стоявших позади грузовиков, заглушили его голос.
Дальнобойщик послюнявил палец и принялся переворачивать
страницы журнала, пока не отыскал и не сунул Хаси под нос фотографию,
занимавшую целую страницу:
— Смотри! «Западная девушка с изумительной грудью опускает
голову на средневековый инструмент пыток!» Подпишись-ка покрупнее вот
здесь, внизу, и я буду покупать твои диски!
Полицейский попробовал было вмешаться и сказал дальнобойщику:
— Полезай-ка назад в машину! Ты разве не видишь, что устроил
пробку!
Двое водителей уже вылезли из машин и яростно пинали стоящий
посреди дороги грузовик.
— Эй вы, идиоты! Прекратите это делать! У меня полный кузов
яиц! — закричал дальнобойщик.
Хаси, не отрываясь, смотрел на фото блондинки. «Как печальна эта
женщина с обнаженной грудью», — подумал он.
Один из водителей ударил по грузовику железной кувалдой. Застежки
брезента порвались, и несколько яиц вывалилось на шоссе.
Звук сирены «скорой помощи» приближался. Тринадцать высотных
башен сверкали в рассветной дымке. Яичная скорлупа прилипла к шоссе. С
воем промчалась карета «скорой помощи». Рассмеялся молодой человек в
мотоциклетном шлеме. Ветер принес тяжелый запах и перелистнул
страницы журнала. Перед глазами Хаси еще раз мелькнуло печальное лицо
«западной девушки». Яйца продолжали выкатываться из грузовика на
шоссе. Хаси подобрал два яйца и швырнул их в сторону небоскребов. Они
разбились о капот какой-то машины, и липкий желток размазался по нему.
Когда машина пришла в движение, на ее капоте отражались окна
небоскреба.
В оконных стеклах больничной палаты, несколько оживляя
обстановку, отражались растения в цветочных горшках. Листья трепетали
под потоком воздуха из кондиционера. Какая-то женщина с бледным
лицом, чтобы придать горшкам блеск, протирала их смазанной вазелином
тряпочкой. Ее ноги просвечивали сквозь фиолетовую нейлоновую ночную
рубашку. Просвечивал и перевязанный бинтами живот. Кто-то постучал в
дверь, и женщина вернулась в постель. Она прикрыла живот одеялом, накинула на плечи полотенце и сказала:
— Входите, открыто!
Вошла медсестра в сопровождении Хаси. При виде его Нива — а это
была, конечно, она — громко закричала:
— Не пускайте его сюда!
Хаси печально опустил голову и показал Нива свое левое запястье:
— Я не сумасшедший, Нива, я наказал себя, я думал об этом всю ночь.
Нива дрожала с ног до головы. Медсестра попыталась увести Хаси.
Тот оттолкнул медсестру. Она пошатнулась и схватилась за полку, уронив с
нее на пол флакон с дезинфицирующим средством, который при падении
разбился. По комнате распространился кислый запах, Нива зажала нос. От
запаха у Хаси покраснели и припухли глаза. Он продолжал говорить:
— Понимаешь, я не могу больше оставаться бесполезным. А я знаю, что я бесполезен, я никому не нужен, я никогда никому не был нужен, и
тогда мне захотелось самому ни в ком не нуждаться! Но ты же видишь, Нива, я одинок, и, в сущности, никто мне не нужен. Никто никому не
нужен. И оттого, что я это понимаю, меня обуяла такая печаль, что я