Ведь за семьдесят лет не пошли человечеству впрок
Ни расстрелы, ни тюрьмы, ни армий кромешные бойни.
Недовольный мятежник, прищурясь, недрёмно лежит,
Одинокий, как тайна, морозною тишью студимый,
Вдруг наклеит бородку и вновь кочегаром сбежит,
За трагедии проклят, но все же пока не судимый.
Он разрушил надежду и впредь не воскреснет земля,
Стал народ полунищим, бесправным, хмельным неулыбой.
Кровь удушенных сел, клокоча, дотекла до Кремля,
Проросла Мавзолеем, угрюмою каменной глыбой.
Говорят, по ночам он по кладбищам рыскает сплошь,
Но никто не дает ему рядом обычного места,
И, отвергнутый Богом, на Каина злого похож,
Возвращается в сумрак легенд и венков, и ареста...
Справа бюсты и слева соратников и палачей.
Снег над площадью Красной волос моих белых белее.
И лежит, он, один, за торжественной дверью ничей
В саркофаге железном багровой скалы Мавзолея.
Я, слагавший стихи и тоскующий в детстве о нем,
Призываю сограждан: “Ему и казнительной свите,
Чтобы нас не спалила природа небесным огнем,
Вы скостите грехи и в могилу его опустите!”
Опустите в могилу, скостите, скостите грехи
И ему и себе — покаянием горе измерьте.
Мать склонилась к ребенку, далеко трубят петухи,
А за русским курганом заморские прячутся черти.
Опустите в могилу, да сгинут в нее лжевожди,
Трибуналов творцы, корифеи эпохи безгласной.
И простонут ветра, просверкают, ликуя, дожди,
И воспрянет свобода над вечною площадью Красной!
Сергеич, а смог ли ты подсчитать, сколько расстреляно членов ЦК и членов Политбюро? И не смог ли бы ты подсчитать, сколько вчерашних партбоссов сегодня в губернаторах и в олигархах? Странно, что ты возмущен жестокостями Корнилова и Колчака. Хе-хе-хе. Мавзолей стоит, а сотни и сотни тысяч скелетов, родных воинов русских, и сегодня не погребены... И Дом Советов расстреливали, повторяю, кремлевцы! А кто сейчас хозяин?
На хуторе моем, вечеруя, доверительно пели вдовы:
Хорошо нам на селе
После братской драки,
Ленин ездит на козле,
Троцкий — на собаке!
Но у меня — два Ленина. О первом я в школе искренне зубрил наизусть:
Когда был Ленин маленький,
С кудрявой головой,
Он тоже бегал в валенках
По горке ледяной.
А мой отец, обучая меня сажать сосенки, вздыхал: “Эх, сынок, сынок, вот станешь ты седым, как я, в нашей армии служить будет некому, бабы рожать детей перестанут!”... Это — 1945 год. А в 1975 году Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев ликовал перед французским журналистом, что в республиках СССР большой прирост населения, забыв о русском народе.
Мы, слушатели Высших Литературных Курсов и студенты Литературного Института в 1963 году на одном из партсобраний гневно выразили беспокойство по поводу убывания русского и коренных народов России, и мгновенно зачислили нас райкомовцы в антисоветчики. Демократы 16 лет подражали пустоголовому ликованию Брежнева, а русский народ уходит и уходит...