Покружившись над городом, девушки установили, что они уклонились от курса в сторону километров на восемьдесят, но, если верить восстановленной ориентировке, находились над освобожденной территорией.
- Катя, горючего у нас в обрез, - решительно сказала Пискарева. - Да и над аэродромом видимость наверняка никудышная, значит, нужно еще и запас иметь. Будем садиться вон на ту площадку впереди, рядом с дорогой. Иду на посадку. Следи за лесом и дорогой!
- Есть!
Сели удачно, но когда решили подрулить поближе к дороге, одно колесо шасси попало в яму.
- Катя, я пойду проверю, правильно ли мы сориентировались, - сказала Меснянкина.
- Только осторожнее, Катюша. В случае чего дай сигнал, - ответила Пискарева.
Штурман вынула пистолет из кобуры и осторожно направилась к дороге. Прошла машина, но в темноте Катя не разобрала - наша или вражеская. Подождала следующую и отчаянно шагнула вперед, голосуя левой рукой, а правую с пистолетом держа за спиной. Из кабины высунулась голова шофера:
- Эй, тебе куда?
- Свои, - облегченно перевела дыхание Катя. - Товарищ, подскажи, где мы находимся?
- Заблудились, - засмеялся водитель и подтвердил название населенного пункта, около которого экипаж произвел вынужденную посадку.
Теперь нужно было вытащить самолет из ямы - одним девушкам это было не под силу. Катя заметила, что по дороге приближаются люди - группу пленных сопровождали два советских солдата. Меснянкина попросила их помочь. После этого Катя Пискарева подрулила машину к дороге.
- Теперь надо в полк, не теряя времени. Без дозаправки нам не долететь, - сказала летчица. - Попробую добраться на попутных. А ты, Катюша, разверни "шкас" в сторону леса и личное оружие держи наготове. Гляди в оба, да не усни только, - напутствовала командир своего штурмана.
До рассвета Катя Меснянкина не сомкнула глаз. Это были долгие, тревожные часы. Лишь во второй половине дня прибыл бензозаправщик. Оказалось, в эту ночь из-за метеоусловий на аэродром не вернулись, несколько экипажей, но задание выполнили все и машины все были целы.
Еще несколько боевых вылетов сделала Катя с командиром звена. После этого уже обстрелянного молодого штурмана назначили в экипаж летчицы Ани Амосовой. Катя гордилась доверием командиров, радовалась, что будет летать вместе с Аней, которую знала еще с дней учебы в запасном полку. Девушки были очень дружны и как-то удивительно дополняли друг друга - спокойная, очень выдержанная Аня и жизнерадостная, вся словно искрящаяся радостью Катя. Не раз экипажу приходилось попадать в сложные условия, не однажды заглядывали девушки в лицо смерти, но твердая уверенность друг в друге помогала в самых тяжелых случаях. Сейчас, оглядываясь назад, в жаркую темноту зимних ночей сорок пятого года, трудно представить, что эти юные хрупкие девушки обрушивали смертельный груз на врага, среди первых открывали воздушный "данцигский коридор", уничтожали прицельным огнем фашистов, закрепившихся на последних подступах к Берлину.
Всем нам помнится ночь на 20 февраля. В течение ее мы по нескольку раз вылетали друг за другом на Грауденц. Было интересно видеть сверху, как советские войска постепенно занимали город - сначала наши части находились на подступах к Грауденцу, потом дошли до его центра. К концу ночи мы уже бомбили и обстреливали отход противника, от города к западу. В одном из вылетов на подходе к цели самолет Амосовой - Меснянкиной обстрелял фашистский истребитель. Аня резко изменила курс и снизилась. Гитлеровец потерял "ласточку".
- Ну, Аня, видно, ты в рубашке родилась, - пошутила Катя, - я уже решила, что тебе фрицы хотят в день рождения "сюрприз" преподнести. Нет, не удалось, сейчас мы им сами подарочков накидаем, отметим, твой день рождения?
- Отметим, как надо!
Вышли на город, сбросили бомбы по отступающему врагу. Несколько взрывов, за ними пожары... А обстрела нет. Тишина.
- Не до нас фашистам, драпают, - ликуя, воскликнула Катя. - С днем рождения тебя, Анечка, - и она передала подруге шоколад из НЗ.
- Катя, давай споем! Ночь-то какая удивительная... Девочки попытались петь, но тут же расхохотались, так как, не слыша друга, пели не в лад...
"Не знаю, о каком вылете вспомнить, - пишет в одном из писем ко мне Катя, - ведь каждому отдавали все умение, все внимание, делали все, что могли... Было огромное чувство долга и горькая память о потерях. Хотелось отомстить за разрушенные города, за погибших родных, друзей...
Помню, как летали на Носельск. Наш аэродром был недалеко от линии фронта, и мы с Аней увидели, что прожекторы схватили самолет. Потом вспыхнул целый: сноп трасс. Зрелище издали красивое, а для нас жуткое - в сознании безвыходность судьбы экипажа и самолета. Но оказалось - экипаж отделался небольшими, царапинами. Как мы узнали позже, это были летчица Зоя Соловьева со штурманом звена Таней Костиной. Когда их машина очутилась в этом ослепительном фейерверке, Зоя сначала четко выполняла команды штурмана, а потом быстро проговорила: "Эх, была не была" - и стала круто пикировать вниз, резко меняя направление. Девушки чудом ушли из зоны обстрела, а, зенитчики продолжали стрелять..."
"Марина, - пишет Катя в другом письме, - если писать о наших девушках, то надо обязательно сказать о том, какие это были жизнелюбивые, самоотверженные, настойчивые люди, какие чистые души. Надо рассказать об их мыслях и чувствах, сомнениях и мечтах... Удивительные, чудесные люди! И как горько было их терять. Навсегда в памяти осталась Леля Санфирова. За несколько месяцев мы успели привязаться к ней всем сердцем, оценить ее как умного, опытного командира. Помню, как стояли у ее гроба в почетном карауле. Лицо ее было все так же прекрасно, только закрылись глаза-вишни. Безмерный гнев, жажда мщения охватывала нас. Я не застала в полку Таню Макарову, Женю Рудневу, Веру Белик, Иру Каширину и многих других погибших девушек, но они были в сердцах и на устах однополчан. Казалось, они жили среди нас. Вспоминались их шутки, их привычки, боевые дела. С такой любовью, таким теплом хранили боевые подруги память о погибших, что любовь к ним передавалась и нам, прибывшим в полк позже. Светлая память о них и горькое чувство утраты сохранились навсегда.
Я влюблена в наших подруг, мне и теперь кажется, что я не встречала такого сплоченного коллектива, такого дружного и верного..."
Мы воевали, и, казалось, все мысли, все силы наши отданы были боевой работе. Но чем ближе приближалась победа, тем больше мечтали мы о мирной жизни, - кем станем в той ясной и солнечной жизни.
Катя мечтала о том, как она будет учиться, мечтала о тишине читальных залов, о том, как жадно будет зачитываться книгами, каждый день открывая что-то новое. И эти дни пришли. Осенью 1945 года штурман бомбардировочной авиации гвардии старшина Екатерина Меснянкина стала студенткой Куйбышевского индустриального института. Училась увлеченно, самозабвенно. Трудно было поверить, глядя со стороны на тоненькую темноволосую девушку, склонившуюся над учебником, что за ратный труд Родина наградила ее орденом Красной Звезды и боевыми медалями. А ведь к окончанию войны Кате был всего 21 год.
Здесь, в институте, Катя встретила и свою судьбу - тоже студента, а в недавнем прошлом артиллериста-зенитчика. Друзья шутили, что Шипов подбил себе жену в воздухе...
Промчались годы учебы. Инженер-технолог Екатерина Филипповна Шипова-Меснянкина получила направление в Новосибирск, на "Сибсельмаш". Кажется, вчера все это было: в новеньком сатиновом халатике пришла она на завод, волновалась, как справится с новыми обязанностями. Работала, постигала тайны профессии. Заслужила признание людей труда. Работа стала главной в ее жизни. Часто и вечерами задерживалась в цеху: вместе с другими специалистами разрабатывала новые способы технологии.
Да, как будто все это было только вчера, а вот уже более четверти века трудятся на "Сибсельмаше" супруги Шиповы - Александр Алексеевич главным технологом завода, Екатерина Филипповна старшим инженером-технологом в конструкторском отделе. Ее хорошо знают на предприятии, уважают за принципиальность и честность, за чуткость и внимание к людям.
Ранним утром спешит к проходной подтянутая, миловидная женщина, торопится, на ходу без конца кивая таким знакомым, таким родным лицам пожилым и совсем юным, - весело щебечущим станочницам и озабоченным мастерам. "С добрым утром, - слышит она в ответ, - с добрым утром, Екатерина Филипповна!"
"Всех наших помню и люблю..."
Маленькая тоненькая девочка в цветастом платьице стремительно и легко бежит по аэродромному тюлю и радостно машет кому-то рукой.
- Откуда это у нас тринадцатилетняя девочка появилась? - недоумевает кто-то.
- Девочка? Да это же Раечка Орлова, не узнаешь?
Всего несколько дней назад в саду под цветущими магнолиями мы отметили День Победы, такой долгожданный день. Ночью Раю разбудила Вера Князева:
- Рая! Раечка! Вставай, стреляют!
Подруги выглянули в окно и увидели, что стреляют наши девушки, первыми услышавшие весть об окончании войны и устроившие салют в честь Победы...
И вот промчалось несколько мирных дней, и наши девушки словно переродились. Когда сняли форму, все разом похорошели, помолодели. И уже не верится, что это те самые девушки-воины, девушки-солдаты, которые вчера еще шагали нелегкими дорогами войны, своим ратным трудом приближая час Победы. А черноглазая худенькая Раечка в своем пестром платьице выглядит совсем школьницей.
- Буду рекомендовать тебя на комсомольскую работу в армию, - сказала ей комсорг полка Саша Хорошилова. - Как сама-то на это смотришь?
- Не сердись, Саша, но я хочу демобилизоваться. Война кончилась, буду учиться. По сути своей я ведь совсем не военный человек. Да и маме нужна помощь - отец в сорок первом ушел в ополчение и погиб, старший брат в сорок третьем вернулся с фронта инвалидом первой группы. Сама мама очень слаба...
В числе первых Орлова демобилизовалась. Вернулась в Москву, стала работать в школе и одновременно учиться в педагогическом институте. И после его окончания в 1951 году продолжала работать учителем географии в своей родной школе, той самой, где когда-то училась сама.
Всю жизнь учитель, человек самой мирной профессии, Рая действительно меньше чем кто-либо была военным человеком: маленькая, хрупкая, очень нежная и деликатная. Но это не мешало ей быть добросовестным воином. О своем ратном труде она вспоминает с присущей ей скромностью - буднично, просто. "Я мало написала о своей работе. Это работа обычного механика. Каждую ночь на старте. Подготовка к полету, проверка, исправления. Агрегаты размещались начиная от кабины штурмана и по всему гаргроту, в приборной доске, под сиденьем. По этой специальности я была одна, и специальность для меня новая, но работала я нормально. Отказов не было. За что и удостоена медали "За боевые заслуги". Всегда была в передовых командах и на подскоках".
Вспоминается такой случай. Под руководством начальника штаба полка Ирины Ракобольской группа наземных специалистов выехала на полуторке в Шарлотенвердер, чтобы подготовить площадку и встретить самолеты. Эта была первая наша точка в Восточной Пруссии.
Добирались довольно долго. Приехали - населения в Шарлотенвердере не оказалось. Ракобольская сказала:
- Летный состав поселим в имении, а техники могут устраиваться в домах.
Но девушкам не хотелось разделяться в эту первую ночь - было тревожно и неуютно. Наземная команда была невелика, где-то рядом прятались местные жители, чувствовалось, что они совсем недавно покинули свои дома. Решили ночевать все вместе в имении. Спали плохо. Утром пошли посмотреть, как живут немцы.
Стали осматривать дома. Зашли в один - и вдруг слышат резкий, громкий и непривычный крик. Испугались от неожиданности. А потом увидели: на двери сарайчика сидит какая-то большая незнакомая птица. Расхохотались над своим испугом, но тут из подпола появилась фигура в одежде немецкого офицера. Это была Катя Бройко, решившая напугать товарищей. Крепко досталось ей от перенервничавших подруг.
Прошли еще несколько домов и встретили заместителя командира полка по летной части Серафиму Амосову и штурмана полка Ларису Розанову.
- Товарищи, не расходиться! Всем собраться в одном месте! - приказала Амосова.