русской балерине, эмигрировавшей в Америку. Героиня, танцевавшая в
«Лебедином озере», страдала, выбирая между любовью с одной стороны и
балетом и родиной — с другой. «Какая глупая!» — подумал Кику. Кику
всегда считал, что тот, кто не понимает, чего ему больше всего хочется, ничего не получит. В последней сцене балерина умирала в объятьях
возлюбленного. Кадзуё, громко всхлипывая, заплакала. После фильма они
пошли на аттракционы. Кику и Кадзуё покатались в огромных кофейных
чашках и на «американских горках». Кадзуё веселилась от души.
— Захотелось хоть раз в жизни порезвиться.
Вечером они пошли в сад возле императорского дворца, купили
мороженое и, взявшись за руки, побрели по дорожкам. Потом покормили
голубей попкорном. Посидели на траве. Трава пахла точно так же, как и на
острове в заброшенном городе шахтеров. Кадзуё, глядя куда-то вдаль, стала
рассказывать про свое детство. Она говорила о том времени, когда жила в
Корее. Вернувшись из школы, она бросала портфель и убегала в поле рвать
клубнику. В это время года она была очень вкусной.
— Никаких сластей или конфет тогда не было, поэтому я так любила
дикую клубнику. Я была старшей дочерью, возвращалась из школы
последней, все красные спелые ягоды успевали собрать младшие братья и
сестры, мне оставались зеленые, нередко и живот болел. Вот бы еще раз
побывать в Корее! Когда ты и Хаси станете красивыми взрослыми
мужчинами, мне хотелось бы съездить вместе с вами в Корею.
Кику впервые слышал от нее подобные разговоры.
— А мне бы не хотелось еще раз оказаться в приюте, — сказал Кику.
— Потому что ты еще слишком молод, — ответила Кадзуё, по-
прежнему глядя куда-то вдаль. — Чем старше становишься, тем больше
хочется вернуться туда, где был в детстве.
Кику подумал, что он ровно ничего не знает о Кадзуё. Мальчик хотел
сказать, что обязательно поедет вместе с ней в Корею, но Кадзуё уже
встала, стряхнула прилипшую к платью траву и показала на ров вокруг
императорского дворца. Там дети ловили рыбу при помощи простейшего
устройства из лески и крючка. Через несколько секунд они вытащили из
воды большого карпа. Карп вырывался из рук. Рыбалка здесь, по-видимому,
была запрещена. Дети, которые, судя по всему, и не надеялись что-нибудь
поймать, держали карпа, не зная, что с ним делать. Казалось, они вот-вот
заплачут и смотрели на прохожих в ожидании помощи. Они выглядели так
забавно, что Кадзуё захлопала в ладоши и рассмеялась.
Вечером, в ресторане с идеально белыми стенами и красными
коврами, они заказали себе ужин из таких блюд, которые им прежде и
видеть не доводилось. В центре зала на пианино играл слепой старик. Он
обошел всех посетителей ресторана, спрашивая, какие мелодии они хотели
бы услышать. Кадзуё смутилась и тихонько сказала:
— «Утро на пастбище».
Морские гребешки, поджаренные в масле, были сервированы в
ракушках. В дыне, из которой были удалены семечки, подали
желеобразный суп.
Тушеная курица была посыпана сухими лепестками роз. Кадзуё
несколько раз спросила Кику:
— Вкусно?
Кику ответил, что омлет с рисом, который она готовит дома, гораздо