И сахар. Сахар почему-то оказался совсем не в том отделе, что я предполагал, да и назывался как-то странно. Взял пачку. Надеюсь, это не кристаллическая лимонная кислота. Соли тоже пришлось купить пачку, за неимением мелких упаковок.
Хлеб в магазине оказался только белый. Целая стена белого хлеба. Выбрал какой-то батон. Сухарей бы каких… Сухари на удивление нашлись. В отделе чипсов и прочих сухих фиговин к пиву. Взял два внушительных пакета. Да, всё тут стремится к какому-то гигантизму. Вот, скажем…
Хотел купить молока. Ну, литр. А оно всё в таких бадьях, как будто на роту сразу. Четырёхлитровые, не иначе. Серьёзно, такие твёрдые канистры, толстый пластик. Многоразовые они, что ли? Постоял у этих канистр, подумал. Решил уж, что нафиг, не попру — а там с краю самые скромные ёмкости притулились, литра на два, на вид — чисто ополаскиватель для белья. Первую схватил — хорошо, догадался этикетку с цифрами разглядеть. 2% жирность! А что вы воду с белой гуашью не пьёте? Взял с другого ряда. О, оказывается, я рано возмущаться начал — это вообще обезжиренное, 1%! Методом научного тыка нашёл в конце концов единственную бутыль с процентом четыре. Её и взял, за сегодня-завтра выпью.
Потом искал чай, чтоб чёрный и без всяких вот этих добавок. Не люблю ароматизаторы. Нашёл только в пакетиках. Как одна наша знакомая называла, «пыль индийских дорог». Ну, хотя бы так. И кофе. Поблуждав по магазину, я несколько обескураженно понял, что пакетиков три в одном, на которые я рассчитывал, не наблюдается. Варить молотый я точно не собирался. Взять растворимый? Тогда надо искать сухие сливки, потому что кофе без сливок я не люблю, такой вот извращенец. Или хрен с ним? Потоптавшись ещё немного и приняв стратегическое решение, что и хрен, я покатил к выходу.
У самых касс увидел виноград. Хрюкт для хранения малопригодный, но если прям щас сожрать… Виноград я люблю. Особенно зелёный, без косточек.
На кассе мои прикидки что-то не очень сошлись с финальной суммой. Не в мою пользу, что характерно. Спорить и привлекать внимание не стал, достал из камеры хранения рюкзак и отошёл в сторонку с чеком. Читаю-то я более-менее, вот и почитал внимательно. А там, оказывается, после всех расчётов на часть продуктов ещё и дополнительный налог. Десять процентов сверх указанной цены, ни хрена себе, красавцы!
Я высказал себе под нос всё, что думаю об этих жадных пиндосах. Потом заметил, что бомж у дверей с любопытством на меня таращится, отъехал с телегой в сторону. Перегрузил покупки в новый рюкзак (вошло не всё). Кое-что столкал в старый рюкзак. И всё равно канистра молока осталась. Вот же, в рот мне ноги!
И тут меня прям пот холодный прошиб. Я замер, облокотившись о тележку, в которой всё ещё лежали мои рюкзаки. А сзади разговаривали по-русски!
— Нет, ты глянь! Опять эти жлобяры с Канады понаехали! Полстоянки занято, порядочным люд я м где парковаться приходится⁈ — со сдавленной истеричностью ворчала женщина. Мужской голос равнодушно успокаивал:
— Да не кипятись, Софа… Ты же знаешь, у них продукты сильно дороже. Ну, приехали люди закупиться…
— Соображать надо, где жить устраиваешься! В нормальной стране, а не в этой ихней парш… — дальше голоса зазвучали искажённо — наверное, люди вошли в тамбур магазина, не разобрать.
Я подавил в себе порыв бросится за ними и попросить о помощи. Хрен тебе с маслом будет, а не помощь. Раз уж эта дамочка с таким остервенением топит за «град на холме», что ненавидит даже канадцев… Нет уж, свят-свят, как говорится. А вот то, что половина машин на стоянке были с канадскими номерами — на это я, действительно, внимания не обратил. Потому что пестрота вокруг в этом отношении. В США и так в каждом штате номера своего формата — разноцветные, со специальными подписями и иногда даже картинками. Немудрено среди них ещё один не заметить.
Я оглянулся. И правда, номеров с меткой «Британская Колумбия» полно.
А что, если… Ст о ит ли рискнуть? Народ здесь довольно беспечный, через раз забывает машины закрывать. Забраться в какой-нибудь минивен, спрятаться на заднем сиденье, да и переехать на канадскую сторону? На крайний случай можно и пушкой пригрозить, если заметят.
Я обдумал эту идею и счёл её дурацкой. Попадётся такая вот макака, как эта Софочка, начнёт орать и совершать психические телодвижения. И кончится всё как в трагических боевиках, где грабителей банков расстреливают прямо на мексиканской границе. Фубля.
Нет, нафиг. Лучше медленнее и незаметнее.
09. ГРАНИЦА БЛИЗКО
СПЛОШНЫЕ ОЛЕНИ!
Вовка, день тот же.
Я нацепил маленький рюкзак на грудь, большой — за спину, канистру в руки и пошёл, изображая максимально беспечный вид, но стараясь углубиться в парк. Во-первых, глаз меньше. Во-вторых, что-то нагрузился я, лишнее бы скинуть.
Не успел выбрести на приличную дорожку, как мимо, позванивая, пронеслись четверо велосипедистов. Да едрид вашу налево, еле отскочить успел! Нет, я бы и по газону пошёл, если бы был уверен, что никто за это ко мне приставать не будет. Впрочем, камер пока что повсеместно не натыкали — уровень цивилизации не тянет. Так что… Я убедился, что никто на меня не пырится и свернул по траве в ту сторону, где, согласно карте, должен был находиться хороший такой пятак леса.
Натурально вам говорю, в этой части парк всё больше походил на лес, пусть и приглаженный. По деревьям скакали и периодически выбегали навстречу белки. Жирненькие такие. Подачек ведь ждут, сразу видно.
Наконец место мне понравилось. Я скинул свои вьюки, пристроил между ними злополучную канистру молока. Нет, открыл, отпил от души — всё тащить меньше.
Тэкс, первым делом перебрать беретты. Я начал выгружать манатки из маленького рюкзака…
За спиной хрустнула ветка, заставив меня совершить акробатическое упражнение в виде прыжка с поворотом и дёрнуться к пистолету. Из-за кустов на меня смотрел олень.
— Ах, ты, с*ка!
Следующие пять минут я от избытка чувств шёпотом костерил оленя. Олень не боялся и ни фига не убегал, наклоняя голову то вправо, то влево и шевеля ушами. Издевался, гад. Хуже того, посередине моей тирады подтянулись ещё двое. Нашли тоже цирк!
Не знаю, чем бы дело кончилось, если бы я вдруг не услышал приближающиеся голоса.
Хрен вам, а не уединение! Что за лес, блин⁈ Я раздражённо запихал барахло обратно в рюкзак, навьючил на себя свою рухлядь и попёрся в противоположную от голосов сторону.
День ощутимо клонился к вечеру. Скоро начтёт темнеть, чё я там разгляжу? Опять всё с собой таскать?
Я в очередной раз вытащил карту и уставился в неё, надеясь хоть на какую-то подсказку. Рискнуть, номер в мотеле придорожном снять? Вроде бы, это не должно быть особо дорого. Мотелей в городке и вокруг аж несколько. Разница между ними мне неизвестна, так что попробуем в ближайший… К тому же, основная часть мотелей старалась сползтись ближе к океану, а с моей стороны магистрали стоял единственный, название которого я в меру моих переводчицких способностей обозначил для себя как «Гостевой дом Беллингхема». Туда и пойду.
Я направил стопы по вечернему городку, в безлюдных местах прихлёбывая из молочной бадьи. Да уж, расположиться в парке — идея изначально была гиблая. Похоже, народ здесь сильно за ЗОЖ или типа того. И велосипедистов нарисовалась куча, и на пробежку люди выползли, и чуть не целая команда с баскетбольным мячом в тот же парк мимо меня прошлёпала.
Или это оттого, что дневная жара спала?
Так или иначе, а под кустом с разборкой пистолетов не засядешь.
КАКОЙ НАСТОЙЧИВЫЙ, ГЛЯДИ-КА
Олька. Понедельник, 6 июля, Иркутск. Часов десять, полагаю.
Мысль о настойчивости я думала, когда после отвратительного залипонного завтрака (который я, несмотря на тошноту, заставила себя немного поесть, чтобы не вызывать ни у кого идиотской фантазии кормить меня через трубочку) в мой убогий бокс снова явился давешний безликий дядька. Что-то спрашивал. Я даже не вполне помню что, потому что мигрень моя не утихала. Половину слов не могу понять. Но как меня раздражает вот это его безэмоциональное интонирование!
В середине я психанула, и хотела выкрикнуть ему, что бесит он меня.
Как же я разозлилась, начала орать… А когда мигрень, орать нельзя, вместо нужных слов всякие выскакивают — нужные, ненужные, совсем неподходящие. Целые ходовые фразы. Хочешь, например, возопить драматически: «Да что вам от меня надо⁈» — а мозг цепляется за привычное начало и выпаливает: «Да что ты будешь делать⁈» — причём, с первоначально заложенными интонациями. А это обескураживает, потому что оно как тот заяц с горки летит — не поймёшь, где уши, где хвост, и фразу ты вроде как сам говоришь — и в то же время с глубочайшим недоумением на неё смотришь.
Это меня махом довело до такой кондиции, что я начала орать просто неостановимо. Обматерила этого мужика восьмиэтажными со всех сторон, и самого его, и начальство и всех сотрудников — да всё хаотически, бессвязно, сама себе удивилась, сколько всего, оказывается, память хранит…
На мои вопли примчался взволнованный Фёдор Палыч с целым выводком медсёстёр и санитарок. Пробился он в тот момент, когда я из последних сил выдала:
— Да чтоб тебя вы**ли ежом косматым, против шерсти волосатым!
Упала на плоскую больничную подушку. Голова болела зверски, разламывалась просто.
— Ну, это уж ни в какие ворота, — поджала губы суровая медсестра со шприцем. — Ежом! Придумала же!
Я хотела складно ответить, и сосредоточилась, так, что аж глаза на лоб полезли, что ж так больно то…
— Это… не я… это… Пётр… первый… сссссу-у-ука… прдумал… малый… загиб… клас…сика… Чит…тать… надо… побольше… А-м-м-ы-ы-ы-ы… — из глаз полились слёзы, — боль… но… больнобл*дь! Дасделайтежечтонибудь!!!
Фёдор Палыч негромко что-то скомандовал медсестре, она уже протирала место укола спиртовой ваткой. Сам же сердито развернулся к «гостю»: