал быстрее лани…» А те дети, что еще не сбежали, грешат, псы, по-страшному: смотрят телевизор, музыки всякие слушают. Тьфу!… Потому и планируют нынче староверы, чтоб веру отцов еще на какое-то время сберечь от цивилизации, снова сорваться роем с места и улететь куда-нибудь в глушь. Некоторые деревни уже снялись и улетели в Боливию.
– Почему в Боливию, Вань?
– Здеся маленько много людей, стеснёно. Все сильно дорого, тута не шибко-то разбежисси: шагни куды-нибудь земли купить кусок! Не на чего посмотреть, а не укупишь- ся! Дорогая! Вот такое небольшое место – видите, постройка стоит? – двадцать пять тысяч долла'ров!… И налоги сильно задавляют тебя тута. Скажем, я рыболовством занимаюсь, так иной раз и невыгодно. Легше иде-нибудь на часовой работе стоять.
– А почему именно в Боливию?
– А тама землю ишшо можно бесплатно получать. Толь- ки обрабатывай. Понял?
– Ну дык!… Телевизор, значит, вы не смотрите. А на самолетах летаете?
– Да. Приходится… У нас, конечно, многое потеряно, но ишо стараемси скольки можно сохранить, не пользоваться, без чего обойтися можно. Дальше будет чижало. Надвигается все это вота на нас. Сначала телевизоры, потом компьютеры. Потом ленты.
– Какие ленты?
– Понография ета…
– Порнографии, кстати, в Интернете много… А компьютеры у вас дома уже есть?
– Нету.
– Но ведь у детей в школе наверняка есть компьютерный класс? Их американское правительство наверняка учит компьютерной грамоте.
– Видишь, опять жа, как я объяснял, шо сколь возможно наших сил есть, стараемси. А сколь невозможно… С правительством же ты бороться не будешь! Поставили компьютеры в школе, значит поставили.
– А половое воспитание преподают?
– Есть такое…
Короче, вся жизнь сплошной грех. А от греха лучше воздерживаться. Вот музыку на СЭ слушать американское правительство не заставляет. Однако слушают. Совсем лишний грех!
Тех, кто излишне грешит, в Николаевске наказывают. Интересно наказывают, между прочим. Дело в том, что староверы делятся на поповцев и беспоповцев. У поповцев есть поп, у беспоповцев попа нет. В Николаевске живут попо- вцы, рядом – деревенька беспоповцев. Наш Иван происходит из деревни беспоповцев. Беспоповцы сами выбирают одного кого-нибудь из братии на должность и. о. попа. Он исповедь принимает. Каждый старовер должен прийти на исповедь «трижды в лето». А согрешивших отлучают от исповеди. Такое вот наказание.
Оказывается, не так уж и утомительно быть старовером. Но зато жутко невыгодно! Потому как староверам их странная вера запрещает контачить с правительством. Из-за этого на работу в госучреждения староверы-беспоповцы не нанимаются и даже пособия по безработице не получают. Староверы стараются убежать в такие места планеты, где можно прожить простым трудом – земледелием. Обычно они так и живут. Исключением является лишь Аляска, в северном климате которой не очень хорошо вызревают садово-огородные культуры.
– Здеся акромя картофели, капусты, моркови ничего более не растет. Кукуруза и та не растет, – рассуждал потихоньку Иван, крутя туда-сюда руль с гидроусилителем. Ногами он почти не работал: за него трудилась коробка-автомат. Кругом грех!…
В общем, поскольку «здеся акромя картофели» ничего не растет, староверы занялись ловлей рыбы, а когда это занятие перестало приносить достаточную прибыль (попробуй поспорь с огромными сейнерами!), занялись… постройкой катеров. Выклеивают их из фибергласса и продают американцам. Вот черт его знает – то ли со времен патриарха Никона, то ли со времен демидовских мастеров, но осталось в русских умельцах природное умение работать с фиберглассом!
…Впрочем, в критических случаях староверы могут и к правительству обратиться. Например, если кто-то в аварию попал, а денег на лечение нет. И на переливание крови в таких случаях соглашаются. Хотя грех, конечно, что и говорить.
Староверы даже в магазин предпочитают лишний раз не ходить. Вот Иван сходил на охоту, убил «мусу» (лося) и забил мясом огромный (и греховный, конечно) морозильник. И морозилку в холодильнике тоже забил мясом.
– А в магазине мы берем только самое необходительное – масло, сахар, соль, муку, с которой хлеб печем. Опять же, посуду берем покупную, а потом дёржим дома ее.
– Мы тоже посуду стараемся не выкидывать… А на президентских выборах вы голосуете?
– Голосуем. Хотя нам все одно, голосуй не голосуй…
– Все равно получишь… то есть я хотел сказать, а за кого голосуете-то?
– Американцы за кого попросят, за того и проголосуем. Нам все одно, никакой разницы. Не вижу я ни в тем, ни в другим добра.
…Николаевск встретил нас дождем. Он мерзко крапал сверху на американскую деревню, чем-то неуловимо напоминающую деревню русскую. Даже и не знаю чем… Вроде и дома на американский манер скроены, и машины кругом американские, а вот поди ж ты…
Особенно много машин стояло у дома местного священника. Вон, кстати, и он, поп, раскидывает лопатой кучу гравия по двору – поразмяться вышел. Хотя у батюшки, между прочим, личный экскаватор во дворе стоит. Небольшой, но греховный.
Еще у попа была собака… или даже, кажется, две собаки, а также сын и куча внуков. На пикапе сына сзади наклейка с неприличным текстом. Греха не боится… Нет, все-таки американские староверы-поповцы – весьма либеральные верующие! Гораздо либеральнее строгих беспоповцев из соседней деревни. У николаевских даже телевизоры в домах есть. Так дело и до «Плейбоя» скоро дойдет, я чувствую.
Жители Николаевска оказались весьма словоохотливыми. Не прошел я и двух шагов, как встретился с Аллой Ма- метьевой, женщиной преклонного возраста. Она незамедлительно рассказала мне, что приехала к братьям по вере в Америку несколько лет тому назад, вышла замуж за деда одного, тут и живет теперь с ним. Дед хороший попался, только сыновьям деда (они уже все взрослые и живут в городе) не понравилось, что дед женился на тетеньке из России и теперь дедово наследство достанется ей. Они стали спаивать деда, заставили его продать дом, деньги себе забрали. Теперь они с дедом вынуждены жилье снимать. Еще была у деда дочь, добрая, да ее муж убил. А все по пьяни.
…Вот чем Николаевск мне русскую деревню напомнил. Духом своим…
Следом Алла Маметьева рассказала, что живут тут неподалеку очень интересные люди – бабка Марья и дед Фео- пент, и к ним нужно сходить всенепременно: они про жизнь много знают. Еще баба Алла выдала корреспондентам из Москвы страшную тайну: у беспоповцев из соседнего села, оказывается, тоже есть телевизоры! Только в отличие от половцев, которые держат ТВ открыто, беспоповцы хранят их в шифоньерах, чтоб соседи не видели. И смотрят, потаясь, вечерами. Ибо неприлично это – грехом-то светить. Срам!
Что еще рассказать вам о чудных жителях русской провинции, по странному стечению обстоятельств находящейся в Америке?… Уезжали мы от добрых греховодников с самыми теплыми чувствами. Один из староверов подарил мне самолично испеченные коржи довольно страшного вида. Я привез их в Анкоридж и положил в своем номере, в отеле «Хилтон». Вот, наверное, утром уборщица удивилась, увидев эти изделия! Небось, подумала: дикий русский напек себе в ванной хлебов, придет вечером – жрать будет. А может быть, наоборот, она подумала, что Америка – великая страна, в магазинах которой можно купить все, что угодно, – даже вот такие странные, кривые хлебобулочные изделия весьма неаппетитного вида…
Наверное, Николаевска уже нет на лице Аляски. Наверное, его жители снялись роем и улетели жить в глухую Боливию – чтобы быть поближе к природе и подальше от грехов цивилизации. И это просто счастье, что староверам с каждым годом все труднее и труднее найти на планете место для безгрешной жизни. Надеюсь, рано или поздно таких мест не останется вовсе. Затем и пишу…