Как–то Джордж Харрисон познакомился с дантистом Эриком Казинсом. Постановка коронок и косметические процедуры, связанные с зубами, стали отнимать у битлов очень много времени с тех пор, как их стали часто фотографировать. Казинс обслуживал всю четверку и их жен. Он жил в красивой квартире на Бейзуотер–роуд вместе со своей подружкой Эни, кудрявой блондинкой. Битлам дантист казался несколько скользким, и они подозрительно отнеслись к его попыткам завести с ними дружбу. Но он проявлял сильную настойчивость, и наконец Джон с Джорджем приняли его приглашение прийти к нему домой на обед.
Все четверо помнят, что, войдя в дом, они сразу заметили кубики сахара, аккуратно разложенные на каминной доске. Разговор за обедом крутился вокруг секса и американца Тимоти Лири, которого никто не знал, кроме Джона, краем уха слыхавшем о новом всемогущем наркотике ЛСД. Когда обед закончился, дантист положил по кусочку сахара в каждую чашечку кофе. Патти хотела отодвинуть недопитый кофе, но Казинс настоял на том, чтобы она допила все до капли. «Давай, давай, допей до конца».
После того, как кофе был выпит, все вернулись в гостиную, и только тогда Казинс объяснил свои действия. Синтия и Патти похолодели от ужаса, и не потому, что знали, какое действие оказывает ЛСД, просто у них создалось впечатление, что замышляется оргия. Они извинились и собрались уходить.
Казинс, беспокоясь за их безопасность, вместе со своей подружкой последовал за ними. Джордж, Джон и девушки забились в малолитражку Джорджа, специально не оставив места Казинсу и его подруге. Дантист сказал, что поедет за ними на своей машине, куда бы они ни последовали, и Джордж помчался по улицам Лондона на бешеной скорости, пытаясь оторваться от него. Казинсу удалось, держась у них на хвосте, добраться до популярного ночного клуба «Пиквик», куда они решили заглянуть, чтобы послушать восходящее рок–трио: Пэдди, Клауса и Джибсона. Больше раздраженные, чем обеспокоенные, битлы вошли в переполненный клуб вместе с Казинсом, шедшим за ними.
В «Пиквике» и начали происходить странные вещи. Помещение увеличилось в размерах, вытянулось, вокруг замелькали искры. Они почувствовали себя неуютно и через несколько минут решили уйти. Казинс все еще плелся за ними, уговаривая вернуться к нему домой. Две пары направились в «Ад Либ», надеясь, что знакомое окружение поможет им прийти в себя. Всю дорогу Патти боролась с необъяснимым желанием перебить витрины на улице. Они припарковались за углом у входа в «Ад Либ».
«Когда мы наконец сели в лифт, — рассказывал Джон, — нам всем показалось, что начался пожар. Мы начали вопить, и все были возбуждены и истеричны. Когда лифт остановился и двери открылись, мы орали».
Они пробыли в «Ад Либ» всего несколько минут, оставив там дантиста с подружкой. Джордж повез всех в Эшер. Сорокаминутный путь занял несколько часов. Синтия сидела сзади, держась пальцами за горло и пытаясь выплюнуть сахарный кубик. Джон болтал не переставая. У перепуганной Патти началась клаустрофобия в тесном салоне машины, она умоляла остановиться и посидеть где–нибудь у дороги. Джон продолжал смеяться и все время повторял: «А ведь в футбол ты сейчас не сыграешь, Патти».
Наконец они добрались до дома Джорджа, заперли ворота, дверь и закрыли все окна. Джордж взял гитару и стал играть, удивляясь, что из инструмента выходят ноты, похожие на пластмассовые пластинки. Джон занялся рисованием. На одном рисунке он изобразил лица всех четверых, а внизу написал: «Мы все с тобой согласны». «В ту ночь я много рисовал, — рассказывал Джон. — А потом дом Джорджа стал похож на большую подводную лодку. Я ею управлял, а все отправились спать. Казалось, дом плывет выше стен, а я веду его».
Но Патти и Синтия не отправились спать и не видели счастливых видений. Патти обняла свою кошку на полу в спальне, уверенная в том, что изменилась навсегда, и разум никогда не вернется к ней. Синтия легла на постель и попыталась логически обдумать, что же с ними происходит, соединив тайну сахарного кубика и Тимоти Лири в единое целое. Она не спала почти всю ночь, до тех пор, пока медленно–медленно все не стало затихать, краски поблекли, и Синтия провалилась в сон.
В начале 1965 года Бриан попросил меня (Питера Брауна) приехать в Лондон, чтобы помочь ему в работе с Джоном, Полом, Джорджем и Ринго. В течение следующих пяти лет мы с битла–ми жили параллельными жизнями. Я осуществлял надзор и вел все их дела, в том числе и личные, — от заключения контрактов до вызволения из тюрьмы. Помогал им жениться и разводиться. На моем столе стоял красный телефон, номер которого знали только они, а в ящике моего стола были заперты их паспорта.
Контора НЕМЗ в Лондоне превратилась в мини–конгломерат с полдюжиной новых департаментов, в том числе департамента путешествий и брони, и двадцатью новыми сотрудниками. Клайв, брат Бриана, согласился помочь Бриану с финансовым администрированием, заодно присматривая за семейным магазином в Ливерпуле. Для ведения общего администрирования в компании Бриан нанял давнего ливерпульского приятеля и надежного человека Джоффри Эллиса. Выпускник Оксфорда, Джоффри работал в нью–йоркской конторе Государственной страховой компании. Хотя у него не было опыта в ведении развлекательного бизнеса, он был очень педантичным и честным, и его любовь к мелочам помогла ему впоследствии в работе главным администратором НЕМЗ. Администратора телевидения Редифьюжен Вивьен Майнихан пригласили на работу в НЕМЗ для создания телепрограмм и помощи в театральных постановках.
Бриан купил агентство по ангажементам, директором которого стал маленький кругленький джентльмен с тоненькими усиками Вик Левис. Левис принадлежал к тому типу чиновников, которые не собираются держать свое мнение при себе. Вскоре Бриан понял, что испытывает к нему сильнейшую неприязнь. Напыщенный, с чувством собственного превосходства, Левис любил давать советы, а Бриан был сверхчувствительным и упрямым.
Для ведения дел с прессой пригласили Тони Бэрроу. В 1966 году бухгалтерию расширили и взяли Мартина Вессона, прежде работавщего помощником президента «Рэнк Органай–зейшн». И еще одна контора на Монмаут–стрит со штатом из шести человек издавала ежемесячный журнал «Битлз Фан Клаб» — очень прибыльное дело, каждый месяц продавалось по 300 000 журналов. По мере расширения НЕМЗ разрасталась и сфера их деятельности. Она стала настолько большой, и в ней столько всего перемешалось, что ливерпульские группы чувствовали себя несчастными, потому что их карьеру перепоручили третьеразрядным чиновникам. В течение первого успешного для НЕМЗ года Бриан честно уделял им максимальную долю внимания, но потребовалось немного времени, чтобы понять, что их талант несравним с «Битлз» и все они, один за одним, ушли в тень, зачахнув от невнимания — невостребованный багаж в поезде Битлз: Билли Дж. Крамер, Джерри энд зе Пейсмейкерз, Зе Биг Три, Томми Куикли.
Похоже, лишь звездный блеск Силлы Блэк не мерк в глазах Бриана. Хотя ее профессиональный успех к этому времени был ограниченным и базировался исключительно на версиях чужих песен, например, песни Пола «Любовь влюбленных», ее дружба с Брианом и битлами создавала ей твердую почву под ногами в бизнесе звукозаписи, а Бриан все еще верил в ее будущее звезды. Для всех, кто видел Бриана и Силлу вместе, было очевидно, что его вера в нее не имела никакого отношения к ее таланту. Бриан просто любил Силлу, добрую, забавную и покладистую. Каким–то образом с Силлой Бриану удалось преодолеть барьер, существовавший между ним и большинством женщин. Как бы там ни было, Силла оставалась одной из немногих, с кем Бриан чувствовал себя уютно, и он продолжал преданно заниматься ее карьерой.
В тот год Бриан разработал новую схему — создание агентства по продаже автомобилей. В течение прошлого года Бриан, битлы и другие артисты НЕМЗ потратили целые состояния на дорогие машины, и Бриан подумал, что, если у него будет собственное агентство по продаже автомобилей, они смогут приобретать экзотические автомобили по оптовой цене, а сам Бриан сможет получить громадную прибыль от продажи машин другим рок–звездам, которые непременно воспользуются услугами фирмы просто потому, что ее владельцем является Бриан. Как бы там ни было, эта сомнительная гипотеза с блеском подтвердилась, и фирма «Брайдор» стала процветать. Возглавил агентство Тер–ри Доран. Он продавал автомобили в Ливерпуле и завоевал себе доброе имя «торговца машинами».
Через «Брайдор» Бриан приобрел в дополнение к своему красному «роллс–ройсу» серебряный разборный «бентли» и черный «мини–купер». Ринго купил два «мини», «лендровер» и «фасел–вегу», которую, как он признался журналистам, он мог себе позволить купить, но которой не пользовался. Джордж Харрисон ездил сначала на «ягуаре», затем на белом «мазерати», как Джеймс Бонд. Джон наконец–то сдал экзамен по вождению и купил, шутки ради, зеленый «феррари» и «мини–майнор», которые поставил в гараж в Кенвуде рядом со своим «роллсом». Нилу Аспинолу в качестве рождественского подарка ребята преподнесли серый «ягуар».
Бриан чувствовал потребность расширить недвижимость, и 5 апреля 1965 года взял в аренду театр «Савиль» с плюшевыми красными креслами, ложами в форме раковин и позолоченными балюстрадами. Он лично стал директором театра. В его финансовый план входило делать ставку на лучшую рок–музыку в ущерб драматическим постановкам. Центром внимания была «королевская ложа», из которой Бриан и битлы смотрели спектакли. В этой большой позолоченной ложе, нависавшей над зрителями, стояли длинные современные диваны, обитые шокирующе экстравагантной тканью под шкуру леопарда. За бархатной портьерой скрывалась маленькая прихожая с живыми цветами. Вдоль одной стены располагался бар с тщательно отобранными напитками и холодильник, забитый шампанским. В ложу вел отдельный вход с улицы, чтобы не толкаться вместе со всеми в дверях. Публика с интересом взирала на ложу, ожидая появления Пола с Джейн Ашер или Джона, или Джорджа, или, как часто бывало, преуспевающего молодого антрепренера и самого «творца звезд».
Но теперь, когда слава и богатство превратились в реальность, Бриану этого оказалось недостаточно. Он чувствовал себя разочарованным и начал скучать. Никакие театры и автомобильные агентства в мире не могли заглушить его боль. Даже любовь к Джону Леннону, поддерживавшая его в самые тяжелые периоды, стала более спокойной и трансформировалась в отеческое покровительство.
По вечерам, когда битлы уходили к своим женам или девушкам, а друзья и сотрудники расходились по домам, Бриан оставался наедине с самим собой. Наглотавшись разноцветных таблеток биамфетаминов, он читал ночи напролет, страдая от бессонницы, унаследованной от Куини. Доктор, Норман Кауан, с которым Бриана познакомили в Лондоне, прописал ему секо–нал. Одна–две красные капсулы этого препарата обычно выключали его к рассвету, а просыпался он днем, пьяный и несчастный. Новая горсть таблеток биамфетаминов вновь приводила его в то же состояние. Д–р Кауан, женатый практикующий врач средних лет с солидной репутацией, взявшись за лечение, и понятия не имел, что Бриан принимает амфетамины. Когда же Бриан признался ему в этом, д–р Кауан настоятельно посоветовал ему прекратить принимать таблетки, представлявшие серьезную угрозу для его здоровья. Бриан никогда больше не принимал ни одной таблетки, но, естественно, стал принимать все большие дозы наркотиков, потому что толерантность к ним повысилась. По вечерам он был в состоянии такого сильного наркотического возбуждения, что садился за руль своего серебряного «бентли» и ехал в клуб «Клеремонт» на Беркели–сквер. Привратник присматривал за машиной, а Бриан проводил всю ночь, играя в «железную дорогу» или «баккара»[6], попивая холодное бренди, куря сигару и периодически глотая таблетки в вечном усилии подобрать нужную дозу, чтобы не быть ни слишком возбужденным, ни вялым. Во время таких развлечений можно легко проиграться в рулетку, и он проигрывал. В среднем убытки составляли 5000 фунтов в неделю, но иногда достигали и 17 000 за одну ночь.
Чтобы удовлетворить свой игровой азарт, Бриан стал часто снимать деньги со своего лицевого счета в НЕМЗ, но уже через несколько месяцев это стало беспокоить бухгалтеров, и ему пришлось обратиться к другому, менее заметному источнику. У него вошло в привычку звонить Терри Дорану в «Брайдор» и узнавать, были ли проданы какие–либо машины и заплатили ли за них. Если там была подходящая сумма, Бриан приезжал лично и забирал чеки или наличные деньги. Периодически брат Бриана Клайв заезжал в «Брайдор» проверить расходные книги, но Доран никогда не упоминал о десятках тысяч фунтов, которые забирал Бриан и записей о которых не было в книгах.
Несмотря на успех, деньги и приобретенную славу, Бриан все еще находился в плену самой опасной и несбыточной любовной связи, которая, как он знал, погубит его. Это случилось весной 1965 года. Бриан познакомился и влюбился в молодого американца, проживающего в Лондоне. Звали его Днзз Джиллескай. Двадцатилетний актер и певец говорил с придыханием, у него были темные волосы, насмешливые глаза и вздернутый нос. Бриан настолько им увлекся, что взялся за призрачную артистическую карьеру Дизза и купил ему новый гардероб. Пользуясь предлогом, что Дизз является артистом НЕМЗ, Бриан оплатил многие из его долгов и стал выплачивать ему небольшое содержание из собственного кармана. Разумеется, друзья Бриана предостерегали его, на что он отвечал: «Может быть, он и использует меня, но он отличается от большинства. В нем есть что–то особенное, что–то чему я не могу найти названия».
Возможно, это была склонность Дизза к жестокости. Дизз с Брианом проводили много вечеров в квартире Бриана, где принимали наркотики и пили коньяк.
Чаще всего эти пьяные наркотические вечера заканчивались какими–нибудь злополучными ссорами. Они начинались с простого спора и переходили в кулачный бой и битье зеркал. Как–то раз, чувствуя себя несчастным из–за щедрости Бриана, Дизз довел себя до ярости. Когда Бриан велел ему убираться из дома, Дизз бросился на кухню, схватил самый огромный нож, какой только смог найти, и воткнул Бриану в вену, вытащив к тому же деньги из его кошелька.
Бриан перестал видеться с Диззом после инцидента с ножом, но все было бесполезно, он тосковал по юноше, изнемогал от любви к нему. Однажды вечером я приехал к Бриану и застал там Куини и Гарри Эпштейнов. Они приехали из Ливерпуля, потому что им показалось из телефонного разговора с Брианом, что у него депрессия, и пришли в ужас от того, что увидели. В похмелье, после наркотиков и попойки прошлой ночи, Бриан признался им в своей любви к Диззу Джиллескаю. Куини уговорила его уехать на время во Францию. Вечером мы с Брианом упаковали вещи и направились в Кап д'Антиб, оставив Лондон и Дизза Джиллеская.
По возвращении в Лондон Бриан решил избавиться от квартиры на Уэдхэм–стрит, где был так несчастлив с Диззом. В течение нескольких недель он приобрел прелестное пятиэтажное здание с частным гаражом, комнатами для прислуги, официальной обеденной комнатой и садом на крыше. Чтобы занять себя и отвлечь мысли от Дизза, Бриан бросился заново оформлять дом, следуя советам обладающего прекрасным вкусом Кеннета Партриджа.
15 июня 1965 года битлов включили в список на присуждение почетных титулов и награждение орденами и медалями по случаю дня рождения Ее Величества королевы Елизаветы. Они должны были принять акколаду Члена Британской Империи — самый низкий ранг рыцарского ордена, обычно этой награды удостаиваются филантропы.
Пола, Джона и Ринго потрясла оказанная им величайшая честь, чего нельзя сказать о Джоне Ленноне. Королевская семья и классовая структура Англии всегда были его излюбленной мишенью, и то, что он вступит в их ряды, наполняло его чувством вины. Когда ему впервые сообщили о награждении в личном письме, написанном представителем королевы, он почувствовал такое отвращение, что выбросил письмо в кипу писем от своих фанатов, и так и не ответил на него. Несколько недель спустя, после того, как обеспокоенный Букингемский Дворец спросил Бриана, как Джон отнесся к этому событию, Бриан настоял на том, чтобы галантное письмо от имени Джона было отправлено.
Еще больше Джона возмутило сообщение о том, что вступление «Битлз» в титулованное общество члены Британской Империи восприняли отрицательно. Артур Ричард Пейп вернул свою медаль в Букингемский Дворец, также поступил и гвардейский офицер, сообщивший прессе, что делает это потому, что не желает делить награду с «вульгарными придурками». Гектор Дюпиус, член Канадской Палаты Общин, тоже вызвался вернуть медаль. Джордж сказал репортерам в интервью: «Если ему медаль не нужна, пусть он лучше отдаст ее нам, мы бы вручили ее нашему менеджеру Бриану Эпштейну».
Джон был менее дипломатичен: «Гвардейские офицеры получают свои награды за то, что убивают людей. Мы получили свои за то, что развлекаем… Я бы сказал, что мы их больше заслужили».
Следующей осенью самая большая и самая молодая толпа окружила Букингемский Дворец в день награждения битлов. Они кричали: «Господи, храни «Битлз»! Перед самой церемонией битлы зашли в маленький туалет и выкурили по сигарете с травкой, выпуская дым в маленькое окошечко. Джон достал еще одну сигарету в надежде встретить принца Чарльза, которому было тогда шестнадцать лет. Чарльза не смогли найти, и история так никогда и не узнает, что могло бы случиться, если бы эти двое в тот день встретились.
«Ничто, в самом деле, ничто не шло для кого–либо из нас вновь нормально».
В августе 1965 года тетушка Джона Мими совершила одну из своих редких поездок в Лондон ради премьеры фильма «Помогите!» и остановилась у Джона в Уэйбридже. Мими узнавала об успехах Джона с ворчливой гордостью, но давала ему понять, что его известность не заставит ее держать свое мнение при себе. Она помалкивала о том, что принесла ей слава Джона. Одинокая Мими все еще жила в своем аккуратном домике на Менлав–авеню. Ее дом стал обязательным объектом для ливерпульских туристов, а саму Мими донимали журналисты и фанаты, звонившие в дверь в любое время дня и ночи, требуя подтверждения тому, что это действительно дом Джона, а она его тетя.
Джон много раз умолял ее переехать, предлагал купить любой дом, который ей понравится, или по крайней мере заново переделать Мендипс, но Мими только улыбалась: «Зачем? Глупенький, нет смысла вытаскивать меня из болота».
Наутро после премьеры «Помогите!» Джон с Мими позавтракали, и Джон сказал: «О'кей, я собираюсь подыскать для тебя дом. Где ты хочешь?»
Мими, не придумав ничего лучшего, назвала Бурнемаут, живописный город на берегу моря. Джон вызвал шофера и велел ему принести карту Бурнемаута. Через полчаса они выехали. Румсейз, местное агентство по торговле недвижимостью, было счастливо предложить им несколько домов. Наконец Мими выбрала то, что ей понравилось, белый дом с видом на Пулский залив. Когда хозяин дома и его жена увидели за дверью Джона Леннона, они не знали, как его ублажить. Мими с Джоном обошли дом. Ей больше всего понравилась терраса и задний дворик, откуда она могла любоваться океанскими лайнерами, плывшими по заливу.
«Тебе нравится, Мими? — спросил ее Джон. — Если нет, я куплю его для себя». Он позвонил своему бухгалтеру в Брайс–Хамнер, и тот сразу же оформил покупку. Дом на Менлав–авеню Мими впоследствии продала за 6000. Она так и не истратила эти деньги, словно собиралась когда–нибудь вновь вернуться туда. Но она не вернулась, потому что назад дороги не было.
Лето всегда возвращало Бриану бодрость духа. Лето было временем гастролей. Каждый новый день приносил новую цель. Если «Битлз» отстранили его от работы в студиях и от съемок, гастроли были специальностью Бриана. Он обихаживал свою паству в то время, когда они колесили по всему миру. Они начали с турне по Европе, где с триумфом выступили в спортивном дворце в Париже, их концерт транслировали по всей Франции. Оттуда отправились в
Лион, Милан, Геную и Рим, где Бриан исчез и не успел к самолету, на котором «Битлз» улетели назад во Францию. Они успели выступить в Коте д'Азуре, Ницце, Мадриде, когда появился Бриан с синяком под глазом и рассказом о том, как он ударился о дверь шкафа.
Жарким, душным днем 13 августа битлы со своей свитой прибыли в Нью–Йорк, чтобы совершить третьи гастроли по Соединенным Штатам. График этого турне предоставлял им много свободного времени. У них было всего тринадцать концертов в девяти городах, так что оставалось больше недели для отдыха в Лос–Анджелесе.
15 августа «Битлз» совершили, возможно, самое потрясающее в своей жизни путешествие. Вертолет поднял их с площадки на Ист–Ривер и отвез к стадиону «Шеа», где их ожидала толпа из 56 000 человек. Этот концерт под открытым небом до сих пор является величайшим в истории; сырая погода способствовала обморокам, и уже через десять минут все пункты «скорой помощи» были забиты до отказа.
«Битлз» выступили в Торонто семнадцатого, в Атланте восемнадцатого, затем в Хьюстоне, Чикаго и Миннеаполисе, стремительно сменявших друг друга. И только в Калифорнии, где по графику у них было два вечерних концерта в «Голливуд Баул» и один концерт в Сан–Диего, они смогли сделать передышку на 6 дней. Бриан снял для них большой дом на Беверли–Хиллз, ставший местом паломничества сотен фанатов «Битлз». Они приезжали на машинах и создавали пробки по всей дороге до Сансет–Бульвар. Специальные полицейские подразделения Беверли–Хиллз охраняли дом от вторжения. Наиболее оголтелые поклонники брали в аренду вертолеты и летали над домом, фотографируя битлов, загоравших на заднем дворике.
Актер Питер Фонда приехал навестить ребят на своем «ягуаре», который тут же окружила толпа фанатов. Они облепили машину, как пчелиный рой, и всю ее помяли. Фонда показал нам рассказ, написанный для журнала «Роллинг Стоун», где он вспоминает об этом событии:
«Наконец–то я пробился сквозь толпу подростков и охранников. Пол с Джорджем находились на заднем дворике, а над их головами патрулировали вертолеты. Они сидели за столом под зонтиком в несколько комичной попытке уединиться.
Вскоре мы приняли кислоту и провалились, как потом выяснилось, на всю ночь и большую часть следующего дня. Очнулись мы в большой пустой глубокой ванне; лепеча все, что приходило в голову.
Я имел счастье слушать, как они вчетвером пели, играли и сочиняли музыку.
Атмосфера весьма способствовала нашему наркотическому путешествию, потому что они всюду находили девушек, которые прятались под столами. Одна проникла в комнату для игры в пул[7] через окно, пока невменяемый Ринго пытался загнать шар в лузу, держа кий другим концом. «Другой конец? — говорил он. — А какая, к черту, разница?»
Когда кто–то вспомнил, что они не ели целый день, все отправились на кухню в поисках какой–нибудь пищи. Джон никак не мог справиться с ножом и вилкой, еда все время скользила по тарелке, и он все время опрокидывал ее на пол».
Этот эксперимент с ЛСД стал началом новой необъявленной эры для «Битлз». Эффект от ЛСД не проявился с очевидностью в течение первых нескольких месяцев, но пройдет не очень много времени, и его влияние сильно скажется и на их музыке, и на их мыслях.
Как только группа прибыла в Лос–Анджелес, многие из голливудского братства попытались познакомиться с ними. Список приглашений впечатлял, но только не битлов, которых совершенно не интересовали эти «зануды» — киноактеры. Однако Бриан понимал важность популярности среди голливудской знати и предложил компании «Капитол Рекордз» устроить для них гала–концерт. Вечер был организован в саду дома исполнительного директора «Капитол Рекордз» на Беверли–Хиллз. Ребят усадили на четыре стула, установленных в ряд. Голливудские знаменитости выстроились в очередь, чтобы пожать им руки и поговорить с ними. Среди светил были Гручо Маркс, Тони Беннет, Ричард Чемберлен, Джим Бэрри, Рок Хадсон, Дин Мартин, Джеймс Стюарт, Грегори Пек и Кирк Дуглас. Некоторых знаменитостей битлы настолько очаровали, что они встали в очередь по второму разу.