Лавр им дай и нимб сообрази.
Все хотят быть первыми: а ты...
Ты — поэт последний на Руси.
Спасибо, Володя!
Благодарю тебя, брат!
Юрий Львович Прокушев письмом добрался до Генерального Секретаря КПСС Горбачева, защитив мою поэму “Бессмертный маршал”, о Г.К. Жукове от запрета тринадцатилетнего!.. Прокушев не побоялся дать мне оценку, которая ни днем, ни ночью не дает покоя поклонникам Бродского и Рейна, набрасывающимся на меня многие годы. Даже Михалков, будучи Председателем СП России, жаловался на меня и на поэму Зимянину, члену Политбюро ЦК КПСС. А Юрий Прокушев с трибун говорил: “Блистательным творцом этого чудесного художественного Мира в Слов стал выдающийся писатель современности Валентин Сорокин — несомненно, вершинный поэт нашего времени, под стать колокольне Ивана Великого.” Ну, пожалуйста, скажите, как такое выноситьлитгаишникам? Вот ведь — русский Сорокин, а не Бродский и Рейн у знаменитого Прокушева в чести? Безобразие.
Известнейший публицист Александр Байгушев вспоминает сегодня: “Мы навзрыд рыдали, слушая Сорокина. Триумф тогда у молодого, красивого, “фактурного” уральского казака, обладавшего прекрасными ораторскими способностями, как Владимир Маяковский, был у нас, в “русских клубах” бешеным.”
Я, русский поэт Валентин Сорокин, заявляю: “Меня, травили, на меня клеветали, меня провели через политический суд КПК при ЦК КПСС, меня снимали с должностей, опять назначали и снова травили, премировали и замалчивали, грозили, даже сбили с ног и на обеих руках моих — пальцы каблуками переломили, а я любил и люблю Россию! Служу России! Защищаю Россию! Пою Россию! Молюсь за Россию! За какие заслуги меня хвалить сионистам? За какие заслуги меня восславлять космополитам? И за что опекать меня кремлевцам?..»
Никто не приглашал Владимира Бушина стучать на меня. Один раз из-за его стукачества “Советская Россия” извинилась передо мной. Бушин не может удержаться от заглядывания в чужие портфели, в чужие кровати, в чужие души: он — рождённый стучать и мазать грязью честных писателей. Пытался сделаться прозаиком — получился очерковый кляузник. Пытался сделаться лириком — оформился в неудержимого подробнейшего стукача.
А Бог обласкал нас вполне
И я благодарен за это:
Тебе — бородища, а мне —
Нелегкая доля поэта.
Мы оба теперь на виду
И к Господу нету вопросов:
Я в мир со стихами иду
И ты...
Но с баулом доносов!..
На грядках повымерших сёл
Ты яйца в ладонях качаешь,
Московский бездарный козёл,
О свежей капустке скучаешь?
Всю жизнь ты, седой блудослов,
Бодаешься — с кем ни придётся,
Не зря от таких вот козлов
Лишь клок бороды остаётся.
Да, брешет и бороду чешет!..
Дрожащими пятернями схватил Медаль Шолоховского Лауреата из рук Арсения Ларионова, а ныне — хихикает над Арсением Ларионовым. Ведь даже пусть Ларионов и виноват, но ты, Бушин, хотя бы вздохни, прежде чем хихикать и старчески попукивать: имя же Ларионова-то и над твоей давно не мытой, запашистой бородищею, Маркс Карлович, веется. Давно.
Пятый законный съезд МСПС избрал своим председателем Юрия Васильевича Бондарева, а его первым заместителем — Арсения Ларионова, и мы надеемся, что вместе с ними восстановим прекрасный ритм и смысл нашей работы на содружество литератур и коренных народов на утерянных просторах СССР, взорванного яковлевско-горбачёвскими цэрэушниками.
Мы надеемся на совместную крылатую дорогу, отравленную михалковско-кузнецовско-ганичевской ненасытностью — приватизировать и жульничать! Я пятьдесят три года проработал на отчей земле, занимая различные должности и посты, никогда ни у кого их не выпрашивая, и что же? Может — мне извиниться перед приватизаторами?
Спасибо тебе, Иисус Христос, за моих мать и отца, родивших четырех дочерей и четырех сыновей. Братья мои погибли. Но за меня, за мою дерзкую верность России, за русскую судьбу мою безоглядную и девять Огрызок не хватит. Последний брат мой Анатолий погиб в карьере у меня на глазах. Мне шел девятый год. Старший сын мой Анатолий, в память о брате так названный, погиб, но мне уже было далеко за шестьдесят...
Плачу, но не каюсь:
Не каюсь и не сожалею — что такой русский!
Не меняю Россию — на США и Израиль!
Не сравниваю Бродского с Есениным!
Свято xраню уважение к народам — соседям нашим!
Не путаю Сталина с Хрущевым!
Горькую иву, склоненную, люблю. Люблю метель, тихо шелестящую. Ночь люблю, весеннюю, звездную, большеглазую. Люблю небо высокое и радугу — над головою!
Я верных жду, за мною нет погони:
Рабы
вздохнуть свободно не хотят,