«Что можно сделать? — спросил Бриан Партриджа. — Это необходимо изменить! Нам не нужно никаких бед перед самыми гастролями». Партридж ответил, что не представляет, как все изменить. Гости должны были прибыть через несколько часов. «Тогда придется все отменить», — настаивал Бриан.
Партридж выскочил из дома и бегом помчался по улице; задыхаясь, он нагнал грузовик садовника на углу. Помощников садовника отправили в местные лавки для закупки красных чернил, а Партридж с садовником поднялись наверх, повытаскивали все белые гвоздики из бордюра и вынесли их на улицу. В течение последующих нескольких часов они были заняты тем, что макали белые гвоздики в баночку с красными чернилами. Последняя мокрая розовая гвоздика была водворена на место белой прямо перед прибытием первых гостей. Никогда еще Куини так сильно не напоминала сумасшедшую Королеву Червей из «Алисы в стране чудес».
Этот вечер стал самым значительным событием общественной жизни. К восьми часам вечера перед особняком собрались сотни людей, которые, как оказалось, пришли посмотреть на прибывающих гостей. Два швейцара в униформах стояли у дверей дома, проверяя приглашения.
В тот вечер Джона Леннона познакомили с Кеном Партрид–жем. «Это сделали вы?» — спросил Леннон. Ему все так понравилось, что он попросил Партриджа приехать на следующий день в Уэйбридж для того, чтобы обсудить оформление нового дома. Бриан сопровождал Партриджа в «Кенвуд». Они обошли дом вместе с Синтией и Джоном. Синтия сразу почувствовала неприязнь к чужому человеку, который пришел переделывать ее дом, но, как обычно, промолчала. Партридж быстрым взглядом декоратора оценил дом и изложил замысел, который шел вразрез с простыми домашними планами Синтии. Он предложил сломать стены на всех этажах и сделать из 27–комнатного дома более уютный 18–комнатный. Джон сказал, что хочет оснастить дом ультрасовременным оборудованием: музыкальным стерео и кухонным. Партридж предложил сделать кухню на нескольких уровнях с плавающими платформами. За несколько минут вопрос был решен. Джон настоял на том, чтобы Партридж сделал чертежи в течение 36 часов, до того, как он уедет в Америку, и Партридж с помощником простояли за чертежным столом всю ночь. И утром серия рисунков вместе с образцами краски и материалов были представлены Синтии и Джону.
На следующий день Джон уезжал в Америку. Синтия стояла у входной двери с Джулианом на руках и плакала, пока он не сел в лимузин и не скрылся из виду. Затем она вернулась в дом, где художники и рабочие выделили ей крохотную комнатку для прислуги, а все остальное, что было в особняке, вырвали из–под ее контроля. Так продолжалось почти год.
Если бы можно было охарактеризовать первые гастроли «Битлз» в Америке, то это был бы долгий вой на высокой ноте, истерические вопли девушек в аэропорту, гул в «Локхид Эле–ктра»; рев сирен сопровождавших их мотоциклов и визг девиц, ожидавших в холлах и на улицах. Надеясь хоть немного посмотреть на Америку, они смогли увидеть лишь черные сиденья лимузинов, стерильные номера отелей, традиционную еду, доставляемую из ресторана, и все это перемежалось с агрессией журналистов, громкими криками диск–жокеев и безликими уборными спортивных стадионов.
Нил Аспинол рассказывал: «Мы так уставали, что мечтали лишь об одном — лечь и уснуть. Никто не поймет, как это в действительности было ужасно. Ни один отель нас не принимал, полиция хотела, чтобы мы убрались из города; мы попадали в отель только к середине ночи, совершенно измученные. И все это время у нас на шее сидели местные покровители, владельцы стадионов, владельцы местных спортивных команд, местные шерифы со своими женами и детьми, постоянно требовавшие чертовы автографы».
«Битлз» выступали на самых больших стадионах страны. В этом случае местные благодетели могли заплатить Бриану ту цену, которую он назначал за ребят, и все же установить цены на билеты достаточно низкие, к удовольствию поклонников
«Битлз». Бриан запрашивал аванс от 25 000 до 50 000 долларов наличными за каждое выступление плюс 50% прибыли после выступления, в зависимости от размера площадки. Хотя его цена и была самой высокой из всех, когда–либо запрашиваемых за выступление, организаторы дрались за них. В конце концов выбор арены и организатора стал делаться в зависимости от «коричневого бумажного пакета» с деньгами.
Турне вошло в разряд невероятных. В первый вечер, когда они давали концерт в Сан–Франциско, шофер их лимузина не успел достаточно быстро отъехать от барьера стадиона, и машину оседлали истеричные подростки. Под тяжестью человеческих тел крыша треснула, и только благодаря оперативным действиям службы безопасности ребят удалось вовремя вытащить. Их поместили в карету «скорой помощи», где было относительно безопасно, и где уже находилось несколько пьяных матросов, повздоривших во время концерта. В ту ночь множество фанатов расположилось в спальных мешках и на складных стульях под окнами отеля «Хилтон». Толпа, окружившая отель, так выла, что одну женщину, прибывшую в отель, избили и ограбили, а ее криков о помощи никто не услышал. 20 августа они выступали в Лас–Вегасе, а 21–го в Сиэтле, где одна девушка вскарабкалась на перекладину высоко над сценой, чтобы как следует разглядеть их, и рухнула к ногам Ринго. 22–го они прибыли на государственный стадион в Ванкувере, а 23–го дали триумфальный концерт в Голливуде, где полотенца, которыми они вытирались после концерта, были разрезаны на дюймовые квадраты и проданы в качестве сувениров, 26–е застало их в Денвере, 27–е — в Цинциннати, где Бриан исчез на целые сутки, заставив всех страшно беспокоиться.
Ничто не может сравниться с той ночью в Индианополисе, когда Ринго пропал и появился лишь за несколько секунд до концерта. Ринго три дня был на взводе и все это время не спал, накачиваясь «красными сердечками», амфетамином в таблетках. Допинг такой силы стал необходимым для ребят и Бриана, чтобы укладываться в жесточайший график. Большой запас этих таблеток был привезен ими из Англии, а остальные доставались на черном рынке с помощью городских устроителей концертов. Битлы находились на пределе физических возможностей и только с помощью виски могли расслабиться. В тот вечер Ринго сказал Нилу, что уходит из отеля и убьет себя. Нил не слишком серьезно к этому отнесся, не будучи уверен, что подразумевается под словами «убить себя», и не беспокоился до утра, пока Ринго отсутствовал. Но к вечеру все страшно перепугались. Ринго явился за несколько секунд до того, как «Битлз» должны были выйти на сцену, его сопровождали два полицейских. После того, как Ринго покинул отель, они подобрали его на улице и предложили подвезти. Ринго мимоходом упомянул, что всегда мечтал посмотреть авторалли в Индианополисе. Полицейские с радостью повезли его туда, и большую часть ночи Ринго провел, катаясь на полицейской машине по треку. К тому времени, когда Ринго занял свое место на сцене, у него так ослабели ноги от семидесятидвухчасовой гонки, что он уже не мог ими двигать и нажимать на педали для басов.
То, что Ринго оказался абсолютно неспособным играть, осталось незамеченным фанатами, которые все равно не могли бы его услышать. Все звуки тонули в визгах и рыданиях тинейджеров. Особенно это угнетало Джона, который понимал,
что он всего лишь марионетка в руках Бриана. На некоторых концертах битлы даже не утруждали себя пением. Они проговаривали слова и играли музыку насколько можно быстро, лишь бы поскорее убраться со сцены из–под града хлопушек и мармелада. Часто все было настолько противно, что они ухитрялись проиграть 15 песен за 25 минут.
По мере того, как проходили гастроли, битлам открылось еще одно странное явление. Уродливые карлики и калеки, которых Джон рисовал в своем школьном альбоме, ожили и стали их преследовать. Где бы ни появлялись битлы, они всюду оказывались в окружении убогих, особенно детей, скрюченных страшными болезнями. Дети–калеки сидели в 5 первых рядах на всех концертах, так что «Битлз» со сцены видели море инвалидных колясок. Одно из самых ярких воспоминаний Джона — это скрюченные руки, которые тянутся к нему.
Некоторое утешение битлы находили в девушках. Это были либо профессиональные проститутки по вызову, которых доставляли в номер местные устроители, либо, что было чаще, девицы, которых приводили Нил и Мэл. Доставка девочек была одной из первейших обязанностей Нила и Мэла во время гастролей, и они ее всегда выполняли с готовностью. Девушек мучили, избивали, а на рассвете выставляли из номера. Их провожали через служебный вход, наградив фотографией «Битлз» с автографами, подделанными Нилом и Мэлом, и повелев держать рот на замке. Но по необъяснимой причине девушки помалкивали. В Америке по крайней мере не рассказывали историй типа «Моя ночь с Полом», и никто не требовал признать отцовство. Хотя, возможно, это и не было столь уж удивительно, поскольку достаточно привычным зрелищем стала очередь из пятнадцати девушек, ожидающих в номерах Нила и Мэла, которые коротали время, гладя утюгом сценические костюмы битлов.
28 августа небольшое, но знаменательное событие произошло в отеле «Дельмонико» в Нью–Йорке. Боб Дилан уговорил битлов попробовать марихуану. Битлы не сразу стали наркоманами — потребовалось еще шесть месяцев на то, чтобы они пристрастились к травке. Но курение зелья с Диланом давало им чувство опьянения, приобщения к священному озарению. Прежде они с презрением отвергали марихуану, считая курильщиков кончеными людьми. Таблетки, которые принимали ребята, были лекарством и не запрещались законом.
Джон Леннон уже давно хотел познакомиться с Бобом Диланом, хотя и не так сильно, как с Элвисом Пресли. Для Джона Элвис был божеством, существом недосягаемой святости. Их познакомил общий друг, писатель Эл Аронович, один из первых журналистов, который начал писать о поп–музыке. Аронович с Диланом прибыли из Вудстока на синем фордовском пикапе, и их провели в частные владения «Битлз». Бриан, Нил, Мэл и битлы только что отобедали в номере и сидели за столом, когда в дверях появился Дилан. Он был ниже ростом, чем предполагали ребята, у него был крючковатый нос и веселые глаза. После неуклюжего знакомства неловкое напряжение в комнате усилилось. Бриан пригласил гостей в гостиную, стараясь оживить вечер, а Дилан предложил попробовать что–нибудь «природное, зеленое, произрастающее из ласковой груди матери Земли». Двери закрыли на замки, полотенцами заткнули все щели, жалюзи опустили, и наконец тоскующему Дилану разрешили сделать первую сигарету.
Дилан раскурил ее и объяснил, как надо затягиваться, за–тем передал сигарету Джону. Джон не решился затянуться и протянул ее Ринго, назвав его «придворным, пробующим блюда».
Ринго начал смеяться первым, затем к нему присоединились остальные. Какое–то время все смеялись над Брианом, все время повторявшим: «Я взлетел, я на потолке, я наверху на потолке…» Когда дым рассеялся, они впустили официанта, чтобы он убрался в гостиной, и во всем, что он делал, находили повод для того, чтобы забиться в конвульсиях от смеха. Через несколько месяцев «давайте посмеемся» стало означать «давайте покурим травку».
Пола переполняло чувство значительности события. «Я впервые в жизни думаю, по–настоящему думаю». Он потребовал, чтобы все его слова, произнесенные в этот вечер, были в точности записаны для потомков. Мэл Эванс ходил за ним по всему отелю, фиксируя каждое слово.
Этот вечер стал началом долгой непростой дружбы с Диланом, и битлы договорились вновь встретиться с ним в Нью–Йорке после гастролей.
Мелькали города Мильвани, Чикаго, Монреаль, Джексонвиль, Бостон, Балтимор и Питсбург. 19 сентября в самолете, пролетающем над Хьюстоном, штат Техас, чувствуя себя столетним стариком, Бриан встретил свое тридцатилетие. Ему в подарок преподнесли ковбойские ружье и кобуру. Празднование дня рождения было несколько омрачено фанатами, окружившими в хьюстонском аэропорту самолет, на котором должны были вылететь битлы. Визжащая орда подростков прорвала кордон охраны и вскарабкалась на крылья самолета, пытаясь выбить иллюминаторы с помощью бутылок из–под кока–колы. Не менее печальным было известие о том, что горничную в хьюстонском отеле зарезали ножом оголтелые фанаты, пытавшиеся узнать номера комнат, в которых живут битлы.
Музыканты заявили, что больше не могут и не станут выступать. Население Канзас–Сити почувствовало себя обделенным, и мультимиллионер Чарльз О. Финли, владелец бейсбольной команды «Канзас Сити Атлетикс» пообещал отцам города добыть «Битлз». Финли пытался связаться с Брианом до гастролей, но его просьба была отклонена вместе с сотнями других аналогичных. Огорченный Финли вылетел в Сан–Франциско, где благодаря содействию Нормана Вейса получил личную аудиенцию у Бриана. Он начал переговоры о выступлении ребят в Канзас–Сити, предложив 100 000 долларов наличными вперед и проценты, какие Бриан назовет сам. Плата в 100 000 долларов была неслыханной. На Бриана это произвело сильное впечатление, но он отказался. Финли продолжал настаивать, и наконец они договорились на 150 000 долларов наличными плюс расходы — самая высокая цена, когда–либо выплаченная за один концерт. «Битлз» все же выступили в Канзас–Сити в свой последний свободный американский вечер. В этом концерте содержалась особая ирония, поскольку публика, как и всюду, едва ли могла услышать хотя бы один звук. Когда они покинули город, простыни, на которых они спали в отеле, сняли с постелей при свидетелях и продали представителям чикагской радиостудии УБКБ. Из простыней получилось 6000 лоскутков размером в дюйм, и их продали по цене 1 доллар за лоскут.
Достоверно известно, что наволочки до сих пор находятся в хранилище банка, они оценены выше золота.
В жизни Бриана Эпштейна произошли серьезные перемены с тех пор, как он подружился с Натом Вейсом, преуспевающим нью–йоркским адвокатом по бракоразводным процессам. Некоторые считают, что Нат явился самым счастливым событием, произошедшим с Брианом, он научил его как жить в ладу с самим собой. Другие говорят, что Нат показал Бриану путь к собственной погибели. На самом деле, Бриан давным–давно сам проложил этот путь, а Нат стал для него лишь мудрым и опытным гидом.
Успешная юридическая практика Ната сложилась благодаря его громадному сочувствию к людям и умению точно определять характер. Иногда он брался за заведомо «дохлую собаку» — дело по обвинению в порнографии или изнасиловании. Высокий, в очках с толстыми стеклами и слегка лысеющий, он был примерно одного возраста с Брианом, происходил из добропорядочной семьи среднего класса и имел обожающую его еврейскую маму.
Их познакомили на вечеринке в отеле «Плаза», где другой знакомый Ната, с которым у него были общие дела, часто устраивал свидания для одиноких молодых людей. Нат вспоминает, что его сразу очаровал менеджер «Битлз», но как только он попытался втянуть его в разговор, Бриан не смог переключить внимания с молодого человека, с которым он, очевидно, только что познакомился. На следующее утро Нат узнал номер телефона Бриана у своего знакомого и позвонил ему в отель, чтобы выяснить, как прошла встреча. Бриан сказал: «Парень такой скучный. Он почти не разговаривал». Сначала Нату показалось, что Бриан шутит, но оказалось, что Бриан всю ночь проговорил с парнем, желая достичь интеллектуального понимания. Нат посоветовал захватить замкнутого, но оказавшего столь сильное впечатление на Бриана молодого человека в путешествие по каким–нибудь соблазнительным местам города.
Одну из первых остановок они сделали в «Келли». В те времена это был один из самых известных баров гомосексуалистов. Бриан согласился поехать в это место с сомнительной репутацией лишь после того, как Нат пообещал никому не говорить, кто он. Но уже после пары коктейлей Бриан сыграл «Тяжелый день» на пианоле–автомате двадцать раз подряд. И вновь парень, которого Бриан привез с собой в отель, был всего лишь вовлечен в беседу. Нат сказал Бриану, что ему нужно быть более агрессивным, и однажды даже заплатил официанту, чтобы тот соблазнил Бриана. Но они с официантом всю ночь слушали музыку, и Бриан читал лекцию: «А теперь вслушайся в аккорды в конце песни…»
Нат ничего не мог понять. Бриан был очень милым, романтичным, привлекательным и преуспевающим. Нат вспоминает один вечер в отеле «Плаза», когда Бриан заказал тридцать шесть порций мороженого лишь для того, чтобы развлечь молодого человека, которого просто обнял перед тем, как тот покинул номер.
Дружба Бриана с Натом быстро окрепла, частично из–за необходимости вести общий бизнес. Нат оказался именно тем поверенным, который был нужен Бриану, нью–йоркский вариант Дэвида Джекобса. Не прошло и недели совместной работы с Брианом, как Нат обнаружил в делах «Битлз» страшный беспорядок. Начать с того, что внутренняя налоговая служба, беспокоясь обо всех миллионах долларов, уплывающих из Америки, заморозила миллион долларов за концерты в Нью–Йорке. До тех пор, пока юридическая законность иностранных платежей не будет подтверждена, выплаты не будет. Это поставило Бриана и ребят в однозначное положение — оплатить все расходы за концерты в США из собственных карманов. Турне стоило им целого состояния, гораздо больше, чем они могли себе представить, и теперь им необходимо было найти 500 000 долларов наличными.
Хуже того, проблема с Ники Бирном и коммерческой схемой ЗЛТИБ потерпела полный юридический крах. Стало происходить нечто странное. Лондонские офисы НЕМЗ направляли лицензии непосредственно американским производителям и сами получали деньги; прошло совсем немного времени, и у американских компаний появились соглашения–дубликаты, начались судебные процессы. Дж. С. Пенни и Вулворт немедленно аннулировали свои заказы на сумму 78 млн. долларов, а Бирн предъявил судебный иск НЕМЗ.
Как–то Нат, будучи в Государственном верховном суде Нью–Йорка по своим делам, случайно узнал, что Бриану и НЕМЗ присудили иск на 5 млн. долларов за то, что никто не явился в суд по делу, возбужденному против них Бирном. Бриан попросил Ната аннулировать 5 млн. долларов судебного иска, но Нат посоветовал нанять опытного адвоката, который бы «похоронил» этот спор с ЗЛТИБ, и порекомендовал человека, который справится с этой задачей, его звали Луис Найзер.
Как только Ната и Бриана провели во внушительных размеров офис Найзера, Нат почувствовал, что быть беде. Эта встреча, похоже, станет столкновением двух тщеславных личностей. Но все обошлось. Бриан спросил: «Вы читали мою книгу?», подразумевая «Подземелье звуков».
«А вы читали мою?» — ответил Найзер вопросом на вопрос, незадолго до того написавший бестселлер о судебных процессах в США.
Когда оба джентльмена достаточно покрасовались друг перед другом, Найзер согласился взяться за дело. Бриан поинтересовался оплатой, и Найзер запросил «пятьдесят тысяч долларов для начала». Не моргнув глазом, Бриан достал из кармана чековую книжку и начал выписывать чек. «Знаете, мистер Найзер, — сказал он, — я плачу вам эти пятьдесят тысяч долларов из собственного кармана. Сделка с ЗЛТИБ — моя вина, и мне бы не хотелось, чтобы в дальнейшем «Битлз» расплачивались за мои ошибки».
Найзеру потребовалось два года, чтобы ликвидировать ЗЛТИБ и аннулировать иск против НЕМЗ. Когда наконец дело было урегулировано, Ники Бирну выплатили 10 000 долларов. Битлз учредили собственную коммерческую фирму под названием «Максимус Энтерпрайзис», от которой получали 90 процентов дохода. Но было уже поздно — 100 млн. долларов от них уплыли.
Четверка битлов вернулась в Лондон физически и эмоционально вымотанная, они хотели лишь одного — отдыха. Но в их распоряжении оставалось всего восемнадцать дней до следующего турне — 5–недельные гастроли по Великобритании. Предполагалось, что по возвращении они начнут работу в студии над своим четвертым альбомом. Альбом «Продаются «Битлз» вышел как раз к Рождеству, и это было на самом деле чудом, хотя в него и входило всего восемь композиций Леннона–Маккартни, а все остальное — лишь вариации на темы любимых песен группы в стиле рок–н–ролл. Две самые запоминающиеся песни для альбома написал Джон. Первая — лирическая композиция в ритме вальса — называлась «Беби в черном». В отличие от остальных песен альбома «Беби в черном» представляла собой удручающе меланхолическую композицию о молодой девушке, которая отказывается прекратить скорбные рыдания о погибшем возлюбленном. Вторая песня была еще более любопытной. Называлась она «Я неудачник» и звучала как элегия.
Все, кто хорошо знал Джона, понимали, как он несчастлив. Он чувствовал, что раздваивается, успех угодливо создавал ему образ образованного, но весьма покладистого и мягкого битла. Его семейная жизнь являла собой первый пример лицемерия. Он женился на женщине, которую, наверное, и не любил никогда по–настоящему, воспитывал ребенка, который родился «однажды вечером в субботу от бутылки». Даже огромный загородный дом обернулся для него больше головной болью, чем радостью. Джон с Синтией и малышом жили в комнате для прислуги на чердаке, а дом заполнили водопроводчики и электрики, топтавшиеся здесь с утра до ночи. Однажды Джон отдал свою старую гитару плотнику, и с этого момента началась жестокая борьба между плотником и прорабом, требовавшим отдать гитару для его детей. Спор закончился увольнением плотника, и особняк огласился рыданиями. После этого Джон заперся в своей комнате и старался больше ни во что не вникать.
В довершение всех сложностей мать Синтии, Лилиан Пауэл, решила переехать в Уэйбридж, и для нее сняли маленький домик в нескольких милях от Кенвуда. Миссис Пауэл была архитипичной тещей, хозяйственной и вездесущей. Она ежедневно приезжала в Кенвуд с рабочими и помогала присматривать за строительством и отделочными работами, а также за воспитанием Джулиана. Джон запрещал Синтии приглашать няню для Джулиана. Он упорно повторял, что «не допустит, чтобы его сына воспитывал чужой человек», и Синтия была при сыне большую часть времени. К счастью для нее, бывшие владельцы дома
оставили экономку Дороти Джарлет. Сердечная и доброжелательная Дот, как ее называли, приходила по утрам и помогала убирать и гладить. Когда стало ясно, что этой помощи недостаточно, Джон сдался и разрешил Синтии нанять супружескую пару, чтобы они готовили еду и делали всякую работу по дому. Муж приставал ко всем женщинам в доме, а жена в отсутствие Джона кормила Синтию и Джулиана гамбургерами. Их недавно разведенная дочь приехала к родителям и стала строить глазки Джону. Дот ненавидела кухарку и обвиняла в нечестности и мелких кражах. Довершал эту компанию грубоватый небритый шофер Джок, его вечно мятая одежда пахла сигарным дымом. Однажды сосед сообщил Синтии, что Джок ночует на заднем сиденье «роллс–ройса», припаркованного в квартале от Кенвуда. В конце концов повариха, рабочий и шофер были официально уволены через контору НЕМЗ.
Дом под руководством Партриджа начал приобретать должный вид, но Синтия так и не перестала верить в то, что она бы справилась лучше. «Партридж, превратив наш особняк в шикарный современный дом, получил, я уверена, весьма кругленькую сумму в банке. Он был очень красивым, но мама не могла противостоять соблазну покупать для нас всякую хозяйственную утварь, и по мере того, как шли месяцы, вещи создавали все более домашнюю атмосферу». В столовой стоял массивный белый деревянный резной стол с дюжиной антикварных стульев. Джон считал, что они выглядят так, будто их обгрызла злая собака. Главную спальню, которую Синтия считала слишком большой, чтобы чувствовать себя в ней уютно, перестроили из трех комнат меньшего размера. Оборудование для кухни было ультрасовременным и сложным, и пришлось пригласить специалиста, чтобы он прочитал Синтии и экономке лекцию о том, как им пользоваться. Но даже после этого Синтия ничего не поняла, единственное, что ей удалось освоить, это вафельницу. Джон как–то велел Кену Партриджу доставить еше какое–нибудь простое приспособление, потому что он по горло сыт вафлями.
Всего в нескольких милях от Кенвуда находился отель, где давно пропавший отец Джона Фреди Леннон работал мойщиком посуды Джон ежедневно проезжал мимо этого отеля по дороге в Лондон и обратно. Фредди так бы и не узнал о том. что его сын стал национальным достоянием, если бы не уборщица, работав–шая с ним вместе в отеле. Однажды она принесла фотографию Джона из газеты и сказала: «Если это не твой сын, Фредди, тогда я не знаю». На следующий день маленький человечек, похожий на бродягу, с редкими седеющими волосами появился у парадно–го входа в Кенвуд и представился как папа Джона.
Джон и Фредди вежливо побеседовали 20 минут, за это время Фредди успел раскритиковать стиль жизни Джона, его музыку и дом. Потом потребовал денег. Фредди прогнали, и он отправился в ближайшую редакцию газеты на Флит–стрит, став на один вечер звездой, радостно давая интервью о своем сыне за понюшку табака. Фреду даже удалось продать за 40 фунтов историю своей жизни в журнал «Тит Битс» и записать сингл со своей повестью «Такова моя жизнь». Маленькая компания звукозаписи, купившая сингл, посоветовала Фреду поставить коронки на зубы, если он хочет выступать публично. В конце концов он заплатил дантисту больше, чем заработал на карьере в сфере звукозаписи. После этого Фредди вновь ушел в небытие.
Зима 1965 года ознаменовалась тем, что Ринго стал последним битлом, нашедшим свою единственную девушку. Ринго вступал в роскошную жизнь с трепетом, присущим. водителю–новичку, только что получившему водительские права. Если остальные битлы по крайней мере научились заказывать в барах напитки с шикарными названиями или хорошие вина в ресторанах, Ринго все еще питался яйцами и чипсами в обед. Со своими щенячьими глазами и неуверенностью в себе он казался легкой добычей для любой секс–бомбы–блондинки, приближавшейся к нему. Какое–то время он встречался с модной моделью Вики Ходж, но друзья видели, что он выезжает с ней только под нажимом, и они вряд ли смогут поладить.
Девушка, с которой Ринго поладил, осталась в Ливерпуле. Маурин Кокс тщательно следила за всеми приключениями Ринго, решив, что не отдаст Ритчи так легко. 1 декабря 1964 года, когда у Ринго обострился хронический тонзиллит и его положили в университетский госпиталь, Маурин села в поезд и привезла ему мороженое. Она оставалась там до тех пор, пока он не поправился, и провела с ним в Лондоне Рождество. Вики Ходж отправилась отдыхать в Швецию.
Как всякая девушка–северянка, Маурин захомутала своего возлюбленного на северный манер — к середине января она забеременела. Ринго, как всякий добропорядочный северянин, сделал то, чего от него ждали. Однажды в три часа утра, ласковый и пьяный, он опустился на одно колено и сделал Маурин предложение под добродушные насмешки друзей. Они поженились 11 февраля и провели короткий медовый месяц в доме Дэвида Джекобса в Брайтоне, а затем вернулись в маленькую квартирку на первом этаже, которую сняли в северной части Оксфорд–стрит. Через несколько дней вход со стороны улицы осадили фанаты. Поэтому Ринго приходилось вскарабкиваться на раковину и вылезать через маленькое окошко на другую сторону. Так долго не могло продолжаться. Он попросил Кена Партриджа найти для них квартиру, а сам уехал сниматься в новом фильме о «Битлз». У Кена было всего четыре недели на поиск и оформление новой квартиры.
Маурин проявила больше снисходительности к работе Партриджа, чем Синтия. Приехав из своего временного пристанища со старым плюшевым медведем и дорожной сумкой в руках, она переходила из комнаты в комнату, растерявшись от вида роскошной квартиры, которая теперь должна была стать ее новым домом.
В конце зимы 1965 года битлы начали работу над своим вторым фильмом под рабочим названием «Восемь рук обнимают тебя». Его съемки обошлись втрое дороже, чем съемки «Тяжелого дня», и заняли вдвое больше времени, но фильм получил лишь треть откликов в прессе. Сюжет оказался слабо разработанным, прослеживалась тщетная попытка повторить первый успех. Окончательный сценарий был написан Марком Беймом и Чарльзом Вудом и назывался «Помогите!». Глупейший сюжет вращался вокруг сумасшедшего ученого и секты индуистов, охотящейся за ценным кольцом, которое почему–то оказывается на пальце у Ринго.
Все, кто был занят в фильме «Помогите!», замечали, что с ребятами что–то не то. Их продолжительные хихиканья и периодические отлучки в костюмерную не оставляли сомнений в том, что происходит. Семена, посеянные Бобом Диланом прошлым летом, теперь расцвели в четырех насквозь пропитанных зельем головах. Эффект от марихуаны и самого Дилана очевиден в песнях, написанных для фильма «Помогите!». Две песни представляли особый интерес. Одна из них, сочиненная Полом, стала откровением для публики. Это произошло летом 1965 года, когда заканчивались съемки фильма. Как–то утром Пол, встав с постели, направился к пианино и написал песню в один присест. Он сочинил музыку под «Шалтая–болтая», подобрал нужные слова и назвал песню «Вчера». Пол любит говорить, что это чудесное творение, оно, как яйцо — без швов и изъянов. Песня понравилась не только фанатам «Битлз», но и пришлась по вкусу людям всех возрастов и склонностей.