В ответ им слышались разноголосые приветствия советских воинов:
- Здравствуйте, товарищи!
Передовые отряды армий представляли собой сильные, хорошо вооруженные и оснащенные боевой техникой соединения. В них входили: танковые бригады, стрелковые полки, посаженные на автомашины, самоходно-артиллерийские и истребительно-противотанковые полки, гвардейские минометные дивизионы ("катюши"), зенитно-артиллерийские батареи, инженерно-саперные батальоны. Они могли, не отрываясь от основной массы войск, наносить внезапные удары по вражеским гарнизонам и, уничтожая их, обеспечить продвижение вперед всей армии.
Перед войсками Забайкальского фронта находились разобщенные гарнизоны прикрытия японцев. Они были внезапно атакованы и уничтожены. Главные же силы одного из фронтов Квантунской армии, на которые были нацелены мощные силы войск маршала Р. Я. Малиновского, располагались в глубине Маньчжурии. Советская авиация нанесла по ним бомбовые удары, нарушила связь, парализовала управление и уничтожила почти все средства передвижения.
Танкисты танковой армии генерала А. Г. Кравченко преодолели за светлое время суток 150 километров и к исходу дня находились на подступах к перевалам Большого Хингана. Там, где перешли границу войска 36-й армии генерала А. А. Лучинского, враг, держась за берег реки Аргунь и мощные инженерные сооружения Чжалайнор-Маньчжурского укрепленного района, пытался обороняться и даже контратаковать наши войска. По наступающим советским пехотинцам ударили пулеметы и пушки противника. В ответ заговорили "катюши" и одним ударом разрушили всю систему обороны врага. Вслед за огневым налетом стрелковые части форсировали реку Аргунь, пользуясь мостами и паромными переправами, и с боями овладели укрепленным районом и железнодорожными станциями. К ночи, преодолев около сорока километров, стали выдвигаться на Хайлар. До рассвета шел жестокий бой за город. С восходом солнца 10 августа бомбардировщики 12-й воздушной армии нанесли бомбовые удары по железнодорожным узлам и опорным пунктам противника. Враг не выдержал и бежал.
Японская ставка, ошеломленная внезапными и мощными ударами советских войск и авиации, поспешно отводила войска в глубь Маньчжурии и на других участках фронта.
Командование Квантунской армии решило оказать сопротивление на подступах к крупным городам и вблизи железных дорог, куда спешно отводились войска, оказавшиеся под ударом. Но наши механизированные части так быстро продвигались вперед, что планы японского командования оказались сорванными.
Чтобы хоть как-то затормозить наступление советских войск, японцы взрывали мосты, поджигали склады, разрушали телеграфные линии, отравляли колодцы.
На отдельных участках наступления противнику удавалось приостановить на час-другой некоторые наши части, но в основном весь фронт безудержно шел вперед.
ВПЕРЕДИ ГЛАВНЫХ СИЛ
Проливной дождь заставил воинов-комсомольцев отдельного разведэскадрона, куда попал Мирон, перебраться с зеленой лужайки в старый нежилой барак и там в тесной комнате продолжать собрание. Ни скамеек, ни стульев. Даже стола не оказалось, и секретарь писал протокол на широкой спине низкорослого солдата Ивана Зайцева.
Иван рассказывал своим товарищам, как однажды ночью в дом его отца, путевого обходчика, ворвались японские диверсанты. Самураи штыками закололи отца, мать, маленькую сестренку. Семилетний Ваня был на печке. Убийцы решили, что в доме больше никого нет. Мальчик притаился в ворохе тряпья...
Мирон впервые на комсомольском собрании воинской части. Он испытывал такое чувство, словно все происходит на передовой и сейчас в длинном заброшенном бараке решается важная задача в его жизни: жить или умереть, победить или потерпеть поражение. И как решат комсомольцы, так оно и будет.
Докладчик - заместитель командира эскадрона по политчасти капитан Валов, черноглазый, рослый, красивый, - говорил громко и убежденно.
- На нашу долю, товарищи комсомольцы, выпала великая историческая миссия освобождения порабощенных японским империализмом народов Азии. Вы, и только вы, советские воины, принесете Родине еще одну победу ради вечного мира! Мужеством, дисциплинированностью, благородством своим вы должны показать лицо советского воина. И вместе с этим, - говорил он, - не забывайте, что враг коварен. Он отравляет продукты питания, воду, минирует дороги, мосты, жилье, и есть данные, что японцы имеют на вооружении бактериологическое оружие.
- Душегубы! - послышался голос Ивана Зайцева. - Нет им пощады!
Валов поднял руку и продолжал:
- Японское командование, ошеломленное внезапными ударами советских войск и авиации, отводит свои части в глубокий тыл. Наша задача: вырваться вперед и разведать маршрут движения войск... Впереди лесные чащи, болота, реки, бездорожье... И конечно, озлобленный противник... Все это нужно преодолеть!
Затем выступали комсомольцы. Они заверили, что выполнят приказ командования с честью. Будут громить самураев, как громили фашистов. Слова воинов были поистине клятвой.
Поднялся со скамейки широкогрудый, утянутый ремнями майор Лунь. Лоб округлый, брови дугой, глаза большие, волосы светлые и, словно небрежно завитые, спадают на лоб. Говорил он властно, делая небольшие паузы после каждой фразы. Его выступление было сдержанным и кратким. Ни одного лишнего слова. Как приказ.
- Наш эскадрон называется отдельным и особым. И задача наша особая: пробираться сквозь тайгу, между сопок по заболоченным местам, переправляться вплавь через реки, преодолевать ночью степные районы. Я уверен, что мы пройдем всюду. И вы, комсомольцы, моя опора.
Мирон посмотрел на Женю. Она была похожа на отца. Такие же большие голубые глаза, только кудри светлее и личико маленькое. Почему она грустная? Не девичье Дело - боевые походы.
Дождь лил не переставая. Раскаты грома сотрясали старый барак, и жалобно дребезжали уцелевшие стекла в почерневших от сырости рамах.
Решение приняли короткое: "Всем комсомольцам в бою быть впереди! Для выполнения приказа не щадить своей жизни!"
После собрания Мирон побежал к Звездочке. Снял мокрую попону и укрыл лошадь шинелью.
- Я тоже за шинелью сбегаю, - сказала Женя.
Пока Мирон подвязывал к голове Звездочки торбу с овсом, Женя возвратилась.
- Любишь ты, Мирон, свою Звездочку! - сказала она, смахивая ладонью воду со спины лошади. - Молодец, так и надо.
В разговоре с Мироном Женя держала себя грубовато, чтобы Мирон не подумал, что она неженка. Но это лихачество совсем не шло ей. Она хороша была своей нежностью и прямотой. А лошадей она любила так же, как и Мирон, и, рассказывая о своей Лизутке, отмечала в лошади какие-то необыкновенные, почти человеческие качества. Получалось, что ее лошадь все понимает, все умеет, только сказать не может.
- Минуты не может без меня. Услышит мой голос и зовет меня - ржет. Скажу ей: "Негодная! Плохая!" - она кусается. Не больно, конечно.
О себе Женя после разговора в вагоне ничего Мирону не рассказывала. И вообще не любила, когда ее жалели или говорили, что она слабая и воевать не ее дело...
Когда подходили к палатке, Женя поймала руку Мирона.
- Прошу тебя, забудь, что я девчонка. На фронте я боец и не хочу никакой жалости.
Мирон сжал крепко ее руку.
- Как хочешь. Я и не собирался жалеть тебя. Тебе не плохо. Ты с отцом...
Дождь лил всю ночь. В долине между сопок, где еще вчера косили сочную траву, бежала мутная широкая полоса воды. Лес стоял в тумане. Реки вышли из берегов, и вода залила поймы.
Погода для броска кавалерии самая неподходящая. Но изменить ход военных событий было уже невозможно. Вслед за первым эшелоном армии, когда передовые отряды углубились так далеко, что едва слышались раскаты артиллерии, границу пересек особый отдельный эскадрон и по тропам лесистых склонов горы Тигровой стал продвигаться в глубь Маньчжурии, опередив пехоту.
Войска 1-го Дальневосточного фронта, сокрушив врага в приграничной зоне, успешно шли с боями вперед. Шли сквозь тайгу и заросли, по сплошным болотам, через реки...
Как только небо очистилось от облаков, с аэродромов поднялись самолеты 9-й армии генерала И. М. Соколова. Они летели над лесом невысоко и едва скрылись, как донесся грохот бомбовых разрывов.
Все неудержимо движется вперед. Сплошной поток - солдаты, пушки, машины... Но Мирону казалось, что из всех войск фронта самая главная воинская часть - особый кавалерийский эскадрон.
Пробиваясь сквозь лесные чащи по каменистым склонам сопок, а еще через два дня - по топким торфяным болотам, преодолевая вплавь реки, эскадрон проник в глубокий тыл противника.
Командир радировал штабу армии о разведанных в лесах и на сопках укреплениях противника, о направлениях отхода и количестве вражеских войск, о возможных обходных путях, по которым можно зайти для удара по врагу с тыла или фланга.
Вышли к огромному лесному массиву. Деревья стояли сплошной непроходимой стеной. Растопыренные сучья не пропускали даже людей. Под ногами - гнилой валежник.
Стрелковые части, следовавшие за разведэскадроном, получили приказ: прорубить дорогу для боевой техники. Появились пилы, топоры. С треском и гулким ударом валились великаны деревья. Всюду слышно дружное: "Раз-два, взяли! Раз-два, взяли!" Солдаты вместе с подоспевшими саперами растаскивали в сторону бревна и сучья, расчищали путь машинам и тягачам с орудиями...
А дальше сопки, сопки и под ногами камни. Кавалеристы ушли далеко вперед, оторвались от главных сил армии. Маленькую, но быструю речушку, держась за гриву лошади, вслед за командиром переплыла Женя Лунь. Мирон, окунувшись в воду, ощутил родниковый холод. Переправившись, он вылил из сапог воду, растер Звездочку жгутом из травы.
- Тебе в Ледовитом океане купаться можно, - удивлялся Мирон, посматривая на Женю. - А говорила, что боишься холодной воды, что плаваешь плохо.
- Если надо, и Ледовитый переплывем, - улыбнулась она. - Сделай-ка и мне такой жгут.
Где-то далеко позади слышались орудийные выстрелы. Там шел бой.
Вдруг кони встревожились, захрапели, зашевелили ушами. На лесную поляну выбежало стадо кабанов. Заметив людей, кабаны бросились в лесную чащу. За взрослыми животными едва поспевали полосатые малыши, издавая многоголосый испуганный визг. В них никто не стрелял.