завершить свою земную жизнь.
Хаси оборвал ее рассказ и погладил бок Нива. Кожа была мягкой и
гладкой, смазанной кремом, а сверху увлажнителем. Хаси вспомнил, что
два дня назад Тору говорил ему: «Мужчины напоминают пресмыкающихся,
а женщины — фрукты. Когда откусываешь фрукт, ощущаешь вкус корней
дерева, на котором он вырос, вкус земли, воздуха и солнца. Обнаженное
тело женщины подобно зрелому плоду. Когда касаешься его пальцем, он
слегка краснеет и откликается на прикосновение, но он еще прикреплен к
дереву, к земле. А голая плоть пожилой женщины напоминает свиной
окорок или, если тебе больше нравится, персиковое суфле, наполненное
сахаром и желе, липким и тягучим. Не знаю, как бы ты справился с такой
старушкой, но я не смог бы, меня бы стошнило…»
Нива опустилась на четвереньки, чтобы полизать промежность Хаси.
Ее смазанные кремом ягодицы колыхались перед его глазами. И вдруг Хаси
вспомнил женщину, которая рыдала во время процесса над Кику. Ему
хотелось прикоснуться к ее маленьким грудям, торчащим под облегающим
платьем. Если бы он вонзил в ее тело ногти, ее кожа покраснела бы. От
таких воспоминаний он возбудился, а Нива начала часто дышать. Из ее
лона капало желе с примесью сахара. Он понял, что, вероятно, из-за того, что он не оставил на ее коже кровоточащих царапин, его победа над Кику
была неполной.
— Я устал, ухожу, и больше на меня не рассчитывайте, — выпалил
Мацуяма Юдзи на вторую неделю репетиций и бросил медиатор на пол.
Хироси Китами потребовал, чтобы он продолжал репетировать. Но тот
вырвал микрофон из гитары, ткнул пальцем в Хаси и заявил:
— Это ты во всем виноват! — после чего выбежал из студии.
Никто и не пытался его задержать. Все, включая Хаси, предвидели, что
именно так и кончится. Нива его предупреждала, и Хаси несколько раз
пытался изменить свою манеру исполнения, но музыка «Traumerei» с
каждым днем становилась все более приглаженной, а группа — все
холоднее и бездушнее.
— Ну и что же нам теперь делать?
— Ты же знаешь, что я тебя люблю, — сказал Тору, подергивая струны
бас-гитары. — Ты славный парень, классно поешь, не только я, все мы к
тебе прекрасно относимся, и нам понятно, чего ты хочешь добиться. Если
бы мы не были с тобой согласны, мы не подписали бы контракт. Мне
понятно, чего ты хочешь: создать настроение, которое вгонит слушателей в
расслабуху, после чего взбудоражить их внезапными выплесками и
яростными ритмами, пробудить из полузабытья, и тогда они поймут, что
выхода нет, и окажутся перед мрачной, заполненной склизкими, мерзкими
червями бездной, подобной которой они никогда не видели и из которой, возможно, нет выхода. Они будут пристально рассматривать этих червей, подавляя в себе омерзение, и те в одно мгновение превратятся в светлые
пятна. И тогда слушатели вслед за пятнами спустятся в подводную пещеру
и выплывут через нее в изумрудное море. Это ты нам объяснял, мне
кажется, я понял твою мысль. Безупречный звук существует только то
мгновение, пока он заключен в этом мрачном гроте. Тогда мне кажется, что
я понимаю, чего тебе хочется — на мгновение оказаться в этом гроте, потому что музыка исходит оттуда. Она пребывает в глубине грота, твоя
музыка завязла там, и ты никак не можешь понять, что нужно делать и как
оттуда выбраться. И мы тоже не знаем, как тебе помочь.
— Полная чушь! Высказывайся напрямик! Вся причина в твоей
манере пения, — воскликнул Мацуяма, который только что вернулся в