Я сказала: гибели. Но до сих пор не могу примириться со смертью Марины Михайловны.
В день нашего вылета на фронт майор Раскова не пошла к трибуне, а вышла из-за стола, покрытого кумачом, поближе к рампе, к аудитории.
Негромко говорила о беде, нависшей над нашей страной, о том, что наш долг - жестоко отомстить врагу, призывала нас совершенствовать боевую выучку, овладевать техникой боя...
- Свою преданность Родине вы доказали в учебе, - говорила она. - А теперь докажите ее в бою. Это будет потруднее. Но я уверена, вы справитесь с любыми заданиями и со временем обязательно станете гвардейцами...
Мы вылетели на фронт. Но Марина Михайловна ещё не оставила нас. Полетела вместе с нами, чтобы лично познакомиться с воздушной армией, в которую был назначен наш полк.
* * *
В письме от 25 мая 1942 года, которое она писала с аэродрома под станцией Морозовской, лидируя наш полк, Марина Михайловна сообщала начальнику штаба авиаполка пикирующих бомбардировщиков Милице Александровне Казариновой:
"...Долетели мы сюда благополучно, все в полном составе. Нужно сказать, что девчатам досталось крепко, но они молодцы - сдали экзамен. Строй провели сквозь узкий коридор между двумя грозовыми башнями. Около 30 минут шли в дожде. Но все девчата справились... В Кумысолечебнице аэродрома никакого нет. Просто поле... Привезли на всех нас всего 700 килограммов бензина... Горючее пришлось ведрами делить поровну. Еле удалось сделать так, чтобы у всех было по 50 килограммов. С этим горючим нужно было "топать" в Сталинград. Ночью нам приказали входить в Сталинград через входные ворота, а это еще удлиняло путь. Поэтому этот отрезок переживали мы с Дусей (Е. Д. Бершанская - М. Ч.) крепко... Горючего хватило, но в баках осталось по 4-6 килограммов, а у Себровой над аэродромом остановился винт, но села она благополучно.
* * *
...Из Сталинграда вылетели под прикрытием "чаек". Они нас провожали долго, так как "яки" в это время "играли" с "мессерами" за облаками. Пришлось всех тащить бреющим. При этом были встречный ветер и жуткая болтанка. Досталось народу крепко. Даже Амосовой пришлось натереть мозоли. Перед Морозовской нас снова встретили "чайки" и прикрывали нашу посадку... Здесь мы уже на территории фронта. Народ так утомился, что не пошли ужинать, спали как убитые... Вообще девчат не узнать. Все вдруг стали военными, чего нельзя было о них сказать ранее. Такие стали быстрые, серьезные, дружные. Хороший народ. Провожу их до самого места, а тогда полечу в Москву..."
Когда мы получили приказ о зачислении нашего комсомольского полка в состав авиадивизии, Раскова приказала выстроить личный состав.
Зачитав приказ, она пошла вдоль строя, вглядываясь в наши лица, и негромко говорила на ходу:
- Счастливого неба, девчата! Счастливого неба!..
Это были последние слова Марины Расковой, которые мне довелось услышать...
Она улетела назад, ее ждали там еще два женских полка: истребительный и пикирующих бомбардировщиков.
Мы больше ее не видели, но она не забывала о нас.
Однажды после полетов нас выстроили на плацу.
- К нам поступило письмо от личного состава женского полка пикирующих бомбардировщиков, - заговорила, волнуясь, Бершанская. - Подписано командиром полка Расковой...
"Наконец-то весточка от нее", - подумала я.
"Дорогие боевые подруги!
Поздравляем вас с 25-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции, которую вы встречаете в героической борьбе с озверелым фашизмом, теми победами, которые вы ежедневно, наши родные героини, приносите на легких крыльях своих самолетов, возвращаясь с боевого задания...
...Рады мы бесконечно вашим успехам и стараемся приумножить их. С огромным интересом мы читали фронтовую газету. Она гордостью наполнила наши сердца.
Сестры, ведь не только вас наградили. Вместе с вами наградили и нас, всех советских девушек - патриоток нашей Родины.
Сегодня и мы еще раз обещаем нашему народу и большевистской партии не омрачать светлого знамени наших полков. Боевых успехов, дорогие подруги, скорой встречи в родной Москве!
Принято на торжественном заседании 7 ноября 1942 года.
Раскова, Елисеева, Казаринова и другие".
Еще раньше мы узнали, что женский полк пикирующих бомбардировщиков Пе-2 во главе с командиром полка Героем Советского Союза Мариной Михайловной Расковой готовился к отправке на фронт. Это был третий полк, который она подготовила. Уже храбро дрались с фашистами девушки летчики-истребители и мы - ночные бомбардировщики. Уже немало к этому времени было подвигов на счету этих женских полков. Марина Раскова могла радоваться за своих воспитанниц. Теперь она сама собиралась на фронт.
Позднее я прочла письмо Марины Михайловны, которое она написала в то время своей маме:
"...Вот уже пять дней, как мы начали новую жизнь, расстались со своим насиженным местом и двинулись в путь. Живем по-походному. Все те маленькие удобства, которые мы себе создали там, уже забыты. Теперь каждый из нас воин: и по духу, и по знаниям, и по умению мужественно переносить трудности походной жизни. Народ у меня молодой, смелый, веселый и преданный. Никогда не унывают. Очень люблю я их. Суровая у них молодость! Не задумываясь, они готовы отдать жизнь за Родину, и все это горячо, от сердца, по-молодому.
Мамочка, я счастлива сейчас, как никогда. Прихожу утром на стоянку своих машин. Красивые они, мощные, много их - прямо сила!.. По взмаху моей руки одновременно запускаются моторы, и по моей воле все это мгновенно поднимается в воздух, собирается в боевой строй и летит за мной туда, куда я поведу. Это большое счастье, которого я никогда еще не испытывала. А самое большое счастье - это видеть мощное наше оружие, которое таит в себе смерть врагам..."
Это письмо Анна Спиридоновна получила в ноябре 1942 года, когда они с Танечкой вернулись в Москву.
А 17 декабря 1942 года на несколько дней по служебным делам прилетела Марина Михайловна в столицу. Все свободное время она проводила с дочкой. Рассказывала ей о фронте. Садилась за рояль, и тогда по комнате тихо плыла песня:
Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море...
А виделось ей, наверное, тогда не море, а изрешеченная раскаленным металлом темнота и мертвенно-голубые мечи прожекторов.
Уже кончалось время ее пребывания в Москве, когда проездом с фронта заехал брат Роман. Последний вечер они сидели все вместе. Марина читала свои любимые стихи.
Утром она обняла дочку, мать, брата.
- Что же, до скорой встречи, мои дорогие. Ромка, береги себя!
- Ты сама берегись! Вечно лезешь в самое пекло!..
Потом она еще звонила домой. Далекий ласковый голос, который услышала Анна Спиридоновна в трубке, сказал:
- Мамочка, мы улетаем. Поцелуй за меня Танюшу мою... крепко-крепко...
На московском аэродроме 23 декабря перед отлетом Марина Михайловна отослала еще одно письмо:
"Дорогие мои мамочка и Танюрочка... посылаю вам привет и тысячу поцелуев... все у нас в порядке.,. Обо мне не беспокойтесь. Посылаю тебе ключ от нашей квартиры, который улетел со мной в моем кармане... Будьте умницы, мои дорогие, берегите здоровье... Целую вас, мои любимые..."
Это было последнее ее письмо.
Я узнала о ее гибели на Северо-Кавказском фронте, когда наши войска перешли в наступление. Привезли центральные газеты. Я взглянула на полосу "Правды" и... не поверила своим глазам.
Расковой не стало. У кого из советских людей не сожмется сердце при этих словах?
Нет, это невозможно... Это противоестественно, этого не может быть!..
Но это было именно так. И комок подступал к горлу, и я видела, как отворачиваются, доставая платки, девчата. А одна, не сдержавшись, начала плакать навзрыд.
Случилась непоправимая беда: попав в тяжелые метеорологические условия, самолет командира полка майора Расковой потерпел катастрофу, и она погибла вместе с членами своего экипажа.