брюках. В этот момент Анэмонэ открыла глаза и улыбнулась. Она слизнула
пот с груди Кику, придвинулась к нему, обняла за шею и тихонько
засмеялась. Кику не смог удержать обоих на руках, и они повалились на
кровать. Ткнувшись носами, оба одновременно воскликнули «Ай!» и
рассмеялись. Кику стряхнул с ног брюки. Он раздумывал, нужно ли снять и
трусы. Как это бывает с женщинами, он пока не знал. Наверное, лучше
снять. Вероятно, следует снять все. Хотя когда ходишь по нужде, трусы
ведь не снимаешь.
— Кику, поцелуй меня, — сказала Анэмонэ.
Кику прижался к ней губами и почувствовал, как она сунула свой язык
ему в рот, как будто что-то там отыскивая. Он закрыл глаза и высунул язык, прятавшийся глубоко во рту. Анэмонэ лизала, всасывала его и, неожиданно
потянув к себе, укусила в самый кончик. Мгновение Кику не мог понять, что случилось. Было больно, он прижал руку ко рту и скатился с кровати на
пол. Анэмонэ широко открыла глаза и смотрела, как из его рта течет кровь.
Кику вытер кровь ладонью и подумал, что теперь он сам стал вязким и
скользким, как кетчуп. Он вскочил на ноги, догнал Анэмонэ, которая с
криком попыталась от него убежать, схватил за волосы и повалил на пол.
— Я… я почувствовала, как у тебя там твердо, и только язык был
мягкий… я так обрадовалась.
— Замолчи, — хотел сказать Кику, но кровь из его рта брызнула на
Анэмонэ.
Кику дал испуганной Анэмонэ пощечину. Потом схватил ее за
лодыжки, широко раздвинул ей ноги и вставил между ними палец. Складки
были влажными, но не от крови на пальце Кику. Он продвинул палец чуть
глубже. Все тело Анэмонэ словно одеревенело. Кику, не вынимая пальца, вставил в нее головку своего члена. Вынул палец и подался вперед. Вошел
глубоко и кончил. Анэмонэ отстранилась, отодвинулась от неподвижного, со склоненной головой Кику и поползла по полу в ванную. Ее ноги были
по-прежнему раздвинуты, по ляжке текла кровь, сперма запачкала ковер.
Анэмонэ стояла под горячим душем, когда вошел Кику. Он вымыл
руки, протер запотевшее зеркало, высунул язык и посмотрел на рану.
Кончик языка был прокушен. Кровь не унималась. Оба молчали.
Обернувшись в банное полотенце, Анэмонэ вышла из ванной. Кику надел
штаны. Потом тихо сказал:
— Я ухожу.
У Анэмонэ встал ком в горле. Она не знала, что делать, но решила, что
важно не лгать.
— Тебе нельзя уходить. Кику, оставайся, не уходи.
Кику не двигался с места.
— Я… — сказал он, и слова застряли в горле. Тяжело дыша, он
подошел к окну. — Я… — сказал он еще раз и отдернул занавеску.
Его голос звучал громче, чем прежде. Прижавшись к стеклу, он
смотрел на улицу. Он позвал рукой Анэмонэ. Таким жестом обычно зовут
собак. Анэмонэ подошла на цыпочках. Тонкие сухожилия просвечивали
сквозь кожу на подъеме ноги. Каждый раз, когда пальцы с красным
педикюром наступали на ковер, сухожилия на ноге напрягались.
— Я в камере хранения родился. Но я тебя люблю. Ты такая
красивая…
Анэмонэ прижала ладонью пальцы Кику и прошептала:
— Не надо ничего говорить.
Она положила ему руки на спину и прикоснулась щекой. Капли воды с
мокрых волос Анэмонэ капали на спину Кику, покрывшуюся мурашками.