Спектакль произвел огромное впечатление на Накакура, который
говорил о нем всю дорогу до камеры.
— Ну и отмочила же она штучку — малышку в камень обратила, —
говорил он с затуманенными глазами.
— Ты что, не понял? — сказал Хаяси. — Вся история сочинена
специально для нас. Мы тут сидим, как хорошенькие, маленькие статуи, и
все кончится хэппи-эндом.
Яманэ согласно кивнул.
— Дерьмо собачье, — твердо возразил Накакура. — Главное здесь —
эта гадкая мамаша, которая сбежала с любовником. Здорово, что в конце
концов малышка осталась с дедом. — Хаяси и Яманэ переглянулись и
рассмеялись, поэтому Накакура обратился за поддержкой к Кику: — А ты
как думаешь? Дерьмо или не дерьмо?
— По-моему, это было довольно поучительным, — сказал Кику,
оборачиваясь к отставшим.
— Поучительным? Что именно? — спросил Яманэ.
— Сцена с превращением девочки в статую.
— Что? — изумился Накакура. — Промахнулся, парень! Это был
самый грустный момент.
Кику рассмеялся:
— Я имею в виду совсем другое. Мне кажется совершенно
правильным, когда тех, кто не знает, чего он хочет, превращают в камень.
Так что богиня права. Те, кто не знает, чего он хочет, никогда ничего не
добьются. Они уже и есть камни. И вообще, лучше бы эта тупая девчонка
так и осталась окаменевшей.
Хаси выработал в себе стойкую антипатию ко всему, в чем могло
отражаться его лицо. Зеркала, ночные окна, отшлифованный черный
мрамор, блестящие хромированные бамперы и даже гладкая поверхность
воды приводили его в ужас.
Концерт кончился, и, помахав публике рукой на прощанье, Хаси
отправился в гримерную, где целую стену занимало зеркало. В нем
маячило отражение человека, который только что на протяжении двух
часов управлял залом в несколько тысяч человек.
«Кто ты такой?» — прошептал он своему отражению. Ему казалось,
что в зеркале перед ним — вовсе не Хаси. С его губ не сходила улыбка, пусть и несколько поблекшая от сотен фотовспышек, но готовая
немедленно преобразиться в гримасу притворного гнева. Хаси торопливо
шептал, словно ответить на этот вопрос было невероятно важно: «Кто ты
такой? Что ты делаешь в моем теле?.. Я привык ненавидеть себя, я был
дрожащим, тщедушным мальчишкой, только и делал, что переживал, что
думают обо мне другие. Но потом я понял, что так никогда не стану
великим певцом. Меня научили, что делать, и я стал звездой. Любой может
изобразить перед камерой что угодно, но я действительно стал звездой. А
главное оказалось в том, чтобы притворяться, будто тебе плевать, что о тебе
думают. Избегать вопросов, гнуть свою линию, тыкать их носом в их
собственное дерьмо… А после этого уже окружающие начинают
беспокоиться о том, что ты о них думаешь… Не помню, когда именно, но в
какой-то момент это у меня возникло… И теперь все будут прислушиваться
к тому, что говорю я».
Хаси вспомнил рассказ, который читали ему монахини в приюте: о