Трифонов Владимир Иванович
Кронштадт - Таллин - Ленинград
Война на Балтике в июле 1941 - августе 1942 гг.
(Из дневников сигнальщика с ледокола "Суур-Тылл")
Аннотация издательства: О первых месяцах 1941 г. войны на Балтике опубликованы десятки книг. Авторы их и адмиралы, командовавшие флотам, его соединениями, и офицеры, командовавшие кораблями или боевыми частями кораблей. Описание и анализ описываемых им событий, конечно, излагается на основе их теперешних должностей, званий и многолетнего служебного и жизненного опыта. Данная книга отличается от всех предыдущих тем, что написана бывшим краснофлотцем, который 16-летним мальчишкой за неделю до начала войны убежал из дома в Ленинград, где застала его война. Благодаря тому, что он учился в 9 классе Военно-морской специальной средней школы в г. Москве и носил форму, мало чем отличающуюся от краснофлотской, он прибился к группе отпускников-краснофлотцев и, прибавив себе 3 года и назвавшись сигнальщиком, был направлен сигнальщиком на ледокол с эстонской командой. Особенность книги - ее документальность, т.к. основа ее - дневниковые записи, которые автор вел с 5-6 класса и почти всю войну. Другая особенность - описание не масштабных событий, а будничной жизни, работы, службы, окружающих его товарищей-краснофлотцев, старшин и некоторых командиров в различных ситуациях, в которых попадал корабль со своим экипажем. Все виденное, совершенное или пережитое не лакируется, а излагается так, как оно случилось в то время, и приведенная оценка этих событий была дана автором 60 лег назад. Интерес представляет и то, что показана деятельность не боевого корабля, а ледокола, который сам по себе теперь является исторической ценностью и музейным экспонатом, а о его деятельности в первые месяцы войны очень мало известно. Несомненный интерес для историков, изучающих жизнь в блокадном Ленинграде, представляют скрупулезные описания блокадного питания матросов этого корабля, отнесенного к тыловым частям. Автор приводит не количество граммов продуктов на человека в сутки, а какое количество пищи он получал с камбуза в натуральном виде количество столовых ложек первого и второго блюда, их качественное описание. Данная книга будет хорошим подарком к 60-летию начала Великой Отечественной войны как ветеранам, так и более молодым матросам и офицерам, интересующимся историей войны на Балтике.
Содержание
Знакомство с автором "Таллинского перехода"
Знакомство с "Суур-Тыллом". Первый переход 5 июля, суббота. Кронштадт, флотский экипаж
Мечты о море
ОСВОД - первый шаг к флоту
В 1-ой Военно-морской специальной средней школе
5 мая 1941 г.
Вот и война пришла
Кронштадт - Таллин - Ленинград
Осень 1941 года. В Ленинградском торговом порту
На Гогланд за ханковцами
Ледовые рейсы "Минокола"
Ремонт в блокадную зиму
Уничтожить флот в Ленинграде до вскрытия Невы
Летние хлопоты
Обеспечим выполнение приказа "Ни шагу назад!"
Эпилог
Знакомство с автором "Таллинского перехода"
Первым, по-моему, об этом переходе написал в 1958 г. Н. М. Михайловский в своей книге "Таллинский дневник". В последующие годы в ряде газет были опубликованы несколько его статей с описанием некоторых эпизодов из этого перехода. Будучи военным корреспондентом в Таллине, он участвовал в этом переходе, тонул и вообще хлебнул лиха. Но все же в те годы о всем трагизме Таллинского перехода было не принято писать. В книгах и мемуарах бывшего командующего Краснознаменным Балтийским Флотом вице-адмирала В. Ф. Трибуца, начальника штаба флота контр-адмирала Ю. А. Пантелеева и других офицеров участников перехода этот переход показывался как очень, очень тяжелый, но спасший флот и тысячи защитников Таллина. Истинные размеры потерь, их причины скупо показывались и анализировались.
В книге И. Л. Бунича "Таллинский переход", а также в его последующих двух книгах ("Агония" и "Катастрофа") с документальной точностью и правдивостью были показаны трагизм последних дней обороны Таллина, безуспешные попытки командования Балтийского флота сохранить жизнь защитников Таллина и спасти флот, оказавшийся в Таллинской бухте, как в мышеловке, а также полная картина героически-трагического Таллинского перехода.
Книги были прочитаны, как говорится, на одном дыхании, благо больше месяца лежал в клинике и время для этого было. Но где-то в памяти постоянно возникали цветные картинки того, что я лично видел в те часы и минуты, которые описывал автор. И многие из этих "картинок" были настолько четкими, будто я их видел вчера, а не 55 лет назад.
Память также невольно отмечала некоторые неточности автора в изложении тех или иных событий, отсутствие некоторых интересных, на мой взгляд, эпизодов и даже редакционные и типографские ошибки. Гиперболизация некоторых эпизодов казалась ненужной для этой книги.
И возникло большое желание поблагодарить автора за эту книгу, за память о всех погибших, в большинстве оставшихся неизвестными, и за тех, кто остался в живых в этом переходе. Захотелось также передать автору свои замечания, пожелания, которые он мог бы учесть при переиздании книги. Написал письмо в С-Петербург в издательство НПП "Облик", в котором представился участником Таллинского перехода и просил сообщить - как установить контакт с И. Л. Буничем. Через несколько дней звонок на работу. Сотрудник издательства любезно сообщил телефон Бунича.
Через неделю я приехал в С-Петербург на встречу однокурсников по случаю 40-летия окончания Военно-морской Медицинский Академии. Звоню Игорю Львовичу Бунину, представляюсь: "Бывший сигнальщик и комендор с "Суур-Тылла", участник Таллинского перехода. Могу ли я с Вами встретиться?" "Добро" получено. На следующий день я в скромной двухкомнатной квартире у автора "Балтийской трагедии".
Усадив меня лицом к окну, он внимательно выслушал как мою "хвалебную" речь, так и замечания, предложения. Расспросил о моей службе на "Суур-Тылле" и обо всей последующей службе. Бегло просмотрев мои замечания и предложения, изложенные на 16 страницах, он достал один из толстых справочников по торговым флотам и, найдя нужную страницу, показал ее мне, сказав, что я не прав, указав, что ледокол "Волынец" в Финляндии был переименован в "Jaakarhu", а не в "Вяйнемяйнен". На представленном мною снимке из финского учебника географии, найденного мною в июне 1944 г. на освобожденном нами острове Бьерке, действительно изображен ледокол, очень похожий на "Волынец". Но это другой корабль такого же типа и он, после войны с финнами в 1939-40 гг., был передан нам и плавал на северных морях, переименованный в "Литке".
Три часа пролетели незаметно. На мою просьбу-пожелание дополнить "Балтийскую трагедию" некоторыми фактами и эпизодами, свидетелем которых я был, рассказать о некоторых интересных людях, которых я знал, он неожиданно сказал мне: "А вот возьмите и напишите все это сами. О том, что сами видели, где участвовали в первые месяцы войны. Напишите о своем "Суур-Тылле", о котором я действительно мало написал. Может быть потому, что он уцелел в этом переходе. Напишите о своих товарищах по службе, о капитане, о командирах. Ведь вас, ветеранов, с каждым годом остается все меньше и меньше. И все, что вы видели-знали, уносите с собой".
Предложение было настолько неожиданным, что я долго не мог ничего определенного ответить и обещал подумать.
На прощание Игорь Львович подарил мне с дарственной надписью "Балтийскую трагедию", вышедшую в одном томе с несколько измененным названием: "Трагедия на Балтике. Август 1941 г." и несколько небольших книжек - воспоминаний балтийцев, которые должны были вдохновить меня на "творческий подвиг": "Повесть о "Сильном". (Б. Лебединский), "Морские дороги" (В. В. Правдюк), "Записки офицера флота". (А. Керенский). Но авторы этих книг в 1941 г. были молодыми моряками - командирами БЧ, старпомами, командирами кораблей. А я? К началу войны мне было только 16 лет и 5 месяцев. В какие планы командования я мог быть посвящен? Правда, с мостика корабля, где было мое рабочее место - боевой пост, видно было вокруг на многие мили. И все команды и решения командования судном слышал из первых уст.
Теперь, как только оставался один в дороге, в транспорте, в памяти невольно возникали картины далекого прошлого. Как в кино повторного фильма проплывали различные эпизоды, свидетелем или участником которых я был, возникали фигуры и лица командиров и товарищей - живых, хотя большинство из них уже ушли из жизни. Эти картины прошлого дороги и интересны мне. А будут ли они интересны еще кому-нибудь? Конечно, они могли всколыхнуть память тех, кто тоже был в то время где-то рядом, был в переходах в одном караване, служил в то же время на другом корабле, который стоял где-то рядом у стенки и т. д. Но много ли таких однополчан осталось в живых? Тем, кто прошел войну, уже под восемьдесят, а то и больше.
Но другой голос говорит, что у этих ветеранов, может быть, остались дети и внуки, которым, наверное, интересно и приятно будет увидеть в книжке фамилии своих отцов или дедов, узнать, где они воевали, чему были свидетелями. Ведь нередко, когда дети и внуки почти ничего не знают о прошлых годах, в том числе и о военных, своих родителей и других "предков". А когда возникает интерес, бывает уже поздно.
В 70-80-х годах я неоднократно участвовал в дни празднования Дня Победы во встречах со школьниками в ряде школ Подмосковья, Калининградской области, с молодыми моряками и офицерами в г. Балтийске (бывшем Пиллау), и всегда оставалась неудовлетворенность этими "мероприятиями". Парадные речи, официальные встречи, а для душевных разговоров с ребятами времени обычно не оставалось...
Фамилии некоторых друзей и товарищей, сослуживцев удивительно крепко врезались в память и за 55 лет не стерлись. Но многие, увы, забылись. Обращаться в Центральный военно-морской архив хлопотно. Дадут ли списки личного состава? Сколько на это уйдет времени? Но ведь кое-что могут напомнить мои личные дневниковые записи тех лет. Не очень регулярные, часто очень краткие и неизвестно где находящиеся. Ведь уже после войны было десятка три переездов с места на место, из одного города в другой, с квартиры на квартиру. Только за 6 лет учебы в Ленинграде в Военно-морской медицинской Академии сменил 9 хозяев, у которых снимал комнату или угол.
Но вот тщательные "археологические раскопки" в своих более поздних архивных материалах дали неплохой результат: найдены 15 блокнотов и тетрадей. Некоторые с подробными дневниковыми записями с июня 1941 по 29 апреля 1945 г. 4 дневника - тетради с подробными записями отсутствовали (с 7.07 по 27.08.41 г., с 12.11.41 по 10.01.42 г., с 9.02 по 25.03.42 г. и с 21.04 по 7.07.42 г.). Может быть, в августе 42 г, когда большая часть команды была направлена в создаваемые заградительные батальоны, наш старшина батареи изъял некоторые дневники за 42 год, т.к. в них я несколько раз очень нелестно о нем там писал. А он дневники мои читал, и по его докладу старпому я был как-то арестован, а затем дважды доставлялся к следователю Особого отдела. Но там мне дневники вернули.
А может быть, часть дневников затерялась у тетки в блокадном Ленинграде, которой я в августе 42 г. отнес их, уходя с корабля.
Так или иначе, но теперь их уже не найдешь.
В моем военном билете начало военной службы указано с 5 июля 1941 г. Первые две недели войны, точнее с 25 июня, в мой послужной список не вошли, т.к. ничьими письменными приказами меня никуда не назначали, и до 29 июня были только устные приказания незнакомых мне командиров, коим я попадал на глаза. И лишь с 30 июня, когда я с группой краснофлотцев с Либавы прибыл из Пскова в Ленинградский флотский полуэкипаж, меня впервые стали включать в списки прибывших и убывших, записывая со слов фамилию, имя, отчество, год рождения (к своему я прибавлял три года), специальность (назывался сигнальщиком), с какой части (указывал Военморспецшколу). Все со слов, не спрашивая даже документы. Да, похоже, их тогда почти ни у кого и не было.
В 1961 г., когда я вставал на учет в военкомате Мытищинского района Московской области, на вопрос полковника-военкома: "Каким военкоматом Вы были призваны?" я ответил: "Никаким, я ушел добровольцем на флот". На что выслушал четкое разъяснение-возражение: "У нас в стране на военную службу приходят, в том числе и добровольцы во время войны, только через военкоматы". "Ну, пишите Пушкинским", - сказал я.
Теперь, спустя 40 лет, могу покаяться перед этим полковником-военкомом, что сказал ему неправду. Пушкинский военкомат к моему появлению в рядах военно-морского флота не имел никакого отношения.
Память, конечно, не могла сохранить во всех деталях события первого официального дня моей морской военной службы, но в моем дневнике они, оказалось, изложены довольно подробно. Очень любопытно было самому прочитать записи 55-летней давности. И стало стыдно за себя - каким же нахальным самонадеянным мальчишкой показал я себя в первый же день! И удивительно, как это командир не списал меня сразу же обратно на берег?
Конечно, теперь можно было бы "причесать" записи, исправить ошибки, стиль. Ведь писал-то ученик 9 класса, и по русскому языку была не пятерка", это точно, но я решил оставить все дословно. Только маленькое пояснение: 5 июля начались для меня в Кронштадте, в Балтийском Флотском экипаже, в который меня с группой краснофлотцев доставили накануне из военного городка в Ораниенбауме. И еще деталь: после дневниковой записи за 2 июля приписка: "Много воды утекло. Сегодня 1 сентября, а я так и не докончил дневник. Постараюсь восстановить кое-что в памяти по кратким записям в блокнотиках". И далее следует на 13 страницах мелким, довольно разборчивым почерком, перьевой ручкой записи событий, виденных мною 3, 4, 5 и 6 июля. Начну с первого официально зафиксированного дня начала моей военно-морской службы с 5 июля. Сокращенные в дневнике названия кораблей, пунктов раскрыты в скобках.
Знакомство с "Суур-Тыллом". Первый переход 5 июля, суббота. Кронштадт, флотский экипаж.
"Как новоприбывших разбудили в 7 ч. Позавтракали и на комсомольское собрание в ленкомнату. Нас, комсомольцев и партийных, человек 30. Какой-то политрук у каждого осматривает, проверяет комсомольские и партийные документы. До меня еще не скоро. Я боюсь, что ему мой год рождения покажется подозрительным, но тот лишь немного удивился, но ничего не сказал.
Только кончил политрук просмотр документов, заходит посыльный и спрашивает разрешения вызвать двух человек.
- Радист, старшина 2 старший Кожин, есть? - Молчание.