но они все равно проезжали мимо. Какие правила следует соблюдать на
этих сверкающих улицах? Что нужно сделать, чтобы наладить отношения с
другими людьми? Ни деньги, ни сила здесь не помогают. Кику развел руки
в стороны и наконец остановил такси, пригрозив, что разобьет стекло, но
водитель только ухмыльнулся ему в ответ и покачал головой. Кику показал
деньги и пообещал заплатить в тройном размере, но водитель дверцу все
равно не открыл. Кику почувствовал, что силы его покидают. Ему казалось,
что из него медленно вытекает кровь. Впервые испытал такую слабость.
Прошло полчаса, пока наконец-то машина остановилась. Кику выучил одно
из правил этих сверкающих улиц: умение ждать. Не шуметь, не кричать, не
драться, не бежать, не суетиться, а просто ждать. Ждать, пока наполняющая
тебя энергия не исчезнет.
Кадзуё, не переодеваясь, упала на кровать. Кику подумал, что она, вероятно, простудилась. Он помог ей снять чулки и накрыл одеялом.
Положив ей на голову холодное полотенце, он услышал, что Кадзуё
заснула. Она спала, открыв рот. Услышав ее похрапывание, он решил, что
ей стало легче. Кику пошел в душ. Из маленьких дырочек в металле
брызнула горячая вода. Интересно, как поднимается горячая вода до пятого
этажа? Удивительно все это! «Все городские очень терпеливые, а я
совершенно не умею ждать», — подумал Кику. Как-то Гадзэру спросил его:
«Ты знаешь, для чего человек создал инструменты? Зачем он наваливал
камни, знаешь? Для того, чтобы все это разрушить. Разрушение порождает
новое созидание. Тех, кто имеет право разрушать, немного, но ты — один
из них, Кику. У тебя есть право. Если тебе захочется что-нибудь разрушить, я научу тебя одному заклинанию: „Датура“. Захочется крошить всех без
разбора: „Датура“». Да, в этом городе ничего не остается, как без конца
повторять это заклинание. Кику горько усмехнулся. Тому мужчине с
шишкой из «Слепой мыши» — «датура», бездомному отцу с сыном —
«датура», пьяному бродяге, водителю такси, уборщице с густым макияжем
— «датура»! Никаких других слов не надо, все дела сводятся к одному —
«датура».
Он выключил воду. Кто-то стучался в дверь. Точно, стучат в дверь.
Кадзуё может проснуться. Кику второпях обмотался полотенцем и
выскочил из душа. Кадзуё спала, но храпеть перестала. Кто-то продолжал
стучать двойными ударами. Кику приоткрыл дверь. Женщина. Несмотря на
жару, она была одета в пальто. Негритянка. Пальто было расстегнуто, она
была голая, выпятила свою черную грудь.
— Трахнемся, дорогуша!
Кику прошептал «датура» и указал на спящую Кадзуё. Он хотел,
чтобы женщина поняла, что он здесь с матерью. И впервые заметил, что с
Кадзуё что-то не так. Одеяло не шелохнется. Не слышно не только храпа, но и дыхания. Кику подошел к кровати и дотронулся до ее бедра, но сразу
же отдернул руку. Из-за двери показалась изогнутая голая нога. Каждый
раз, когда негритянка распахивала пальто и обнажалась, доносился кислый
запах ее подмышек и промежности. На этот сильный запах Кику обернулся
и бросил в женщину пепельницей. Фаянсовая пепельница раскололась на
мелкие осколки, а негритянка, ругаясь на непонятном языке, убрала ногу.
Кику, собрав все свое мужество, еще раз дотронулся до бедра Кадзуё.
Жесткое, как дерево. Он пощупал ее в нескольких местах — везде одно и
тоже. Кадзуё умерла.
Кику попытался открыть ей глаза. Тело одеревенело так быстро
оттого, что ее глаза были плотно закрыты. Он ухватил веки и попытался