На крыше второго этажа плакал маленький ребенок — он вот-вот мог
упасть с края. Мужчина с желтыми глазами не унимался.
— Лети! Лети! — кричал он. — Если ты японский мальчишка, ты
должен полететь!
Голый младенец не умел еще ни ходить, ни даже ползать. Женщины в
ночном белье, наблюдавшие за происходящим, кричали на разные голоса.
— Солнце зашло, уже поздно принимать солнечные ванны, жаль,
жаль!
Какая-то толстуха в черной комбинации высунулась из окна и громко
запричитала:
— Это мой ребенок! Нужно поймать его москитной сеткой. Что
уставились, это не представление! — прокричала она и закрыла окно.
— Вот дерьмо. Какая жалость! Видел синее пятно на попе младенца?
Это священный знак, его обладатель должен спасти наш мир! Этот
младенец может, словно розовый слон, взмахнуть ушами и полететь! Не
веришь? Молодой еще!
Мужчина с желтыми глазами схватил Кику за плечи и принялся
трясти. Тацуо оторвал его от Кику.
— Да, спортсмен, неважно ты выглядишь. Не обращай внимания, они
все тут со странностями.
Кику хотелось взбежать по лестнице и пнуть толстуху в черной
комбинации. Убить того нищего с ребенком, которого они видели на
Синдзюку, когда искали Хаси. Его выводила из себя не жестокость
обращения с детьми, а то, что казалось естественным: физическая слабость
детей и младенцев. Они ничего не могут, разве что плакать. Их запирают на
замок, и им приходится слушаться и, ничего не понимая, дрожать всем
телом и плакать. Когда-то он видел по телевизору, как детеныш жирафа
через час после рождения встает на ноги и бежит. Кику подумал: «Вот бы у
человеческих детенышей была такая же сила! Тогда бы я гораздо раньше
смог всех побить».
Тацуо остановился, обернулся к Кику и подмигнул ему. Он указал на
комнату с лиловыми занавесками.
— Эй, спортсмен, только не шуми, в такое время там самый разгар
дела. Хочешь посмотреть?
Он подкатил железный бак, наполненный рыбьими головами и
костями, и велел Кику забраться на него. Кику встал на край бака и через
щель между занавесками заглянул в комнату. Там возвышался огромный
буддийский алтарь размером во всю стену. На алтаре стояла табличка с
посмертным именем, написанная фиолетовыми чернилами. В комнате было
еще что-то белое, что Кику принял сначала за одеяло, но потом сообразил,
что это женский зад. Зад был обвисшим, никак не разобрать, где кончается
он, а где начинаются ляжки. Среди жировых складок то появлялся, то
исчезал огромный мужской половой орган. Женщина подалась назад,
слезла с мужчины, взяла в рот лед из умывального таза, ухватилась за
большущий, как воздушный шар, член и принялась его облизывать.
Поблескивая металлическими зубами, она раскачивала эту толстенную
штуку. Тацуо потянул Кику за штаны и дал ему понять, что и сам хочет
посмотреть. Кику осторожно, чтобы не шуметь, спустился с бака.
— Ну как? — спросил Тацуо.