пора последовать советам Миэко и начать нормальную жизнь. Но он никак
не мог забыть оружие и потому задумал поступить в силы самообороны.
Когда он явился с этим в районный совет, над ним посмеялись. Впервые
они встретили такого малолетнего идиота, который, не сумев закончить
школу средней ступени, пришел сдавать экзамены в силы самообороны.
Тацуо снимал угол в Токио вместе с Миэко. Миэко работала в кабаре, а
потом вдруг исчезла. Он расспрашивал ее подруг из кабаре, и те сказали, что теперь она выступает с акробатическими номерами на рынке Ядовитого
острова. В поисках Миэко Тацуо пробрался на Ядовитый остров, и теперь в
помещении бывшего заводика собирал оружие и продавал его местным
хулиганам, на это и жил. Потом подружился с гомосексуалистом, который
жил на втором этаже заводика и очень красиво пел, и они поселились
вместе.
— Это и был Хаси. Да, да, Хаси, — закончил свой рассказ Тацуо, смазывая щеку Кику мазью.
Рана от колючей проволоки затянулась за четыре дня. Тацуо был
веселым малым, его оптимизм даже утомлял. Все то время, что Хаси не
было дома, он болтал без умолку: о Хаси, об истории оружия и его видах, о
людях, живших по соседству. Каждый вечер Хаси делал макияж и уходил
на рынок. Наутро, а иногда и через день он возвращался. Тацуо говорил, что он берет уроки пения. Днем Хаси почти всегда спал. Просыпался
вечером, когда солнце уже заходило. Готовил еду для Кику и Тацуо. Жители
Ядовитого острова, видимо, воровали электричество откуда-то извне. С тех
пор как Кику поселился с ними, Хаси почти ежедневно готовил омлет с
рисом. Они ели омлет, завернув в него рис, и болтали о тех временах, когда
жили в приюте. Кику понимал, что Хаси продает себя на рынке, и
вспомнил того типа с шишкой на шее, который тянул руки к его паху. Какая
гадость! Ему не хотелось думать о том, чем занимается Хаси.
На четвертый вечер, когда Хаси начал краситься, Кику сказал:
— Я пойду с тобой, мне надо кое-что купить на рынке.
Тацуо пошел с ними, объяснив, что будет искать Миэко. Втроем они
вышли из помещения заводика. По обе стороны узкой улочки выстроились
дома с оцинкованными крышами, оставшиеся бетонные здания были
замазаны красной краской. Хаси велел Кику не дотрагивался ни до стен, замазанных красной краской, ни до земли. Это места, зараженные ядом, от
которого на лице появляются язвы. Крохотные, как на рождественских
елках, лампочки висели под крышами, вокруг них вились насекомые. То
тут, то там попадались пустыри, на которых играли дети. Они пинали
пустые жестяные банки, танцевали в такт музыке, запускали воздушных
змеев, ловили ящериц, возились с куклами, сжигали дохлых собак,
стаскивали шины с разобранных на части автомобилей. С дороги повсюду
был снят асфальт. В лужах плавала белая пена, от которой исходила кислая
вонь. Красная земля приставала к подошвам ботинок. Все деревянные
постройки были разрушены. «Из них построили маленькие сарайчики с
оцинкованными крышами», — сказал Хаси. Здесь было несколько
магазинов, в которых продавалась еда, одежда и алкоголь. Было влажно и
жарко. Пот стекал ручьями, не успевая просыхать. Из окон, освещенных
тусклыми цветными лампочками, доносились женские стоны и крики.
— Все, кто здесь живет, — сказал Хаси, — сумасшедшие. Если с тобой
заговорят, ни в коем случае не отвечай.
На углу толпился народ. Все показывали на крышу двухэтажного дома
на противоположной стороне. Мужчина с желтыми мутными глазами
выкрикивал: