Сообразив, что не сможет играть в регби, как прежде, он напился в доску,
ввязался в драку и так ударил одного типа стулом, что тот дал дуба. «Вы не
поверите, что я бросал мячик на шестьдесят пять метров. Сраный мячик
размером с грейпфрут! Спорим, что бросал?»
Хаяси был инструктором по водным лыжам. Ему срочно понадобились
деньги, и он решил взять кассу знакомого парикмахера. Тот начал орать, Хаяси, чтобы тот замолчал, заткнул ему рот и в конечном счете задушил.
«Терпеть не могу запах шампуня. Все эти старые ублюдочные парикмахеры
пропахли шампунем. И уж совсем невыносимо увидеть чей-то язык. Когда
душишь человека, язык у него вываливается и оказывается гораздо
длиннее, чем обычно: свисает до самого подбородка! Я и представить себе
не мог, что у человека такой длинный язык».
Шестеро заключенных, направленные на кухню № 3, были не только
осуждены за убийство, но и все как один имели права на управление
катером. Дело вполне естественное для моряка Садзима и инструктора по
водным лыжам Хаяси. Накакура, прежде чем поступить в ресторан, три
года проработал на судне, прокладывающем подводные кабеля. Фукуда
вырос в портовом городе и любил порыбачить в море. Поскольку у него не
было денег, чтобы нанять профессионального рулевого, он и его приятели
по рыбной ловле решили сами получить права на вождение катера. У
родителей школьного приятеля Яманэ был свой катер, и он научился им
управлять. До того как получил травму черепа, он нырял с аквалангом.
Кику плавал на рыболовецком судне своего приемного отца, когда жил на
острове. Никто, кроме Кику, не сумел сдать экзамен в тюремный клуб
мореплавателей.
Членство
в
клубе
ограничивалось
пятнадцатью
человеками, и всех пятерых отправили работать на кухне, чтобы через
полгода они снова сдавали экзамен. Инструктор по проблемам адаптации
считал,
что
стремление
пяти
заключенных
поступить
в
клуб
мореплавателей благоприятно повлияет на Кику и выведет из состояния
депрессии.
Исправительная колония считалась образцовой. Если бы не высокие
бетонные стены и двойные железные входные двери, она вообще
напоминала бы закрытый пансион. Главный принцип заключался в том, чтобы не подавлять заключенных посредством насилия, а устранять у них
бунтарский дух. Достаточно было следовать установленным правилам,
чтобы не вызывать недовольства. Заключенные понимали, что условия в
колонии великолепные и что обращаются с ними как с нормальными
людьми. Например, раз в два месяца их расспрашивали об условиях
содержания и, если требовалось, повышали ежедневную пайку хлеба или