Сталинабад, Надеждинск,
Ленинабад, Устинов,
Ленинск, Ленино,
Ленинград, Ильичевск,
Молотовобад, Жданов,
Кировабад, Загорск,
Андроповск и т. д.
Где, спрашиваю тебя?
Конечно, Ильич тут не при чем. И Сталин тут не при чем. Но такие, как ты, подпевалы попугаистые, нарвались на собственную подлость. Глубокоуважаемый товарищ Раздолбушин, ты возмущаешься стихотворением Сергея Филатова, соратника Бориса Ельцина, сына поэта Александра Филатова, стихотворением о Ленине и о Мавзолее. Тебя гневят слова и строки:
Недовольный мятежник (?)
прищурясь, недрёмно лежит,
Одинокий, как тайна (?),
морозною тишью студимый (?).
Вдруг наклеит бородку
и вновь кочегаром сбежит (?),
За трагедии проклят (?),
но все же пока не судимый...
Ты удивляешься: “Почему Ленин мятежник, когда он революционер?” А не мог бы, ты, текстолог и филолог, спросить у Сергея Есенина:
Откуда закатился он,
Тебя встревоживший мятежник?
Дальше ты вопрошаешь: “Что такое “недрёмно” и “студимый”? Учитель наш и судия, Некрасов-то, вспомни школу:
Однажды, в студёную, зимнюю пору,
Я из лесу вышел...
А “недрёмно” — песня:
Метелица недрёмная
Дорогу замела...
А что же касается политики и революции, некоторых святых ее вожаков, то давай с тобой вместе прочитаем у Сергея Есенина:
...К чему разговоры?
Ну что же, ну что же нам дали взамен?
Пришли те же жулики, те же воры
И вместе с революцией всех взяли в плен!..
Как Вы себя чувствуете, Владимир Сергеевич Бушин, на пенсии и на даче? Я вот без перерыва отработал 53 годика на Россию. И чувствую себя замечательно. Пенсии боюсь. Квартиры боюсь. Дачи боюсь. Работу бросить боюсь. Рубль наш — копейка. А пенсии наши — блеф. А ЖКХ наше — улыбка олигарха... Ехидная. Издевательство над коренными народами.
Вот у меня и — два Ленина. Первый — родной Ильич. Второй — Троцкий. Зачем ты охаиваешь поэта Александра Филатова? Он — воспитанник Феликса Дзержинского, твоего кумира, сирота. Поэт он — светлый, добрый, его поэма, посвященная не членам Политбюро, как ты хамски утверждаешь, а Татьяне Федоровне, святой маме бессмертного Сергея Есенина:
Платок отряхнула дареный,
Ослабила узел тугой,
Блеснула глазами на Джона —
И дверь распахнула ногой.
В углу загремела посуда,