вспотела. Тень от абажура желтоватой лампы покрывала ее левую руку, но
кольцо время от времени поблескивало. Хаси посмотрел наверх: и абажур,
и лампочка были неподвижны. Значит, Капуста шевелила пальцами, и
кольцо отражало свет всякий раз, когда палец покидал тень.
Санитар принес ужин, вернее, какое-то месиво в тюбиках, молоко, рис,
овощное пюре и соль. Хаси наблюдал, как он засовывает тюбик в рот
Капусте и выдавливает ей в горло пищу. Из-за того, что на ней была
странная маска, напоминающая противогаз, вроде тех, что он видел в
заброшенных шахтах на острове, ему не удалось разглядеть ее лицо. Вниз с
маски свисал гофрированный шланг. Санитар открыл на шланге клапан и
воткнул тюбик в черную дырку. Он ждал, пока Капуста проглотит пищу.
После кормления одеяла убрали, и под ними действительно оказалась
женщина. Санитар сменил на ней подгузник, промокнул задницу и посыпал
тело тальком. Все это время женщина лежала неподвижно, словно полено.
Только после того, как на нее набросили одеяла, она негромко застонала.
— Мы вычистили из головы Капусты всю дрянь, — сказал санитар,
обращаясь к Хаси. — Скоро и из твоей вычистим!
Когда санитар ушел, Хаси опять заметил, что Капуста шевельнула
пальцем. Приглядевшись, он заметил облачко талька, поднявшееся от
слабого движения ее дрожащего пальца. Хаси подошел к ней по влажному
ковровому покрытию и стал смотреть, как меняется характер движений
пальца. Неизвестно почему все это напомнило ему одного печального
припадочного из Токийского парка. Сколько часов они провели вместе!
Хаси пел, а припадочный танцевал, подскакивая так, словно по его ногам
стреляют из пулемета… Хаси подполз к Капусте на расстояние вытянутой
руки. Из-под одеяла торчала худая коричневая нога, опухшая из-за плохого
кровообращения. Хаси осторожно ее коснулся. Никакой реакции. Ущипнул.
На ощупь ее кожа напоминала резиновый мешок, наполненный жидкостью,
и Хаси подумал, что, если ее проткнуть, жидкость вытечет. Ему вспомнился
бродяга из общественного туалета в Сасэбо. А что, если и она тоже —
реинкарнация той красивой черной собаки, которая спасла его из камеры
хранения? Хаси почувствовал, что должен что-то для Капусты сделать. Но
что он мог сделать? Только спеть. И он запел, обращаясь к тому месту, где, по его представлениям, должна была находиться ее голова, и стараясь
придать голосу звучание низких регистров духовых инструментов.
Сначала ему показалось, что Капуста его не слышит. Хаси даже
подумал, что она глухая. Тогда он запел по-другому, изображая то звучание
рога в глухом лесу, то шорох листьев, опускающихся на озерную гладь, то
плеск волн у песчаного берега и, наконец, с закрытым ртом, первые такты
из «Блюза Святого Витта», напоминающие трели птиц. Заметив, что одеяло
зашевелилось, Хаси запел громче. Пальцы Капусты задвигались быстрее, и
на ее ладонях выступили капли пота. Хаси прервал раздавшийся за его
спиной крик:
— Давай что-нибудь поживее!
Хаси обернулся и увидел, что к решетке его камеры прильнуло
множество лиц. Кричал старик.
— Это и в самом деле ты, — сказал он, когда Хаси замолк. — Я был
уверен, что это не радио! Ведь прогноз погоды не передавали! А ну-ка, Хороший Человек, спой нам что-нибудь поживее! Марш или другую
веселую песенку? А что, Капуста померла? Или нет? Так это было что-то
вроде поминального плача? Капуста ненавидит такие штучки. Чем тише ты