Следующий поход — в совершенно новом направлении: прямо на запад, вдоль южного Анатолийского, побережья Черного моря. Задача — отконвоировать до Босфора три танкера («Туапсе», «Сахалин», «Аванесов») и ледокол «Микоян», построенный незадолго до войны в Николаеве.
Крупные танкеры, ходившие в мирное время с грузом нефти за границу, сейчас на Черном море не нужны. Эти суда, как и ледокол, пригодятся нашей Родине на других морях, да и будут там целее. По решению правительства они отправляются на Дальний Восток.
Ответственность за проводку танкеров и ледокола до Босфора возложена на командующего эскадрой Л. А. Владимирского. На «Ташкенте» поднят его флаг. Вместе со Львом Анатольевичем к нам на борт прибыл военком эскадры бригадный комиссар В. И. Семин. Для конвоирования выделены также эсминцы «Сообразительный» и «Способный».
Выходим из Батуми в ночь на 26 ноября. Небо затянуто тучами. Моросит дождь, временами с примесью мокрого снега. Все это нас вполне устраивает: меньше шансов быть обнаруженными противником.
Однако погода продолжает ухудшаться, так сказать, сверх меры. Усиливается ветер. Все крупнее волна. Барометр падает…
К утру шторм разыгрался не на шутку. Рулевой Андрей Мирошниченко, замерив анемометром скорость ветра, докладывает: «Двадцать пять метров в секунду!» По трансляции передано приказание: «На верхнюю палубу не выходить. Движение по кораблю только штормовым коридором».
От ударов волн вздрагивает весь корпус. То и дело волны прокатываются над задраенными люками и горловинами. В такую погоду по-настоящему оценишь прекрасно устроенную рубку «Ташкента». Защищая от ветра, она обеспечивает в то же время хороший обзор. Вращающиеся иллюминаторы сами сбрасывают со своих стекол водяные брызги. Надежно закрепленное кожаное кресло с высокой спинкой такое же, как в кают-компании, — сберегает силы, когда находишься здесь сутками.
Командующий и военком эскадры тоже в рубке. Комиссар корабля ушел вниз, в машинные и котельные отделения, где сейчас особенно трудная вахта.
Десятибалльный шторм треплет нас весь день. Сурин докладывает из энергопоста, что стрелка кренометра доходит от отметки 47 градусов. Предельный для «Ташкента» крен — 52 градуса. Стараюсь маневрировать так, чтобы до критического не дошло. Но очень уж трудно нашему быстроходу приспосабливаться к десятиузловой скорости, которую держит отряд. А больше не могут дать танкеры и особенно ледокол, он и так все время отстает.
На эсминцах еще тяжелее, чем на лидере. Они более валкие, да и штормовых коридоров не имеют. Порой «Способный» и «Сообразительный» совсем скрываются из виду за завесой дождя или густыми снежными зарядами, словно перенесшимися на Черное море из Заполярья. Тогда Л. А. Владимирский особенно тревожится за эсминцы. Но на запросы командиры отвечают, что пока все в порядке. Только крен доходит временами до 50 градусов…
Ночью волна если и стихает, то не намного. Внезапно командир идущего впереди «Сообразительного» капитан-лейтенант С. С. Ворков доносит, что с эсминца замечены силуэты неизвестных кораблей. Владимирский приказывает ему сблизиться с ними и выяснить, что это за корабли. Тем временем изготовляемся к бою. На своих постах и артиллеристы, и торпедисты. Правда, вести прицельный огонь или попасть в цель торпедой при такой качке трудновато. Но надо быть готовыми ко всему.
Корабли оказываются турецкими транспортами. Чтобы не вышло ошибки, они застопорили ход и освещают накрашенное на бортах крупное изображение национального флага — полумесяц на красном поле.
Даем отбой. Командир БЧ-III лейтенант Фельдман и его торпедисты явно разочарованы. Им еще ни разу не представлялось случая применить свое оружие. Вот и эта тревога ложная. Зря, выходит, промокли до нитки…
Около полудня 28 ноября расстаемся у Босфорского буя с судами, уходящими в дальние моря. Танкеры уже пошли к проливу, похожему издали на узкое ущелье в гряде прибрежных гор. Ледокол следует за ними. Его командир капитан 2 ранга С. М. Сергеев передает прощальный семафор, благодарит за проводку. Мы желаем товарищам счастливого плавания. Из Черного моря они вышли благополучно. Теперь им проскочить бы только восточную часть Средиземного, а дальше, за Суэцким каналом, пойдут уже спокойнее.
У Босфора было потише. А на обратном пути снова попадаем в зону распространившегося над Черным морем циклона. «Способный» направлен Л. А. Владимирским в Севастополь: дойти до Кавказа ему не хватает топлива. «Сообразительный» следует теперь в кильватере «Ташкента». Штормом на эсминце сорвало вентиляционные грибки, деформировало люки, есть и другие повреждения. Из носовых кубриков давно откачивают воду.
Вдруг «Сообразительный» резко накренился, чуть не лег на правый борт и остался в таком положении. Замедляем ход и запрашиваем, что случилось. Но на эсминце, кажется, еще сами это выясняют. Наконец узнаем: крен возник из-за оплошности трюмного, перекачивавшего топливо. Должно быть, вымотался парень вконец…
Ворков выравнивает свой корабль, принимая в свободные цистерны воду. Но еще долго приходится «Сообразительному» идти ломаным курсом, чтобы не подставлять борт волне. После этого командир эсминца доносит, что не уверен, хватит ли топлива до Батуми.
Ближайший от нас порт — Туапсе. Но и эта база еще слишком далеко, чтобы потрепанный штормом эсминец мог идти туда самостоятельно. Л. А. Владимирский решает: в Туапсе пойдут оба корабля.
Берег, открывшийся впереди, выглядит совсем необычно для ноября. Даже невысокие горы белы от снега. Это поработал все тот же циклон. «Сообразительный» на последних килограммах мазута входит в туапсинскую гавань и посередине ее отдает якорь: дотянуть до причала горючего уже не хватило.
«Ташкент», не заходя в гавань, ложится курсом на Новороссийск. Там нас ждет новое боевое задание.
КП командира Новороссийской военно-морской базы оборудован в нескольких километрах от порта в просторном помещении старых винных погребов, глубоко врезавшемся в гору. Здесь находится сейчас и начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал И. Д. Елисеев. Он прислал за мной машину: хочет лично проинструктировать.
— Пойдете в Севастополь, — говорит Иван Дмитриевич Елисеев. — Примете здесь на борт армейский маршевый батальон. И берите полный запас топлива. Весь излишек сверх того, что нужно на обратный путь, оставите в Севастополе. Сколько всего можете взять мазута?
— Полный запас «Ташкента» — тысяча сто семьдесят тонн. Этого нам хватит несколько раз пересечь Черное море с востока на запад и обратно…
— Значит, я сообщу в Севастополь, что при каждом вашем приходе туда они могут рассчитывать на пятьсот тонн. Из легких кораблей только «Ташкент» и может поделиться с ними горючим. Остальным хватает лишь на обратный путь.
Начальник штаба предупреждает, что путь в Севастополь стал труднее. Готовясь снова штурмовать город, гитлеровцы пытаются блокировать его и с моря, лишить подкреплений. На подходах к Севастополю корабли обстреливаются артиллерией. Вражеская авиация сидит теперь на крымских аэродромах. Кроме бомбардировщиков на Черном море появились фашистские самолеты-торпедоносцы. Это ими потоплен транспорт «Днепр». Есть сведения о переброске противником на Черноморский театр подводных лодок и торпедных катеров.
— Примите все это к сведению, командир, — заключает контр-адмирал свою информацию. Я полагал, что инструктаж окончен. Но Иван Дмитриевич продолжает: — Теперь самое главное. Пойдете в Севастополь не одни, а с транспортами. Дадим вам еще несколько катеров-охотников. Сейчас в штабе базы вас представят капитанам транспортов как командира конвоя. Познакомьтесь с ними, потолкуйте…
Капитаны — солидные, уже в летах, как большей частью бывает на крупных судах торгового флота. Вместе с ними пришли военные коменданты транспортов. Это новая должность на судах, используемых для воинских перевозок.
Один из четырех транспортов тоже «Ташкент». Этот тезка нашего лидера годится ему в дедушки: старый пароход дореволюционной постройки. Капитан заявляет, что может обеспечить лишь девять узлов. Значит, таким ходом идти всему конвою, и плавание будет долгим.
В конвоях все транспорты уже ходили. Поэтому азов с капитанами не повторяем, говорим о новом, что появилось на море. Новое — это фашистские торпедоносцы. Уславливаемся так: если торпедоносец заходит с носовых курсовых углов, то поворачивать прямо на него, а если с кормовых, то отворачивать, подставляя ему корму. Словом, тактика — как при атаках подводных лодок, потому что та же задача: уклониться от торпед. Капитаны уясняют все это с полуслова, договориться с ними легко.
На транспортах теперь есть флотские сигнальщики. Это хорошо — ускорит связь на переходе. Транспорты имеют 47 — миллиметровые пушки-полуавтоматы. Такие же на катерах. Самое сильное зенитное оружие в конвое — наша четвертая башня. Но по торпедоносцам — они летят низко — будем, конечно, бить и главным калибром.
Выходим вечером, уже в темноте. До того как стали на другой день приближаться к берегам Крыма, все было спокойно. Только определились по приметному мысу Айя, как над морем появился разведчик. Долго кружить вокруг нас мы ему не дали — пугнули опять шрапнелью из первой башни. Помогло и на этот раз, самолет скрылся. Но мы уже обнаружены. Предупреждаем об этом Севастополь. До него еще 60 миль.
Через час появляется группа бомбардировщиков. Высота около трех тысяч метров. Конвой растянулся мили на полторы, попасть в транспорты с такой высоты не так-то просто.
Но сердце у меня екнуло, когда столбы воды, поднятые бомбами, совсем было скрыли старенький «Ташкент», идущий концевым. Даже представилось: всплески осядут и транспорта за ними уже не окажется. Однако «старичок» невредим, чапает потихонечку как ни в чем не бывало.
Сбросив весь свой груз с одного захода, бомбардировщики удаляются.
— Прямо по курсу группа самолетов на бреющем! — кричит сигнальщик.
Это уже торпедоносцы. Их шесть штук, идут низко над морем. На фалах «Ташкента» взвился сигнальный флажок, предупреждающий об опасности, но противник и так уже всем виден. Головные катера конвоя, открыв огонь, пошли полным ходом прямо на самолеты. Бьют шрапнелью обе наши носовые башни.
— Товарищ командир, если можно, не поворачивайте! — просит с КДП Новик.
Самолеты расходятся на две группы. То ли мы заставили их разбиться, то ли так у них было задумано… Лейтенанты Балмасов и Фельдман стоят на крыльях мостика, не спуская глаз каждый со «своей» группы. Теперь главное — не упустить момент, когда будут сброшены торпеды.
— Торпеду сбросил! — Фельдман и старшина сигнальщиков Смородин крикнули это разом. Сбрасывают торпеды и остальные самолеты обеих групп. Причем гораздо раньше, чем мы ожидали: дистанция — без малого миля. Нервничаете, господа фашисты! Такой атакой нас врасплох не застать!..
Транспорты расползаются, как большие жуки, отворачивая с курса в соответствии с обстановкой. Чувствуется, что капитаны действуют обдуманно и хладнокровно. А через несколько минут конвой снова строится в походную колонну. С транспортов — никаких докладов, и мы ни о чем не запрашиваем. И так ясно, что все обошлось. «За молочком ушли фашистские торпеды!» — шутят сигнальщики.
Но, кажется, нам суждено испытать на этом переходе воздействие всех видов оружия, которые есть тут у врага. Когда уже приблизились к Инкерманскому створу, откуда-то со стороны Качи и Бельбека открыла огонь неприятельская батарея. Между берегом и конвоем повисают над водой грязновато-желтые облачка разрывов. Плохо, что тут не поманеврируешь: надо держаться фарватеров.
Однако за конвоем следит уже не только противник. Навстречу нам мчатся из Стрелецкой бухты два торпедных катера. Проходя вдоль конвоя, они разматывают за собой клубящийся шлейф дымовой завесы. Ветер сносит завесу, но катера ставят ее вновь. Теперь уж вражеской батарее не пристреляться.
Завершаем переход без потерь и повреждений. Но то, о чем рассказывал контр-адмирал Елисеев, представляем теперь совершенно явственно. Осадив Севастополь с суши, враг действительно пытается замкнуть блокаду со стороны моря. Наш флот, конечно, не допустит этого. Однако прорываться к Севастополю, особенно с тихоходными транспортами, очевидно, будет с каждым разом все труднее.
В Севастополе «Ташкент» швартуется в Южной бухте, у холодильника — опять в новом месте. Отсюда совсем близко до флагманского командного пункта.
Иду на ФКП доложить о прибытии и получить дальнейшие указания. Оперативный дежурный приглашает пройти в кабинет командующего флотом.
Филипп Сергеевич Октябрьский сердечно поздравляет с благополучным прибытием, просит рассказать о переходе. Подробно расспрашивает и о нашем плавании к Босфору, хотя уже получил донесение Владимирского.
Слушая меня, он по своей старой привычке расхаживает по кабинету, не смущаясь тем, что тут, под землей, помещение у него довольно тесное. Филипп Сергеевич бодр, настроен уверенно. О мерах по отражению нового фашистского штурма, явно готовящегося под Севастополем, говорит спокойно и деловито, как об очередной практической задаче, которую предстоит решать.