Николай Спиридонович Новик напомнил флагарту, что на «Ташкенте» недостает нескольких комендоров. Этот «некомплект» был у нас еще с тех пор, как вступила в строй «сверхштатная» четвертая башня. Капитан 1 ранга Руль обещал выяснить, какие резервы есть в севастопольском экипаже. И на следующий день, когда я вернулся на корабль с ФКП, дежурный доложил, что пополнение для БЧ-II прибыло.
Иду прямо к артиллеристам знакомиться с новичками. Кубрик почему-то полон народу. Здесь и машинисты, и радисты, и кого только нет. Что-то не помню, чтобы когда-нибудь приход пяти новых краснофлотцев привлекал такое внимание.
А прибывших не сразу и заметишь. Наконец новички, пробравшись из дальнего угла кубрика, подходят представиться — один, другой, третий… Оказывается, наши краснофлотцы толпились вовсе не вокруг них. Кто же там еще? Возбужденный комсорг БЧ-II Василий Мамонтов порывается что-то объяснить. Но я уже узнал двух моряков, которые стоят посреди расступившегося передо мною тесного матросского круга.
Узнал — и едва верю своим глазам. Это же Василий Медведков, комендор с погибшей в июне «Москвы». А второй — Михаил Филатов, артэлектрик… Двое из тех, кого я уже не надеялся когда-нибудь увидеть. Но как же все-таки они очутились в Севастополе?
— Товарищ командир, пусть они останутся у нас! — заговорил Мамонтов.
— Мы все просим, товарищ капитан третьего ранга! — выступил вперед статный комендор Борис Ковтун. — Оставьте их на «Ташкенте». Вам, как бывшему командиру. «Москвы», их отдадут…
Просьбу поддерживают и другие, но это ничего мне не объясняет. Василий Медведков, потупившись, произносит:
— Мы с ним, с Филатовым, сами пришли из экипажа. Без направления… Узнали, что вы, Василий Николаевич, тут, на «Ташкенте», и что к вам посылают сегодня всех артиллеристов, какие есть. Ну мы и ушли с ними. Решили: если уж вы не возьмете…
Волнение мешает ему договорить. Да и слушателей здесь чересчур много.
— Пошли ко мне в каюту, — сказал я. — И вы, Филатов, тоже.
Как раз в это время вернулся уходивший в политуправление Коновалов. Мы сели вчетвером, и моряки с «Москвы» рассказали все по порядку.
26 июня, когда их корабль погиб в виду Констанцы, Медведков и Филатов были в числе тех, кто остался на поверхности моря и доплыл затем до румынского берега. Они попали в плен и сперва были в лагере. Потом группу краснофлотцев привезли в какое-то имение на уборку кукурузы. Оттуда пятерым удалось бежать. Чтобы сбить со следа погоню, они взяли направление не на восток, а в глубь Румынии и только потом повернули в сторону советской границы. Шли ночами. Днем отсыпались где-нибудь в кустах, выставив вахтенного. Питались в основном сырой кукурузой. Все реки включая Прут и Днестр пересекали вплавь: на мостах стояла охрана.
Путь был долгим — фронт отодвинулся далеко на восток. Но по Украине идти стало легче. Зашли даже в село, где жили родители одного краснофлотца. Там моряков подкормили, помогли переодеться. Немцев в селе не было, и трое из пятерки решили отдохнуть там еще. Медведков и Филатов ждать не хотели и двинулись дальше вдвоем.
Под Харьковом перешли фронт и, как полагается, были переданы для проверки соответствующим органам. Проверяли их с месяц, затем дали отпуск. Друзья отправились к родителям Филатова, которые уже давно получили на сына похоронную… После отпуска явились в местный военкомат, настояли, чтобы их вернули на Черноморский флот, и получили направление в Новороссийск.
Там после долгих допросов и разговоров моряков посадили на крейсер, шедший в Севастополь. В экипаже Медведкова и Филатова обмундировали. Однако проверка началась заново и никак не кончится. Вызывает и вызывает уполномоченный, спрашивает все об одном и том же. Правда, живут со всеми вместе, только запрещено о плене рассказывать. И обещано, что скоро пошлют в морскую пехоту. А на корабли, говорят, и не проситесь…
— Где Тухов? Погиб? — спросил я.
— Когда на берег выбрались, жив был командир, — ответил Медведков. — Он стоял до конца на мостике. А еще раньше его ранило или контузило. В воде наши ребята помогли командиру снять китель, чтобы сошел за матроса. Но румыны как-то его опознали. Что с ним дальше, не знаю. В лагере с нами его уже не было.
«Значит, — подумалось мне, — в Особом отделе все это известно уже давно. А жена Тухова, конечно, ничего не знает. Впрочем, пожалуй, так и лучше. Что хорошего может ждать Александра Борисовича в фашистском плену, если он еще жив?» Трудно было тогда представить, что и Тухову еще удастся вырваться из плена. Гибели он, правда, не избежал, но погиб, как уже известно читателю, не в застенке, а в бою.
— Теперь мне все ясно, — сказал я краснофлотцам. — Надеюсь, будете служить на «Ташкенте». Но своей властью взять вас не могу — надо ходатайствовать перед начальством. Пообедайте у нас и возвращайтесь пока в экипаж.
Вечером идем с Коноваловым на ФКП к члену Военного совета. Кулаков, если захочет, может решить такой вопрос без проволочки.
Николай Михайлович сперва немножко поругал нас за самоуправство: зачем, мол, обещаете людям то, что от вас не зависит? Однако тут же рассудил:
— Хлопцы, понятно, не виноваты, что попали в плен. Берите их на «Ташкент». Согласен.
В тот же вечер ко мне явился политрук Владимир Климентьевич Емельяненко. Известен он мне давно. Еще когда Владимир был краснофлотцем-подводником, мы вместе занимались в спортивных секциях водной станции. На «Ташкенте» я еще ближе узнал и привык уважать этого вдумчивого, неизменно спокойного и смелого человека.
— Боюсь, не получилось бы недоговоренности, — начал Емельяненко, почесывая затылок, и я понял, что он уже в курсе событий. — В экипаже эти краснофлотцы были под наблюдением…
— Я их знаю и ручаюсь за них. С обоими три года плавал.
— Ладно, — пообещал Емельяненко. — Я там скажу, что присмотрю за ними на корабле.
Уж не знаю, действительно ли он замолвил «там» слово или этого не потребовалось. Но никто не препятствовал переводу на «Ташкент» краснофлотцев с «Москвы», и больше их не беспокоили.
Познакомившись с ними, командир БЧ-II вскоре поставил Филатова командиром отделения артэлектриков в центральный пост, а Медведкова — командиром орудия в третью башню. И тот, и другой получили старшинские звания и воевали безупречно. Орудийный расчет Медведкова через некоторое время считался уже лучшим на корабле. Оба моряка были впоследствии награждены орденами. Словом, раскаиваться в своем решении взять их на «Ташкент» мне не пришлось.
Скажу тут же о дальнейшей их флотской судьбе. Михаил Филатов в феврале 1943 года участвовал в высадке десанта на Малую землю под Новороссийском, был тяжело ранен и умер. Василий Медведков еще и в послевоенные годы служил сверхсрочно на черноморских миноносцах, а потом уволился в запас в звании мичмана.