между пешеходами и их отражениями в лужах.
Услышав, как мелкие капли дождя застучали по окну комнаты Нива,
Хаси сказал:
— Когда идет дождь, кажется, что вот-вот что-то вспомнится.
Нива поднялась, повернулась к нему спиной и застегнула лифчик с
поролоном в чашечках.
— Послушай меня, Хаси. Сейчас ты еще можешь себе это позволить,
но, когда ты станешь известным, не надо вспоминать о прошлом. Потому
что перестанешь понимать, кто ты есть. Знаменитостям нельзя вспоминать
о своем детстве. Есть и те, кто от этого сходит с ума.
Хаси понял, что он подошел к входу в тоннель, ведущий на Ядовитый
остров. Предрассветный рынок: в магазинчиках уже закрыли двери,
повсюду валяются обрывки бумаги, железки, осколки стекла, окурки;
непроданные мужчины-проститутки с усталым видом сидят на земле. Двое
из них положили руки на колени и сгибают и разгибают уставшие ноги.
Какая-то иностранная проститутка переоделась в спортивную обувь и
побежала трусцой. Когда стоишь весь вечер на ногах, ноги может свести во
сне судорогой. Судорога в ноге превращается в кошмарный сон о том, что
парализовано все тело, и проститутка просыпается среди бела дня. В такие
моменты через щели в занавесках и ставнях на ноги падает тонкий сноп
света. Одна проститутка упала. Кажется, сломала каблук. Юбка задралась,
под ней нет белья, обнажились толстые ляжки. «У тебя в волосах на лобке
пепел», — веселился один из парней с бледной кожей. Проститутка, задрав
юбку и расставив ноги, пыталась починить каблук, но наконец отчаялась и
бросила. Она отправилась дальше, прихрамывая на одну ногу. Лишь один
каблук цокал по земле. Покачиваясь, дошла до выхода из тоннеля и только
тут поняла, что одна туфля ей не нужна. Она повернулась, и, словно
заклинатель погоды, задрав ногу, подбросила туфлю высоко вверх. Выйдя
из тоннеля, она подняла ладонь и посмотрела на небо. Дождя не было. Из
темноты, в которой исчезла женщина, в тоннель въехал мальчишка на
велосипеде. Он вез в корзине йогурт в баночках, его, завершив гимнастику, покупали проститутки. Они облизывали мутный белый йогурт с губ
вперемешку с несвежей, осыпавшейся косметикой. На выходе из тоннеля с
Хаси поздоровался один знакомый гей. Немой старик-проститутка жестом
похвалил его шелковую рубашку.
На Ядовитом острове пахло очень знакомо. Лампочки, которые забыли
погасить, криво отражались в грязных лужах. Ни дорога, ни дома не
изменились. Не прошло и двух месяцев, как он уехал отсюда, вряд ли что-
то должно было измениться, но Хаси хотелось, чтобы и дорога, и
окруженные колючей проволокой дома навсегда исчезли. И не только это
место, но и остров заброшенных шахт, и дом Куваяма, и поросший каннами
склон, и будка Милки, и морской берег, и приют, и вишневая долина, и
песочница, и молельня — пусть все это исчезнет. Почему? Потому что я —
певец. Я стал певцом. Честно говоря, мне не просто хотелось стать певцом, мне хотелось певцом родиться. До того как я стал певцом, я был мертв. Я
был одним из тех, кто нечетко изображен на потускневших фотографиях, кто не улыбался, но кому велели улыбаться. До того как я стал певцом, давно-давно, я был испуганным и плачущим голым младенцем. Я был
младенцем,
присыпанным
лекарством,
брошенным
в