Сегодня ночью, когда стоял на зенитной вахте, было северное сияние, довольно ясное. Небо было чистое, легкий морозец - минус 5-6°.
Во время батарейного учения лейтенант Кузнецов сказал, что назначает меня командиром орудия. Рощин остался установщиком прицела и целика, наводчик - Санин с 76-мм орудия (глядя на него, думаю: где тот Санин, с которым мы были в конце июня 41 года?), а подносчиком - Жентычко. По боевому расписанию подносчиком у нас Вавилов, котельный машинист, но он ни разу не вышел на занятия. Рощин болен и редко выходит, Санин и Жентычко расписаны на 76-мм, и поэтому вся ответственность за материальную часть падает на меня. Постараюсь не подвести, но особенного внимания на слова лейтенанта обращать не следует. Он даже не сказал об этом командиру отделения Попову и Фахрутдинову. Ну, да ладно.
Примерно в 19.30 сильный обстрел района нашего завода, но основные их цели немного западнее нас. А в двенадцатом часу ночи - сильный обстрел города. Ответили наши батареи, и взаимные "выяснения отношений" продолжались до полуночи. В это же время четко была слышна интенсивная арт. перестрелка на южном берегу.
Вечером получил открытку от Андрея от 12 марта и письма № 9 и 10 за 24 февраля. Долго они шли. Есть над чем подумать. Обещал, что программы вышлет мне его тетушка из Москвы, которой он написал. На счет школы обещал все разузнать сам. Пишет, что шансов для поступления много, т.к. у них мало народу вообще и что одного артиллериста, который защищал Москву и приехал к ним, приняли беспрекословно. Мне трудно оставаться спокойным, читая эти письма, а между тем у меня дела не подвигаются, а до мая 20 дней.
Лейтенант сказал, что мой рапорт отдал командиру. Но почему он меня не вызывает?
9 апреля. Четверг.
Вечером снова вахта зенитная. Проводишь лишь время на мостике. Днем занятия и зачинил чехол у орудия, который сильно был изорван, сшил чехол для ящика с прицелом. Брезент, которым мы дополнительно накрывали орудие, куда-то исчез.
Сегодня написал письмо № 18 и отправил его Андрею. Командир все не вызывает меня. Что он не читал письма от мамаши и не читал мой рапорт, что ли? Или считает его мелочью, которой не стоит заниматься? Не могу найти удобный момент, чтобы обратиться к нему, да и это надо с разрешения командира БЧ.
10 апреля. Пятница
Получил письмо от мамы. Прямо обидно стало. Как думал, так и вышло. Она повидалась с преподавателями спецшколы, которые остались в Москве. И они ей сказали, что все зависит от директора школы Да я это и без них знаю. Я просил мамашу поговорить с директором клязьминской школы, чтобы они написали командиру затребование, а она... Эх! Ждут к маю и т.д. Ждите. Приеду черта с два. Надеялся на вас, а теперь ясно, что помощи от них ждать нечего. Выпутывайся сам. Надежды рушатся. Трудно оставаться спокойным.
11 апреля. Суббота.
Утром после проворачивания механизмов спустился в кубрик. Приходит дежурный по низам Фахрутдинов и, узнав, что я не на вахте, велит взять винтовку и встать у каюты арестованного командира БЧ-1 младшего лейтенанта Борцова. За что же его арестовали? Я об этом кое-что уже слышал.
Помню, когда он прибыл к нам в начале февраля, я стоял на вахте у трапа. Он был старпомом на "Молотове". К нам попал по следующей причине (как мне рассказал К.): в ноябре или в начале декабря, когда мы стояли подорвавшиеся, а "Ермак" и "Молотов" ходили за караваном на Гогланд, было, как мы все знаем, тяжелое время - 300 граммов хлеба и горох. На "Молотове" имелись в запасе кое-какие продукты, которые не выдавались на котел, хотя команде очень доставалось, особенно кочегарам. Военком тоже не разрешал выдавать продукты, говоря, что это НЗ. Борцов же, будучи старпомом, видя, в каком положении команда, распорядился выдать продукты, поспорив с комиссаром. Этим он завоевал себе авторитет у всей команды и, наоборот, потерял авторитет у военкома и командира корабля.
В Кронштадте военком хотел завести "дело" за перерасход продуктов и обратился в порт и в штаб. Но там якобы ответили: "Задание свое корабль и команда выполнили? Выполнили. Ну и все!"
Авторитет комиссара падал, и в Ленинграде снова завязали дело уже в политотделе. Мотивировка - подрыв авторитета комиссара и командира. Они взяли верх, и Борцов получил взыскание по партийной линии. Ну, а если так, то обязательно на человека посыпятся все шишки, и Борцова необходимо стало снизить и по строевой линии. И вот он переведен к нам командиром БЧ-1.
Команда БЧ-1 о нем очень хорошо отзывается. Он зря людей не гоняет, обращается дружески. Но наше командование его не любит. Особенно старпом Шабшиевич. Он - прямая противоположность им. И поэтому ясно, что прощается одним, то ему никогда.
Спросил потом у Владимирова, командира отделения сигнальщиков, он объяснил, что все это случилось из-за него - он во время вахты в 2 часа ночи спустился в умывальник и заснул. Там его нашел дежурный по низам. За это его из командиров отделения перевели в сигнальщики. Борцов же, как командир, несет за это ответственность - малая требовательность.
Формально они правы, но почему до сих пор никакие командиры БЧ-2 не несли ответственности за подобные случаи? А случаев ухода с поста и сна на посту и в нашей БЧ хватало. Виновники получали наряды, "губу", строгий арест и т.д., а командиры никаких взысканий не получали. Вот Бондаренко дали 10 лет, а командиру - ничего. Почему же Борцову арест? То, что его весь комсостав не любит, это факт. Но, пожалуй, этого мало. Может, тут еще что-нибудь? Узнаю.
Вот к нему входят старпом и, явно нехотя, дежурный по кораблю и требуют сдачи оружия. Но он и не думает его сдавать и скоро их выпроваживает. Молодец! Я ему очень даже сочувствую. Прошу Фахрутдинова записать меня в расход на обед. Говорит, что и так расход большой, а мне на бачке оставят. Вредным типом стал этот Фахрутдинов. Спокойно редко разговаривает. Больше кричит и ругается.Примерно в половине двенадцатого к Борцову вошел военком. О чем, интересно, будет говорить? Стараюсь подойти поближе к двери и послушать. Военком говорит тихо, почти ничего не слышно, но Борцова слышно довольно ясно. О чем начался разговор - не знаю. Начал понимать с того момента, когда Борцов обижался, почему ему писарь не дал пустого бланка командировочной, а послал его к командиру корабля, к которому он все равно должен был пойти за подписью.
Борцов тогда приказал писарю выдать ему бланк, но писарь, конечно, не дал. Борцов считал это не верным, т.к. он старше по званию, а приказ старшего по званию должен быть выполнен. Военком, конечно, с этим не согласен и объяснил ему, что у писаря особые полномочия, что он не подчиняется всем, кто старше его по званию.
Я с военкомом тоже согласен. Борцов в этом не прав.
Затем разговор зашел о том, почему Борцова на партсобрании осмеяли, издевались над ним, подрывали его авторитет и т.д. Я это плохо слышал и ничего не понял.
Потом Борцов стал просить военкома списать его с этого корабля куда-нибудь, хоть на катера, но на другой корабль, на фронт, но лишь бы уйти с "Волынца". Он говорил, что не может здесь работать, что здесь все основано на клеветничестве, подхалимстве, обмане, предательстве и лжи. Что в этой атмосфере он не может находиться, а военком может посодействовать, чтобы его списали. Военком ответил, что все эти его доводы не основательны, что он не может этого сделать, т.к. какой же он будет военком, если не сумел воспитать командира. Борцов ответил, что его в том духе, который на корабле, не воспитаешь. Он возмущался, как допустили, чтобы Шабшиевич - краснофлотец, стал старпомом, хотя он не имеет на это никакого права. Диплома об окончании штурманского училища у него не было.
Конечно, обидно Борцову это. Он сам штурман дальнего плаванья, а им командует какой-то самозванец. Военком сказал, что это не их дело, что диплом тот получил после и т.д. Затем Борцов стал указывать на массу глупостей, которые имеются на корабле, на все беспорядки. Во всем этом я его поддерживаю. Он прав. Это не военный корабль, а "пароход". В кают-компании уже обедают 12 человек.
Вдруг, жуя, из кают-компании выходит с красным лицом лекпом и спрашивает, указывая на каюту Борцова, откуда слышны громкие голоса: "Вы слышите? Чтобы никому ни слова. Поняли?! С этим не шутят!" Я махнул рукой. Ладно, мол, знаю и так, можете не беспокоиться. Скоро меня должны подменить. Я уже знаю, что супу мне будет половина миски. Суворов никогда не теряется. За время дежурства обнаружил в шкафу рядом с каютой "Вахтенный журнал" "Волынца" за 1915 г. Вот это, считаю, ценная вещь. Взял его в кубрик почитать - интересно чем занимался "Волынец" во время Первой мировой войны.
Я прав, супу чуть больше половины миски. На сколько Суворов обделил меня во втором и в мясе - судить не мог.
После обеда с трех часов Фахрутдинов снова предлагает мне постоять часика два. Я стою уже до 19 часов. К моему несчастью, на камбуз заступил Фахрутдинов, а он не лучше Суворова. Клеймович оставил ему на 15 чел. 25 порций расхода, а он боится, что ему самому ничего не останется. Налил, не мешая бачок одной воды. Суворов тоже был в расходе, так что Попов и Манышин получили 4 порции от Клеймовича. Клеймович с Поповым большие друзья. Он часто бывает у нас в кубрике. Не знаю, как Попов, но он Попова частенько приглашает на камбуз "попробовать" мисочку жареной картошки. Продал Кравцову 50 г табаку за 50 руб. С табаком очень плохо. С песком тоже.
12 апреля. Воскресенье.
Сегодня опять стою зенитную вахту. В 11.30 обстрел нашего завода, но снаряды рвутся от нас далековато - даже осколки не долетают. В 3 часа дня на большой высоте появился один "юнкерс" и ушел, провожаемый стрельбой береговых зениток.
Поскольку наш сосед "Стойкий" стал гвардейским кораблем, сегодня у них будет праздник. Вчера им привезли водки...
Я стою в третью смену и поэтому в расходе. На камбузе Клеймович получаю две порции первого, третьего и порядком второго, но в ужин не повезло - заступил Шиковец, а от этого ожидать хорошего было нечего.
На "Стойкий" прибыл вице-адмирал Дрозд. Вручил ордена и медали. На ужин им дали по 125 г водки, а после ужина на юте собрался джаз-оркестр и самодеятельность. Обстрел города к ужину прекратился, и ничто не мешало и нам слушать концерт. Ох, и достается теперь им - "драят" их почем зря! Ну и они свою "коробку" драят.
У нас, после завершения сегодня большой приборки, командир корабля лично осмотрел несколько кубриков (их всего-то 14), гальюн, баню, и др. помещения. Нашел массу непорядков: грязь, угольную пыль. Обратил внимание, что младшие командиры не умеют ему докладывать и прочее.
Ни дядюшка, ни тетушка не пришли и сегодня, хотя обещали прийти в воскресенье в начале апреля.
Сегодня с нашего орудия в ВМГ положили Рощина.
13 апреля. Понедельник.
Утром политические и санитарные занятия. На политзанятии меня Кузнецов спросил о роли Сталина в гражданской войне. Санитарные занятия - о действии иприта. На "Стойком" сейчас все в противогазах, где бы ни находились. Разговоры о химической войне не прекращаются. Нам всем выдали противоипритные накидки. В 15 часов артобстрел города. Днем уже дня три плюсовая температура.
14 апреля. Вторник.
Стою зенитную вахту во вторую смену. Написал новый рапорт командиру корабля, прося вернуть в спецшколу. Передал рапорт Попову, тот Быкову, а Быков вернул обратно, сказав, чтобы я написал рапорт на его имя. Ну, это завтра. Старпом Шабшиевич уходит на какие-то курсы. Вместо него Кузнецов, оставаясь и командиром БЧ-2.
Часов в 15 немцы беглым огнем минут 10 били по Васильевскому острову.
15 апреля. Среда.
Передал опять рапорт Попову, тот Фахрутдинову, а тот Быкову. Быков Кузнецову. Вечером получил рапорт обратно с резолюциями: от Быкова: "Считаю, что к-ф Трифонов необходим в настоящее время на службе на л.к. "Волынец". От Кузнецова: "В настоящее время не могу Вас отпустить".
Я-то надеялся, что Быков пойдет к командиру, а он дальше Кузнецова не пошел. Надо с ним поговорить. Вечером столкнулся с Кузнецовым, входящим в каюту. Говорит, что сейчас не хватает людей. Вот если они будут, тогда другое дело. Говорит, чтобы я послужил, а потом они направят меня в училище. Я отвечаю, что толку от меня все равно мало, специальности у меня нет, а без среднего образования в училище не попасть, а потом будет уже поздно. Отвечает, что у меня большая практика, что я командир (?) орудия, что меня скоро переведут в комендоры, что я могу заниматься на корабле, что у меня масса свободного времени... На этом разговор оборвался.
Необходимо поговорить с ним как следует. Время не ждет.
На бачке я был один и пообедал и поужинал на славу. На обед суп чечевичный - 4 стол, ложки, каша пшенная - 5 ложек с кусочком мяса граммов в 30 и два стакана компоту с 20 ягодами. Съел 250 г хлеба. Попов в ужин дал две порции: суп чечевичный - 9 столовых ложек, мяса граммов 30, на второе горох, 8,5 ложек и 100 г хлеба. На вечерний чай 50 г хлеба со стаканом чая. Горох и чечевица у нас уже недели две. Я ем с удовольствием.
Сегодня артиллеристы разошлись: в 8.30 немцы открыли огонь по кораблям в р-не Балтийского завода. Наши ответили и били до 9 часов. Минут через 15-20 снова обстрел р-на Балтийского завода, который с короткими перерывами длился часа два. Наши батареи несколько раз вступали в перестрелку. В конце дня, около 23-х часов, снова обстрел р-на Балтийского завода и ответный огонь наших батарей.
16 апреля. Четверг.
На зенитной вахте сегодня в первую смену. На "Стойкий" опять прибыл Дрозд, а какой-то бригадный комиссар бывает почти каждый день.
Днем меня переставили на вторую смену к карцеру - с 11 до 15 часов. Стоять всего 4 часа, а я надеялся отдохнуть и выспаться сегодня, и постираться. В карцере сидит Гатин за сон на посту ночью. И я около него теперь поспал.