в коммуне остановка.
Иного нет у нас пути,
В руках у нас винтовка!*
*Народная революционная песня.
Во всяком случае, в моих планах всё должно было состояться примерно так, как в тексте. За исключением замены винтовки на беретту. Впрочем, по порядку.
Являться на вокзал и пытаться купить билет на пассажирский поезд я, само собой, не собирался. Не знаю, насколько у тех козлов, что меня похитили, и полиции Канады дружественные отношения — а вдруг? Припереться в кассы, где тебя, к примеру, сравнят с разосланной фотографией и начнут арестовывать — такое себе удовольствие. Поэтому я гнал не на запад, к Ванкуверскому вокзалу, а на восток, туда, где часть путей разворачивалась, уходя на север. Мне нужен был какой-нибудь товарняк. Как раз они на повороте и скорость сбрасывать должны. Учитывая, что я в прошлом будущем успел услышать о железных дорогах Северной Америки, состояние их сильно хуже, чем в СССР, а значит, повороты они будут проходить ещё медленнее, не самоубийцы же.
Ездить зайцем в товарняках мне доводилось множество раз — святые девяностые, мать их. В Железногорске-Илимском тогда жили. Жрать нечего, в магазинах голяк. Не вырастишь огород — вообще копыта откинешь. Все работают. Кто едет поливать? Вова. До дачи — только на электричке или пешком по грунтовке и через Илим (река, с полкилометра ширина будет) переправляйся как хочешь, пешеходного моста нет. Денег на электричку нет. Вова проходит за станцию, на поворот, дожидается, пока подходящий товарняк сбросит скорость — и запрыгивает на ходу. А за садоводством, также на повороте соскакивает.
Примерно такой же номер я собирался совершить и сейчас. Не думаю, что товарные поезда слишком уж кардинально друг от друга отличаются.
Пару часов я выкладывался изо всех сил, пока не вырулил на присмотренный по карте поворот. Плюс был ещё и в том, что вокруг раскинулся приличный лесистый кусок, дома давно кончились, и я сильно рассчитывал, что никто меня не заметит. Дополнительным плюсом оказалось (чего на карте не было видно), что в этом месте дорога забирается на холм, а значит, поезд будет идти ещё медленнее.
Я спрятал велик в зарослях ёлок и приготовился ждать.
По закону подлости первые два поезда, прошедшие в нужную мне сторону, тащили длинные цепочки цистерн. Потом прошёл товарняк с платформами, сплошь заставленными морскими контейнерами. В такие хрен залезешь. А на крышу если — будешь сидеть как муха на перилах. Нет. Следующий снова был с цистернами. И снова с контейнерами…
Я сидел уже два часа, молоко, между прочим, допил и выкинул в кусты канистру, а ни одного товарняка, в который можно было бы спокойно залезть, так и не появилось. Херовый план, однако.
Из-за поворота показался состав. И снова контейнеры!
Я только успел окончательно расстроиться и собрался лезть за великом в кусты, как появился ещё один поезд. Этот я чуть не проморгал, потому что сперва подумал, что он пассажирский. Но оказалось, что комбинированные поезда тут тоже ходят! За глухим багажным вагоном было прицеплено ещё два товарных, довольно архаичного вида. Я побежал, разгоняясь за поездом,успел запрыгнуть на подножку второго вагона. Сдвижная дверь оказалась заперта просто на мощную щеколду, по типу тех, что ставят на сараи. Больше никаких замков!
Я сдвинул дверь, в лицо дохнул знакомый запах конюшни. Да неужто? Протиснулся в образовавшийся проём и тут же задвинул дверь за собой. Точно! Во временных денниках стояло около десятка лошадей. Возня с дверью явно их побеспокоила, и теперь они таращились на меня в лунном свете, проникающем сквозь узкие окна под крышей. Ближний конь (подозреваю, что таки конь) сердито фыркнул мне в лицо. Так. Как пели мужики из незабвенной группа «Ума Турман», «ну, надо же как-то отношения завязывать»*. Я стянул рюкзак, достал початую ещё с первого раза упаковку хлеба, распетрушенную пачку соли, посолил кусок, протянул. Конь смотрел на меня с великим подозрением, потом долго нюхал… взял. Из соседнего денника тут же потянулась вторая морда…
*Песня «Я так ждала тебя, Вова!»
Короче, от первой пачки хлеба не осталось ничего. Лошади продолжали тянуться мордами, фыркали в уши, натурально целоваться лезли. Может, им тут было страшно, в этом незнакомом месте? С другой стороны, ребята, я тоже в страшном и незнакомом месте. И чёт я так расчувствовался, достал из сухофруктов пакет с сушёными дольками яблок и начал их угощать, гладить по мордам. Потом сел в дальнем углу, за последним денником, хотел тоже яблок пожевать, да так и уснул с пакетом в руках.
НАЧИНАЕТСЯ ОХОТА
«Охотники за привидениями». Понедельник, 6 июля, 7.30. Портленд.
Агентство у них было небольшое. Трое постоянных сотрудников плюс, по мере надобности, сотни мелких осведомителей, посыльных, частных детективов и просто полицейских, готовых в случае необходимости выполнять отдельные поручения за соответствующие премии.
Вызов Пола, пришедший каждому на пейджер, собрал всех троих в их рабочем офисе.
— Ребята, есть заказ. Пацан, одиннадцать лет, сбежал из дома. Мне дали понять, что он чрезвычайно важен.
— Сынок большого человека? — выпятил губу Фред.
— Возможно.
— Зачем тут мы? Шарится, скорее всего, в ближайшем центре игровых автоматов или у дружков сидит.
— Если бы всё было так просто. Тут, похоже, у парня случился особый задвиг.
— Что, с хиппарями связался? — подняла брови Линда.
— С коммунистической ячейкой. Начал изучать русский язык, зовёт себя Владимир Воронов. Собрался переправиться в Россию, чтоб бороться там за мировую революцию.
— Да он псих.
— Возможно. Есть сведения, что его видели в Сакраменто, денег у него немного, скорее всего, попытается передвигаться автостопом в сторону одного из портов. Из Ванкувера ходят транспорты в Азию. От той же Японии до советского побережья рукой подать.
— Но он ведь мог направиться на Кубу, правильно? В расчёте, что тамошние комми дружат с советами.
— Мог. Поэтому проверяем все направления. Вот фотографии.
ПОЛУНОЧНОЕ
Олька. Психушка. Понедельник… Нет, наверное, уже вторник, полночь-то миновала…
Трудно спать, если почти весь день, да перед этим день (или два?) спал. Что-то я прям теряюсь. Но если ко мне кто-то заглядывал, я лежала неподвижно, закрыв глаза, и дышала ровно, ну их нафиг с их успокоительными.
Мысли думались всякие.
Про Вовку. Про родню.
Вова будет ломиться домой, тут к бабке не ходи. Лишь бы осторожен был.
А состояние своих родителей я тоже могла представить. Для начала, все были в шоке. Попытались пробиться ко мне, но… это ж психушка. Я прямо представила, как та тётка, что меня из музыкалки забирала, втирает им какую-нибудь дичь про нагрузки, несовместимые с детской психикой, пострадавшую нервную систему и всё такое прочее.
А! Нет, эта не могла — она же с ногой теперь. И не жалко мне её. Ковыляй потихонечку, тётя.
Ну, всё равно. Что тут, врачей мало, что ли? Найдут кого-нибудь дежурные слова сказать.
Мама будет плакать, Женя скрипеть зубами и её поддерживать. Бабушка… за бабушку ответите мне, твари!
Отец тоже по-любому мечется, он через дядю Колю сразу должен был узнать.
Ищут знакомых, выходы какие-то… У нас ведь как. Даже если совсем нельзя, то иногда всё-таки можно, если знать, через кого зайти. Но тут им невдомёк, что в дело вмешались такие структуры, что никакие связи, знакомства и выходы не помогут.
Тут только ждать. Я неисправимый оптимист. Всё будет хорошо. Лишь бы не слишком поздно.
АЙМ ФРОМ СЕРБИЯ
Вовка. Понедельник, 6 июля, 8.15 по времени Калифорнии. Какой-то поезд.
Я проснулся от того, что кто-то трогал меня за плечо. Вскинулся как пружина. Хорошо, пистолет выдернуть не успел!
Напротив, слегка присев и растопырив руки, стоял парень. Типичный такой ковбой из вестернов: джинсы, клетчатая рубаха, узконосые сапоги со шпорами и даже шляпа с подогнутыми полями. Говорил он много и суетливо, через слово вставляя успокаивающее: «О-кей, окей…» и «хав а ю?» Вагон покачивало, дверь была закрыта.