- Кто хочет погулять во славу святой Барбары, должен не лениться.
Большинство наших женщин старались изо всех сил, вызывая насмешливое одобрение надзирателей.
Они думали, что мы надрываемся ради нескольких часов праздника. Пусть... Хорошо смеется тот, кто смеется последний...
Я уже представляла себе, как все произойдет. Теперь, когда мы ехали на работу через лес, внимательно приглядывалась к местности.
В овраге или под мостиком, а скорей всего, за густым колючим кустарником притаятся стрелки-франтиреры. Подойти им не трудно. У нас в Белоруссии немцы вырубали все вокруг лагерей и своих гарнизонов, - боялись партизан. Здесь же не тронули ни лес, ни кустарник.
По утрам с низин поднимался туман. Такой плотный, что мы даже на крутых поворотах не видели хвост нашего длинного поезда. Хорошо бы такая погода удержалась до "дня Барбары".
Мысленно я проверяла - все ли у нас подготовлено? Когда в поселке во время танцев заиграют "Вальс Клико", в бараке надо будет успеть, не поднимая шума, ликвидировать блоковых и дежурных капо... Мы припасли два больших ножа. Маша стащила их на кухне. У Нади была припрятана пика отбойного молотка, мне обещали дать револьвер... Неизвестно, кто им сможет воспользоваться? Я-то ведь должна буду петь на празднике.
Мы, конечно, не верили, что всем желающим разрешат пойти в шахтерский поселок, даже под охраной. Об этом нечего было и думать. Пустят только участников концерта, за которых поручились вольнонаемные. Пока из женщин намечались я и Маша-черная. Еще Ахмед-алжирец и двое украинцев из мужского блока, мне не знакомые.
Как готовился праздник в поселке, мы тоже толком не знали. Об этом Франсуа может рассказать, - он там помогал.
Франсуа:
Готовились не совсем так, как обычно к этому дню. Раньше, еще до войны, каждый поселок старался блеснуть искусством танцев и пения, придумать больше остроумных шуток, собрать лучших девушек. Каждый отстаивал честь своей шахты.
Делегации на велосипедах, украшенных лентами, ездили смотреть праздники в соседних поселках. Потом целый месяц посмеивались над неудачниками... Было хорошее веселое время.
Теперь все напоминало пародию. Словно вдруг состарившиеся люди не хотели расстаться со своей шаловливой юностью.
Центр веселья намечался, как обычно, возле церкви. Зрители могли расположиться на каменных ступенях лестницы и цоколе ограды. Внизу хорошее место для состязания бегунов в мешках. Немного покатое и скользкое, - тем лучше. Когда храбрецы влезут в мешки и по сигналу начнут скакать наперегонки, кто-нибудь обязательно покатится с бугра вверх тормашками. Тут все останутся довольны. Рядом на поляне футбол на велосипедах. Не очень-то разгонишься, зато всем видно.
Для танцев на приз, почти у самого моего дома, - я жил возле церкви, сколотили эстраду с аркой, украшенную зеленой гирляндой. На фронтоне я нарисовал смешную корону...
Если говорить правду, помогал я, не веря, что праздник удастся. Уж очень тоскливое было время. Но мой разговор с мадам... И потом, мне захотелось войти в эту компанию. Ненадолго... А вернуться к самому себе никогда не поздно. Выход, не требующий головоломки. Еще меня прельщала новинка. Выступление пленницы... Тут я решил постараться.
Надо было подумать о платье. Правда, выйти в костюме каторжанки оригинально. Но товарищи не согласились со мной, а жаль... Представляете, выходит женщина в полосатой куртке и брюках, на ногах тяжелые сабо... В ней видят несчастную жертву, женщину, лишенную всех прав своего пола, а она... поет о любви. Мадам лямур поет о любви... Charmant!*
______________
* Прелестно! (франц.)
Все убеждаются, как она хороша. Сквозь униформу пленницы пробивается ее очарование. И заметьте, она знала свою скрытую силу, рассчитывала на нее, когда согласилась петь. Иначе кто бы рискнул? Она собиралась обрушить эту силу на нас...
Люба:
Боже мой! Франсуа, о чем вы говорите? Мне и в голову не приходило... Я готовилась совсем к другому. Буду я петь или нет, уже не имело значения. Больше того, я подумывала, как избавиться от выступления, потому что вдруг поняла: мне нужно остаться в бараке. Я боялась, как бы в последний момент наши женщины не растерялись... Я мечтала не о платье - о револьвере... А он - о платье, о какой-то силе...
Франсуа:
Нет, мадам, позвольте мне... Здесь интересны подробности. Не думайте, что так легко было достать приличное платье, туфли, да еще сговориться с аккомпаниатором. Неужели вы не помните, как я проводил заочные репетиции? Вы напевали мне мотив, а я перепевал гитаристу. Очень способный парень, он сразу схватывал... Куда как проще обстояло дело с парикмахером. В мужском блоке их оказалось четыре. Причем двое дамских. Отбывали наказание за подделку духов.
Voila! Я выбрал самого знаменитого. Парижанки называли его "Mon petit" - "Малыш". Этакий парижский воробей, но дело свое знал. В женском бараке был свой "дамский мастер", да разве кто мог сравниться с Малышом?
Нашелся и театральный костюмер. В этом лагере, если хорошенько копнуть, можно было составить неплохую компанию для любого спектакля.
Итак, все обещало несомненный успех. Я ждал его в прекрасном расположении духа, и если бы не этот длинноногий кретин Шарль-Поль...
Люба:
Ну, при чем тут бедняга Шарль? Разве в нем дело? Мне кажется, Франсуа, теперь-то о нем можно сказать доброе слово... Вот уже действительно - скачи хоть в рай, а должок отдай.
Франсуа:
Безусловно... "De mortuis aut bene aut nihil"*. Но я хочу рассказать, чего он стоил нам, пока жил. Когда был полицейским. Два слова, иначе не понять, с кем мы имели дело.
______________
* "О мертвых или хорошо, или ничего" (лат.).
Это был не очень редкий тип среди наших крестьян. Длинный, жилистый, немного сутулый, с маленькими жадными глазками. Крестьянин, потом солдат и наконец полицейский... Менял он только одежду, форму, но в любой оставался самим собой. Он только открывал рот, и становилось ясно, что перед вами упрямый бретонец, соглашающийся лишь с тем, что ему выгодно. Действующий обособленно, на свой страх и риск.
Нет, он не уходил от людей, наоборот. Он маячил в каждой толпе. Он обязательно влезал в спор третьим, когда еще не иссякло терпенье двоих. Ничего не уступая своего, он очень умело приспосабливался к обстановке. Нюхом чуя, куда будет дуть ветер... Я-то его раскусил, когда этот человек встал между нами. Вы скажете, это касалось только меня? Скажете - ревность или что-то в этом роде, но вспомните, сколько волнений доставил он вашему комитету? Мы очень удивились, просто были поражены, узнав о победе над Шарлем. Его победила любовь, мадам Любовь... Простите мою манеру выражаться, но слова стоят так близко...
Люба:
Дело не в словах. И не во мне... Франсуа ненавидел Шарля, это правда. Неверно только, что Шарль был до конца таким, как о нем рассказал Франсуа... Я не отвечаю за подробности. Память не может всего удержать. Прошло столько лет... Но иногда, по каким-то скрытым от нас законам, вдруг поднимается забытое, как отава на скошенном лугу, свежая, без нанесенной пыли... Я вспоминаю день праздника, словно он был вчера. Утром стало ясно, что немцы посмеялись не только над нами, но и над французскими шахтерами. Они не запретили праздник. Это было бы слишком просто и могло вызвать возмущение. Нет, они "помогли лучше его организовать", как объяснил герр Индюк-комендант.
Уж что-что, а это они умели.
Всю ночь слышался грохот машин, окрики немецких офицеров. По нашим окнам скользили лучи прожекторов... Еще до того, как выйти на аппель, мы поняли, что готовится какая-то серьезная операция. Лагерь оказался окруженным солдатами. За ними виднелись бронемашины. Причем мы сразу обратили внимание, что на нас направлены стволы только постоянной охраны, а прибывшие ночью построены спиной к лагерю.
После проверки нас не повели на работу. Вернули в барак. Блоковые не спускали с нас глаз.
Все же нам удалось собрать комитет. Что значит "собрать"? Легли рядом на нарах и шепотом обсудили обстановку. Все складывалось худо. Гестапо что-то пронюхало. Если шахтеры начнут праздник и подойдут партизаны, они попадут в ловушку. Знает ли об этом дядюшка Жан или кто-нибудь из организаторов? Предупредить их мы могли только в шахте, но в шахту сегодня, скорей всего, мы не попадем. Как проскочить из окруженного лагеря?
Предупреждать не понадобилось. К полудню на территорию лагеря пригнали шахтеров и жителей поселка. Дядюшка Жак сам увидел, что происходит.
Индюк-комендант распустил хвост перед шахтерами. "Вы хотели отметить день патронки Барбары вместе с теми, кто работает с вами в шахте. Биттэ, мы идем вам навстречу. Здесь будет удобней, здесь все готово..."
Что могли сделать шахтеры? Только подчиниться. Кажется, это и посоветовали своим товарищам организаторы праздника. На большом плацу с уцелевшими спортивными снарядами старых казарм шахтеров - некоторые пришли с женами и детьми - разместили на скамьях. А нас, лагерных, усадили просто на песок. Каждый барак отдельно. Между нами и вольными - автоматчики. Вокруг плаца проволока, за ней солдаты.
Итак, все было готово для праздника. В конце плаца невысокая эстакада превращена в площадку для концерта. Ее украсили фашистскими флагами. Рядом лагерный оркестр, музыканты в парадных мундирах. В стороне две бочки пива, обвитые хмелем...
Вот ведь что придумали, одним выстрелом двух зайцев убить. И шахтерский праздник не срывать, и франтиреров в ловушку поймать.
Расчет был прост. Партизаны, выступив в условленный час, наткнутся не на лагерную охрану, а на сильные воинские соединения. К тому же под обстрел неминуемо попадут и заключенные, и свои же шахтеры, женщины, дети... Все они сидели молча, подавленные неожиданным поворотом праздника. Поглядывали в сторону поселка, своих оставленных домов, куда прошел под музыку взвод немецких солдат. Порывы ветра доносили звуки духового оркестра. Солдаты шли к поселку. Зачем?
Франсуа:
Я знал, зачем. Видел, что там творилось. Мне с двумя товарищами пришлось скатать на велосипедах домой, чтобы привезти кое-какой реквизит на новое место. Праздник есть праздник, не было смысла спорить, где его начинать. Тем более что многие шахтеры хотели развлечь пленников, работавших с ними бок о бок в шахте...