не посмеет меня унизить. Вы еще увидите! Вы не поверите своим глазам, но увидите! Как только я обрету свой настоящий голос, свой подлинный
вокал, Кику, я приду к твоей женщине и оставлю на ее прелестной заднице
кровавые царапины.
Хаси слегка прикусил кончик языка, но тот еще не окончательно
онемел, и боль пронеслась по всей голове. Челюсть у него начала отвисать, и он медленно вынул язык из стакана с водкой. Высунув его как можно
дальше, он попытался левой рукою ухватиться за кончик, но язык был
слишком скользким, и ухватить его никак не получалось. Наконец Хаси
удалось вонзиться ногтями в губкообразную плоть, а второй рукой схватить
ножницы. Они были закопченными, но раскаленными. Когда он
прикоснулся ножницами к кончику языка, дрожь пробежала по его телу, он
рухнул на пол, извиваясь и зажимая рот рукой, но не издавая ни единого
звука. Он колотил ногами так, что разбил стоявший на столе стакан. Какое-
то мгновение боль была такой сильной, что у него потемнело в глазах и он
покрылся потом. Не вставая с постели, Хаси выдернул вонзившиеся в ковер
ножницы и чуть сбрызнул их водкой из бутылки. Он чувствовал запах
испаряющегося алкоголя, который капал на раскаленное железо. Его
удивило, почему он не завопил от боли. Вероятно, крики — это
непроизвольные вопли о помощи, укорененные в подсознании, хотя ты
прекрасно знаешь, что совсем один.
Хаси снова высунул язык. Зажмурившись, он представил, что все его
тело стало одним языком. Раздвинув ножницы, он сунул кончик языка
между лезвиями. Боль от ожога ослабла. Среди историй, которые читали
ему монахини в приюте, была сказка про ласточку. Он помнил, что одна
старуха вырезала у ласточки язычок, после чего птичка ей отомстила, а вот
как именно, припомнить не мог. Он усиленно копался в запасниках своей
памяти — безуспешно. Потом попытался остановить дрожание челюсти, но
и это не удалось.
Кончик языка подрагивал между лезвиями ножниц. Когда крошечный
скользкий кусочек плоти упал наконец из его рта и ручьем хлынула кровь,
Хаси немедленно заткнул рот марлей. Кровь лилась такой сильной струей,
что ему стало страшно, хотя боли он почти не ощущал. Запихивая куски
бинта один за другим в рот, он дрожал всем телом. Весь его рот оказался
забит окровавленными тряпками, он не мог дышать.
Хаси поднялся на ноги и выплюнул всю окровавленную массу на пол.
Он попытался откусить кусочек листа алоэ и приложить сочную мякоть к
языку, но кровь продолжала струиться потоком. Он заметил валяющиеся на
полу ножницы, к которым прилип кончик его языка. И тогда вспомнил
вдруг, как отомстила ласточка: она послала старухе коробку с подарком, но
когда та ее открыла, внутри оказались чудовищные бесы. И пока Хаси
стоял, прижимая ко рту оставшуюся марлю, он думал о том, кому бы
послать коробку с бесами.
ГЛАВА 24
Анэмонэ дожидалась автобуса. Был час пик, и не менее десяти человек
выстроились в очередь. Перед Анэмонэ стояла старушка с повязкой на
глазу, за ней — женщина с двумя детьми. Старушка поглядывала то на
расписание автобусов, то на свои часы. Наконец обернулась к Анэмонэ.
— Он опаздывает!
— Должно быть, пробка перед гаражом, — ответила Анэмонэ.
Старушка покачала головой, достала из коричневой сумочки пачку