дилдо. Вот и все, что тебе надо, казалось, говорил он. У тебя все получится.
ГЛАВА 26
У Кику на рукаве тюремной робы появилась серебряная нашивка. Он,
Яманэ, Накакура и Хаяси поступили в морское учебное подразделение и
были переведены в другой тюремный блок. В день переезда у Яманэ с
самого утра жутко болела голова, он покрылся гусиной кожей и холодным
потом.
— Это все проклятая пластина в моей башке, — говорил он
друзьям. — Наверно, распаялась. Если я потеряю сознание или начнутся
судороги, не говорите со мной, не трогайте. На пластине есть пара таких
точек, что, если до них дотронешься, я уже ни за что не отвечаю.
— Ты имеешь в виду, что это убьет тебя? — спросил Кику.
— Нет, я имею в виду другое, — ответил Яманэ с блаженной
улыбкой. — Скорее это убьет вас.
В новой камере они, как полагается, должны были выразить почтение
к ее старожилам. Но Яманэ испытывал такую боль, что не в силах был
говорить. Его била дрожь, и он, скрючившись, сидел в углу. Кику с
приятелями попробовали было объяснить, что Яманэ сильно простужен, но
местные авторитеты восприняли это как оскорбление.
— Этот ублюдок не знает, как себя вести, — сказал кто-то.
Чтобы отвлечь внимание от Яманэ, Накакура предложил сделать кому-
нибудь из них массаж. Но как только он начал растирать плечи одному из
них, тот громко фыркнул:
— Малыш, тебе надо помыться!
— Да, господин, я знаю, господин. Всякий раз, когда меня прошибает
пот… — начал объяснять Накакура, но осекся.
— Воняет, как шлюха в горячке, — сказал другой заключенный. —
Кинда тебя возбуждает!
Накакура изменился в лице. Позже он объяснил Кику, что эта реплика
заставила его вспомнить о матери: «Летом ее запах доносился даже из
соседней комнаты. В общем, к этому привыкаешь, но по запаху всегда
можно было определить, что она только что переспала с мужчиной».
Пока же Накакура продолжал разминать заключенному спину. В какой-
то момент он послал Кику и Хаяси легкую улыбку и сделал вид, будто
хочет свернуть тому шею. Это был всего лишь жест, шутка, но стоявший
позади него парень заметил его и разразился бранью:
— Эй, козлы, что вы себе позволяете! Новенькие должны вести себя
как положено, а вы издеваться вздумали, засранцы! — завопил он и с силой
пнул Накакура.
— Пожалуйста, потише! — бормотал Накакура, корчась в углу от
боли. — Пожалуйста…
Сколько Накакура ни пытался извиняться, старожилы камеры
продолжали распаляться все больше и больше, и наконец один из них
ударил его по лицу и при этом случайно задел Яманэ.
— Прекратите… — прошипел Яманэ и тут же вскочил на ноги, издал
пронзительный вопль и пробил кулаком ближайшую стенку — не менее
пяти сантиметров толщиной. — Не надо кричать, прошу вас! — прорычал
он.
Все присутствовавшие в камере стояли с отвисшими челюстями.