расплакался. Кику незаметно выбрался из комнаты и побежал в молельню.
Там пахло плесенью и пылью. Кику включил свет и посмотрел на картину
на стене. Христос поднимал над головой ягненка. «Скоро на вершине
скалы, нависшей над морем, окажусь и я». Кику не отрывал глаз от
картины, пока не пришла разыскивающая его монахиня. Она прочитала
вместе с Кику молитву.
На синкансене[2] дети в сопровождении одной из монахинь прибыли в
Ваката, где их передали мужчине в черном костюме, социальному
работнику префектуры Нагасаки. Вместе с ним они сели в электричку и, доехав до какой-то маленькой станции, пересели в автобус. В автобусе
было так жарко, что пот тек с них ручьями. Социальный работник в черном
пиджаке показался Кику каким-то странным. Когда он сказал об этом Хаси,
тот молча указал на кисть мужчины, на которой виднелся рубец от ожога.
Видно, когда-то ему довелось испытать гораздо большую жару, чем сейчас.
Автобус карабкался вверх по длинной прямой дороге. Наконец
показалось море. Вскоре дети увидели паром, покрытый красной
ржавчиной, побережье мыса, островки и облака, обгоревшие на солнце и
скучившиеся на горизонте. Выбравшись из автобуса в порту, Кику и Хаси
побежали по бетонному пирсу, чтобы поглядеть на море.
— Кику, смотри, как здорово, видно далеко-далеко!
Воздух над морем разбух от жары и слегка подернулся дымкой.
Хаси стоял и смотрел на корзину, полную рыбы. Кто-то из рыбаков
положил перед ним одну рыбину. Рыба с круглыми глазами и раздутым
брюхом билась по земле, так что пыль прилипала к ней со всех сторон, потом замерла. Кику дотронулся было до ее острого хвоста, но резкий
запах ударил ему в нос и он отдернул руку.
Социальный работник в черном костюме позвал детей. Он держал в
руках билеты на паром и мороженое. Дети обернулись к нему, и в этот
момент в небе из-за гор, со всех сторон окружавших порт, появился
металлический цилиндр с крыльями. Прямо над головами детей под
крыльями серебристого самолета легко сложились шасси. Широко
открытыми глазами дети смотрели на реактивный самолет. Он летел так
низко, что казалось, вот-вот унесет их вместе с собой. Огромная крылатая
тень на мгновение накрыла порт и принесла прохладу двум разгоряченным
детским телам.
На пароме было жарко и пахло мазутом, дети с трудом переводили
дыхание. Таблички с надписью «Не работает» висели повсюду: на автомате
с соками, телевизоре, настенном вентиляторе. Социальный работник
протянул детям подтаявшее мороженое. Виниловые сиденья в каюте были
разодраны, из дыр торчал желтый поролон, клочки которого валялись на
засыпанном песком полу. На черные брюки социального работника капнуло
мороженое. С недовольным лицом он вытер брюки носовым платком и
сплюнул на пол.
— Что, ребята, притомились? — спросил он. Детей мутило. Запах
мазута и качка вызывали тошноту. Чтобы хоть как-то избавиться от
противного запаха, они усердно лизали мороженое.
— Устали? Ну-ка, отвечайте! — рявкнул социальный работник.
От неожиданности Хаси отдернул руку с мороженым ото рта и
негромко, словно читая книгу, ответил:
— Мы — из приюта Пресвятой Девы Марии в Вишневой долине.
Едем из Йокогамы к своим новым родителям.