Утром после чая все свободные собрались в кают-компании, где с 8.30 до 9.00 выступал старший политрук из штаба Отряда о партизанском движении. Сразу после его выступления кинофильм "Заключенные". Шел хорошо, быстро. Я смотрел эту картину первый раз. Да! Вот с кого надо брать пример! Из таких бандитов, как Костя-капитан, вредителей, закоренелых воров сделать людей не так просто. Сколько надо иметь наблюдательности, настойчивости, хладнокровия, чтобы "обработать" их. Вот это чекисты!
Во время перерыва командир нашей батареи лейтенант Кузнецов сказал мне, чтобы к 11.00 я был готов идти в политотдел ЛВМБ. Вчера сказал, что пойдем в 2 часа, а сегодня в - 11.
Наконец Кузнецов узнал, что туда нужно успеть к 14 часам, а пойдем тотчас после обеда. Быстро связал часть книг, которые поменьше, сунул в противогазную сумку и пошел узнать, нельзя ли забежать после политотдела домой к тетке?
Оказывается, нам с Манышиным дана одна командировочная до 18 часов. Дело дрянь. А, хотя, не очень. Если мы рано освободимся, то я могу отдать командировочную Манышину, а сам газану к тетке. Ну а в воротах завода как-нибудь проберусь. Это, думаю, не очень трудно. Кузнецов все бегает, торопит, чтобы скорее обедали и одевались, а то опоздаем. Но обеда все равно еще не дают, а одеться-то я всегда успею.
Сегодня воскресенье и сходить к тете было бы очень удобно. Может быть, даже дядю застану. Интересно, как они теперь живут? Я уже две недели собираюсь сходить к ним, да все откладываю. Отпустит кап.-лейт. Линич или нет - не знаю. Что-то сомнительно. Хорошо бы уйти тогда, когда дежурный по низам будет кто-нибудь из наших. Но как далеко идти! Ведь это в противоположном конце города. Трамвай туда шел 50 минут, а пешком и при теперешних силах за сколько времени я туда доберусь? Часа два с половиной. Да, не особенно легко. А ждать, когда начнут ходить трамваи - это ждать у моря погоды. Когда восстановят линии, связь, а главное - когда будет ток? А деньги домой отсылать нужно. Ходили бы трамваи я бы часа за 3-4 успел бы съездить, а теперь и за 6 часов не успеешь.
В половине двенадцатого получили бачок. Сегодня обед лучше: на первое суп с самодельными ржаными галушками. Я насчитал их 35 штук! Столько мне первый раз попалось. Галушки, конечно, мелкие, как яйца трясогусок, которые мы находили на болоте дома. Но четыре столовые ложки их вышло. Говорят, что суп с мясом, но у нас никому не попалось ни кусочка. Но на поверхности супа кружки жира плавали. На второе - самодельная мучная кашица, довольно густая, пахнет рыбой, но ее тоже не видно. Кашицы полных четыре столовых ложки. Если бы таких порции три - было бы хорошо. На обед у меня остается граммов 100-150 хлеба, который я крошу в суп и потом съедаю с гущей и со вторым. Вообще, если бы давали по две порции первого и второго - мы были бы сыты.
Только успели пообедать, прибегает Кузнецов: "Одевайся скорее, тебя ждем. Где Манышин?" Я спросил, можно ли вынести книги? Ответил, что надо выписывать пропуск, а сейчас некогда этим делом заниматься. Ну, черт с ним! Отнес книги в кубрик и снял противогаз. Пошли. Время 12 часов. Кузнецов почти бежит, боится опоздать, я едва за ним поспеваю. Говорит, что придем не раньше, чем 40 минут второго, а я говорю, что минут десять второго.
Идем по проспекту Декабристов. Он мне, почему-то, в своем начале напомнил Таллин: неширокий, высокие красные дома, тишина.
Тишина. Народу хотя сегодня и много, но на улицах необычайно тихо. Не видно ни одного автобуса, троллейбуса, трамвая. Все трамвайные пути занесены снегом, провода местами порваны, покрыты инеем. Вдоль сада Трудящихся, как и в декабре, замерли и замерзли десятки троллейбусов. Часть из них покорежена снарядами. Мороз не менее 20°.
Политотдел помещается в уже знакомом мне месте. Вход с четвертого подъезда. Пришли ровно в 13.15. Прошли по знакомым мне коридорам, нашли нужную комнату, заняли очередь и уселись в уголке. Перед нами проходят вступающие в ряды ВКП(б).
Вскоре вызвали нас с Кузнецовым. Вошли. Большая комната, по стенам шкафы, в левом углу три койки, посредине стол для приема. В заднем углу высокое бюро. За средним столом, на котором я первым делом заметил "Морской сборник" за сентябрь 1941 года, сидит батальонный комиссар - председатель партийной комиссии.
Посмотрел он мои дела, какие-то бумажки и спрашивает у Кузнецова: "Вы все-таки решили его исключить из комсомола?" "Да, комсомольское собрание и бюро постановили: исключить".
(Ну, никаких следов не осталось а памяти ни об этом собрании, ни о бюро. Начисто вылетели из головы. Но дневник - "вещдок", значит, было такое "мероприятие").
"А вы знаете, за что вас исключают из комсомола?" - спрашивает он меня. "Нет, говорю, только догадываюсь". "Ну, так вот, возьмите все это, посмотрите и вот здесь напишите, что вы считаете неверным, а я пока другими займусь".
Взял я все бумаги и начал их рассматривать. Посмотрел выписку из протокола, в чем меня обвиняют и за что исключают. Там 5 пунктов:
1. За утерю винтовки. (Где и как я мог на корабле, а не в лесу, потерять винтовку - ума не приложу и вспомнить не могу).
2. За халатное отношение к своему заведованию.
3. За пререкания и критику командиров.
4. За получение 6-ти нарядов и трех суток ареста.
5. За отрицание своих проступков - исключить из рядов ВЛКСМ.
Я написал, что пункты 2, 3 и 4 отрицаю полностью. Просмотрел остальные бумаги - это мои характеристики от Попова (старшина батареи), Емельянова (секретарь комс. организации) и Быкова (был ком. батареи). Попов и Емельянов перечислили все 5 пунктов, которые были в протоколе, но ни одного фактического примера. Быков тоже подтверждает, что дал мне трое суток за ведение "нежелательного" дневника. Обрадовало, что нет характеристики моего командира орудия - Панова. Хотя он друг Попова, но, очевидно, отрицательную характеристику писать отказался.
Ну, мне больше писать нечего. Сижу и жду, когда освободится комиссар. А он объясняет одному младшему лейтенанту, подавшему заявление о приеме его кандидатом в члены ВКП(б), что его характеристика неправильна.
В характеристике полно таких слов, как "дисциплинированный", "исполнительный", "храбрый", "смелый", "мужественный", но нет ни одного фактического примера в подтверждение этих слов. "Пройдет некоторое время, говорит комиссар, - и для людей эти слова будут пустым звуком, а если бы были примеры - совсем другое дело". Я с ним полностью согласен.
Закончив рассмотрение дела мл. лейтенанта, комиссар сказал, что пойдет пообедать, а мне велел подождать. Через полчаса он вернулся, велел мне позвать Кузнецова, взял у меня бумаги и занялся мной. Я рассказал, в какое время и в какой обстановке у меня произошел случай с винтовкой, объяснил, почему отрицаю остальные свои "проступки".
"Вы знаете хотя бы один случай, когда Трифонов небрежно относился к своему заведованию, пререкался или критиковал командиров?" - спросил комиссар у Кузнецова. "Нет, - говорит, - я не знаю, но тут есть характеристики от его командиров". "В том-то и дело, что там у них ни одного факта, примера, а все пустые выражения, а этого недостаточно. С первым пунктом - утерей винтовки, я согласен. За это мы тов. Трифонова взгреем по заслугам, но валить на него все грехи нельзя, так что Трифонов вправе отрицать их, если их и не было".
"А за что вы получили 6 нарядов и 3-е суток ареста?" - спрашивает у меня комиссар. "Наряды за ту же винтовку, а арест за ведение дневника. Пока дневники передавали в Особый отдел, я сидел трое суток". "Почему так? Вести дневник и смотреть за собой не вредно. Каждый грамотный человек может вести дневник. А сейчас вы ведете его?" "Нет, - говорю, - мне не разрешили и старые отобрали". "Почему отобрали? Разве они не ваши? Или они вам не нужны? А кто их у вас отобрал? Где они сейчас?" Я ответил, что дневники отобраны по распоряжению старпома и что они здесь, в Особом отделе.
Комиссар попросил у меня комсомольский билет, велел минутку подождать и вышел. Вскоре он возвратился с моими дневниками. "Ваши?" "мои". Он бегло просмотрел их и спросил: "Так почему вы не ведете сейчас дневник? Ведь это полезная вещь".
"Не хочу снова под арестом сидеть из-за него. Тогда я сидел в каюте 4-го механика, а теперь посадят в холодную ванную". "Нет, вы продолжайте вести дневник, но не на таких огрызках, а то у вас тут вот оборвана фраза, есть ошибки, здесь мысль не закончена. Вы ведите дневник грамотно, не торопясь, описывайте свою жизнь, где встретились с девушкой, как она вас поцеловала, когда назначила вам свидание. Помните, что о всем, что вы видите и знаете, писать нельзя. Помните, что если ваш дневник попадет к врагу, он может извлечь для себя кое-что полезное. Чтобы этого у вас не было! Ясно?" закончил он твердо. "Ясно." "Ну вот и забирайте ваши дневники. Просмотрите их, переделайте. Возьмите комсомольский билет и крепко держитесь за него! Мы следующий раз вызовем вас сюда на парткомиссию. За винтовку мы вас взгреем как следует, а сейчас можете идти."
Время 16 часов. К тетке ехать нечего и думать.
Кузнецов пошел домой, а мы с Манышиным на свою "коробку". Хотел я найти хоть один магазин "Галантерея" или "Культтовары", но нет ни одного. К 17 часам мы были у себя.
На ужин один суп с самодельной лапшой, которой набралось ложки три. Пахло мясом, но его никто из нас не видел. На второе 1 стакан компота, в котором нашел 3 или 4 ягоды.
После ужина снова засел за дневник, воодушевленный словами комиссара. Начал писать карандашом в небольшом, но линованном блокнотике 14x9 см с сегодняшнего дня. Так давно не писал, что сегодня подробно описал весь день. Дорвался!
12 января. Понедельник.
С 9 часов 7 человек на угольную погрузку. Оделись потеплее и во главе с главстаршиной из БЧ-5 Кузьминым отправились в военный порт за машиной. Наши уже 5 дней ловили машину, но не доставалось. Нам повезло. Машину получили и поехали к углеперегружателю "Нева". Кран на ней не работает. Будет готов после обеда. Пришлось нагружать 5 тонн вручную. Не особенно приятно: мороз градусов 25, руки мерзнут, ноги мерзнут.
Нагрузили одну машину и пошли греться на "Неву". Спустились в отсек команды: чисто, светло, тепло и уютно. Небольшая столовая на 12 человек, три каюты. Чувствуется уют, которого нет у нас на "Волынце". Прислали им обед на 11 человек ведро супа. Каждому по две тарелки. Суп с макаронами и кильками. Получше, чем у нас. На второе макароны жирненькие, порция побольше раза в два, чем у нас. Пришла машина. Ее нагрузили краном и поехали обедать. Все здорово замерзли.
Вчера получил письмо от мамы, написанное 1 января. Чувствую, что им не особенно сладко, нужна была бы моя помощь. Но чем я могу помочь им? Я не знаю, можно ли у них купить что-нибудь за деньги? А много ли я смогу им послать? Мой тарифный разряд комендора-зенитного - 3-й имеет штатный оклад 80 рублей. По приказу № 340 плюс 30% - 24 рубля. Морских 15%, это еще 12 руб. Итого 116. Сейчас у меня две сотни есть. В такое время ловкие люди запасаются мебелью, ценными вещами, костюмами. За два килограмма хлеба сейчас можно обменять часы, пальто. Папиросы продаются по 10-15 рублей пачка. Я бы мог загнать свои папиросы, но где? И неудобно. Меняю их на тетради и блокноты у своих ребят.
Дома я мог бы заготовить дрова, съездить куда-нибудь подальше за продуктами, но меня нет дома. Весной надо всех отправить в деревню Кипрево к деду. Они меня ждут к весне. Сумею ли я попасть домой? Сейчас я ничего не могу сделать. Будем живы до весны, тогда, смотря по обстановке, буду действовать. Что у нас дома живут красноармейцы-хозяйственники - это хорошо. Они смогут дрова достать, а может, и еще что-нибудь. Только что они за люди? После виденного я о них не особенно лестного мнения. На счет посылки не пишут ничего. Справку мою о службе в действующем флоте получили. Это хорошо.
Обед сегодня слабый: галушек только 15 штук, да две столовых ложки липши с макаронами. Мясом только чуть пахнет. На второе 4 ложки лапши и попался один кусочек мяса. Таких порций 6 съесть, тогда почувствовал бы что-нибудь.
После обеда опять на машину и к "Неве". Нам надо было привести всего 4 машины угля - 20 тонн. У моста Лейтенанта Шмидта Кузьмин и Путилин куда-то пошли, а мы - дальше. Кран грузит сейчас на "Ермак" уже остатки угля. Нам давать не хотят, едва упросили, обещая остатки угля собрать вручную в кучу. Нагрузили и эту машину. Вышел капитан и сказал, что это последняя машина, т.к. нам велено отпустить только 15 тонн. Я пошел подписывать накладную. В командирском отсеке у них еще лучше: отдельные каюты, столовая, умывальник, душ - чистота и уют.
На обратном пути завернули к "Комсомольцу", где Кузьмин собрал доски на дрова для дома и поехали к нему на Невский. Пока разгружали доски, я все искал почтовый ящик и "Галантерею", которую наконец нашел. Иголок нет, ниток нет, штопок нет. Есть только нитки и штопки шелковые. Пришлось купить красную и черную штопку за 3 рубля 60 коп. Письма так и не опустил.
Домой приехали в 16 часов. Набрал кипятку и съел весь хлеб, не дожидаясь ужина. В 17 часов - аврал. Таскать в бункер уголь, который мы свалили на стенку. Мы отказались. С 9 до 16 мы грузили, час, как разгрузили, и до сих пор никого не нашли. А теперь вспомнили только о нас. Привезли 180 кг хлеба. Мы, четверо, как всегда, вышли таскать его на корабль. Буханки маленькие - по 1 килограмму. У меня у одного ящика вывалилось дно и весь хлеб рассыпался. Я испугался, что ребята растаскают, но все обошлось благополучно. Сумел надломить кусочек граммов в 200. За работу Ширяев дал на четверых по 180 г своего хлеба. Это хорошо, а то ужинать не с чем.
На ужин опять суп с 20-ю ржаными галушками и стакан компоту. В 19 часов узнал, что в наряд я не иду. Удивительно, третьи сутки отдыхаю. Да, отдыхаю! В 22 часа ехать за водой. Поехали впятером. Взяли бочку, бидон и ведро. С нами едет бывший кок Яковлев, которого наконец сняли за воровство. Задержали рабочего с крупой и тестом, которые он получил от Яковлева. Поблизости воды не нашли и поехали в пожарную охрану. Теперь только там можно достать воду. Туда идут со всех ближайших кораблей и столовых. Пришлось долго ждать в очереди. Кран только один, и вода то пойдет, то остановится. Здорово мерзнут ноги. В 12 ночи вернулись домой, лег спать в половине первого.
13 января. Вторник.
Утром, как всегда, чай, на который я выделяю граммов 75 хлеба и 10-15 г сахара. В 9 часов нас, четверых, опять выделили за водой. Привезли воду к 11 часам. Сегодня потеплее - градусов 20. В другое бы время такой мороз легко переносился, но когда два месяца попросту ежедневно полуголодные - холод чувствителен. Суп сегодня погуще: 5 полных столовых ложек ржаной лапши с макаронами. Суп был с мясом, и мне попалось четыре кусочка. Второго нет. Вместо него - компот. Удалось, как "водовозу", получить половинку порции "добавки" - водички без лапши.
Теперь, для экономии топлива, будут останавливать динамо-машину с 12.30 до 14 и с 21 часа до 7 утра. В это время освещение будет только керосиновыми лампами. Для сохранения тепла приказано утеплить тамбуры на палубе обрешетить и засыпать шлаком.
В 14 часов опять за водой. Вернулись только в 16.30. Женщины, стоявшие за водой, трепятся, что моряки каждый день едят булки с колбасой. Может, и есть такие, из подводников, но мы тоже моряки, а питаемся хуже рабочих. В рабочей столовой ежедневно или биточки, или котлеты, или колбаса, или рыба, а мы жиров давно не видим, масла нет, сахару получаем на месяц грамм 400-500, а остальные 400-500 - сиропом, а рабочий - 1800 г конфет.
На ужин одно первое - суп с тремя столовыми ложками самодельной ржаной лапши и отдельно кусочек мяса граммов 40. Так-то лучше, а то кому попадало три, а двоим ни одного. Командиру носят по три порции супа и три мяса. Мне опять удалось получить стакана два жижицы. После ужина получили по 80 г сгущенного молока. Кажется, вместо масла. Хорошая вещь, но мало. Вечером, когда я получал на кубрик чай, на камбуз вбежал нач. снабжения Сидорчук: "Ширяев, сейчас же выдать всем по 200 г хлеба! Иди, вешай!". Все ясно. Сразу поднялось у всех настроение. На крейсерах по 500 г получают с 5-го, на "Стойком" с 10-го, а нам отказали. Говорят, что комиссар сам ходил в штаб Отряда.
Вечером рубанул 100 г хлеба и миску чая со сгущенным молоком. Оставшееся молоко решил оставить на завтра на утро и вечер. Сегодня иду на вахту к арт. погребу во вторую смену. Стоять по часу, т.к. температура минус 23. Я и Понтус согласны стоять по два часа, чтобы можно было поспать 4 часа, но Путилин не согласен.
14 января. Среда.